Жизнь атеиста устроена с удивительной жестокостью и удивительной честностью одновременно. У верующего есть уютная страховка: оступился - раскаялся - получил прощение, и можно снова смело идти и повторять ошибки, ведь счётчик обнулён. У нас, атеистов, такой услуги нет, и каждое неправильное слово, каждая несправедливость остаются с нами навсегда, как неумолимая тень, которая следует по пятам. Нет кассы возврата, нет божественного бухгалтера, который спишет дебет с кредитом, зачтёт добрые дела против злых и милостиво закроет баланс души. Всё, что сделано, остаётся в книге под названием "Жизнь", и только он сам может оценить последствия своих поступков.
С одной стороны, это тяжело. С другой - это даёт удивительную свободу: никто не написал свод правил, нет перечня "так делать, а так нельзя", никто не диктует моральные границы, кроме собственной совести. Мораль атеиста рождается не из догм, а из опыта, наблюдения и заботы о тех, кого он ценит. Он учится не потому, что так сказал кто-то сверху, а потому что причинять зло реально больно - и другим, и самому себе. Ирония в том, что верующий может грешить с известной долей оптимизма, зная о запасной кассе прощения, а атеист вынужден быть приличным сразу и без скидок. Никто не наблюдает, никто не одобрит или не отменит поступок - кроме него самого.
Так рождается этика без небес, более строгая и честная, чем любая догматическая. Если Бога нет, нет на кого свалить вину, не к кому обращаться за снисхождением и не на кого возложить свои страдания. Остаётся только человек, сам себе архитектор, судья и иногда палач. И в этой суровой прозрачности проявляется удивительная красота - именно лишённый "кнопки прощения" человек вынужден быть честным. Не потому что так велят законы или заповеди, а потому что иначе просто не выдержит самого себя, и это делает его мораль по-настоящему его собственным творением, со всеми сомнениями, страхами и, парадоксально, свободой.