Она шла по набережной, и ветер — как будто чужая память — бесцеремонно расстёгивал пуговицы на её пальто.
Вдоль спины проходил холод, как когда-то в детстве — когда мать, сердитая, обиженная жизнью, отталкивала её рукой, не замечая, что девочка не в шубке, а в майке. Тогда она тоже не плакала. Тогда она научилась, что боль — это не повод жаловаться, а знак, что тебя любят, просто по-своему. Теперь она была взрослой женщиной.
И любила мужчин, которые говорили: «Ты слишком чувствительная»,
которые не перезванивали,
которые смотрели мимо,
но пахли знакомо — тоской по материнской ласке, которой не было. Когда она впервые услышала про это соединение — Венера с Хироном — она усмехнулась. Так говорят о чём-то мифическом, а не о том, что скребётся по ночам в груди. Венера — любовь, да. А Хирон… разве он не тот, кто лечит, не будучи исцелённым сам? Вот и она: лечила.
Согревала.
Слушала, как у него умерла собака в детстве, как его бросила девушка в университете, как он боится привязанности.
А п