— Я переписала квартиру на твоё имя, дорогая, — свекровь поставила передо мной папку с документами так аккуратно, словно это была бомба с часовым механизмом.
Я застыла с чашкой чая в руках. Мы сидели на её кухне, в той самой трёхкомнатной квартире в центре города, где Павел вырос, где каждый угол хранил воспоминания его детства. Лидия Петровна смотрела на меня с улыбкой, но в её глазах плясали холодные искорки.
Павел сидел между нами, и я видела, как напряглись его плечи. Он явно не знал об этом решении матери.
— Мам, что ты говоришь? — выдохнул он. — Какие документы?
— Дарственная, сынок. Я всё продумала. Мне уже шестьдесят восемь, пора позаботиться о наследстве. И я решила, что квартира должна принадлежать Ольге.
Она произнесла моё имя с особой интонацией, растягивая гласные. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. За три года нашего брака Лидия Петровна ни разу не сделала мне подарка дороже коробки конфет. А тут — квартира стоимостью в несколько миллионов.
— Но есть одно маленькое условие, — продолжила свекровь, открывая папку. — Вместе с дарственной я подготовила договор пожизненного содержания с иждивением. Это значит, что квартира переходит в твою собственность, но я остаюсь здесь жить. И ты, как новая хозяйка, берёшь на себя обязательства по моему полному обеспечению.
Она выложила на стол толстую пачку документов, исписанных мелким шрифтом.
— Здесь всё расписано: питание по специальному меню, которое я составила с врачом-диетологом, ежедневная влажная уборка, сопровождение к врачам, покупка лекарств по списку, оплата санаторного лечения два раза в год. И, конечно, ежемесячное содержание в размере семидесяти тысяч рублей.
Павел схватил документы и начал быстро листать страницы.
— Мам, ты с ума сошла? Это же... это кабала какая-то!
— Это забота о матери, — холодно поправила его Лидия Петровна. — Или ты считаешь, что я не заслужила достойной старости? Я всю жизнь работала, чтобы купить эту квартиру, растила тебя одна после того, как твой отец нас бросил. А теперь, когда я хочу обеспечить себе спокойную старость, ты называешь это кабалой?
Она промокнула глаза платком, хотя я не видела там ни единой слезинки.
— Конечно, если Ольга не готова взять на себя такую ответственность, я пойму. Значит, она не считает меня частью семьи. Тогда я просто продам квартиру и перееду в дом престарелых. Хороший, частный. Там обо мне позаботятся чужие люди за мои же деньги.
Павел побледнел. Я знала, как он любит мать, несмотря на все её странности. Мысль о доме престарелых была для него невыносима.
— Оля, может, посмотрим документы внимательнее? — повернулся он ко мне. — В конце концов, квартира действительно дорогая...
Я смотрела то на мужа, то на свекровь. Лидия Петровна сидела с видом оскорблённой добродетели, но я замечала, как внимательно она следит за моей реакцией. Это была ловушка, я чувствовала это каждой клеточкой. Но какая именно?
— Давайте я заберу документы домой и внимательно изучу, — предложила я спокойно. — Это серьёзное решение, нужно всё обдумать.
— Конечно, дорогая, — улыбнулась свекровь. — У тебя есть три дня. Нотариус ждёт нас в пятницу.
Дома я разложила документы на обеденном столе и начала читать. Павел сидел рядом, нервно барабаня пальцами по столешнице.
— Слушай, может, согласимся? — начал он. — Квартира стоит минимум восемь миллионов. Даже с учётом расходов на маму, это выгодная сделка.
— Паша, ты читал пункт про ежедневную отчётность? — я ткнула пальцем в одну из страниц. — Твоя мама требует, чтобы я каждый вечер предоставляла ей подробный письменный отчёт о проделанной работе. С чеками, фотографиями и расписанием на следующий день.
— Ну, она просто хочет быть уверенной...
— А это? — я перелистнула несколько страниц. — Право свекрови проверять качество уборки в любое время суток. Включая нашу спальню. И право требовать переделать, если что-то не устроит.
— Оля, ну она же пожилой человек, у неё свои привычки...
Я отложила документы и внимательно посмотрела на мужа.
— Паша, твоя мама превращает меня в прислугу. Официально, по документам. И ты это понимаешь.
Он отвёл взгляд.
— Но если мы откажемся, она правда может продать квартиру. Это же наше наследство...
— Наше? — я усмехнулась. — По документам владельцем буду я. И все обязательства — тоже на мне. А что будешь делать ты?
Павел молчал. И в этом молчании я услышала ответ. Он будет делать то, что делал всегда — лавировать между мной и матерью, стараясь никого не обидеть. И в результате страдать буду я.
На следующий день я отправилась к юристу. Андрей Михайлович, седовласый мужчина с внимательными глазами, долго изучал документы, периодически хмыкая.
— Интересно составлено, — наконец сказал он. — Юридически всё чисто. Но есть нюансы. Видите этот пункт про форс-мажорные обстоятельства? Если вы не сможете выполнять обязательства по состоянию здоровья, беременности или другим уважительным причинам, свекровь имеет право требовать компенсацию за наём помощницы.
— То есть, если я заболею, я должна буду платить ей?
— Именно. И ещё вот что, — он указал на последнюю страницу. — Срок договора — пожизненный, но есть условие о расторжении. Если вы разведётесь с её сыном, договор автоматически расторгается, и квартира возвращается к ней. Вы останетесь ни с чем, даже если к тому моменту ухаживали за ней много лет.
Я почувствовала, как кусочки мозаики встают на свои места.
— То есть она фактически покупает власть надо мной?
— И гарантию, что вы не разведётесь с её сыном, — кивнул юрист. — Очень хитро придумано. Могу предложить вам встречный вариант. Составим дополнительное соглашение с вашими условиями.
Я слушала его предложения и понимала: началась игра. Игра, в которой ставкой была моя жизнь на ближайшие двадцать-тридцать лет. И я не собиралась проигрывать.
Вечером я показала Павлу дополнительное соглашение, которое подготовил юрист.
— Что это? — нахмурился он.
— Мои условия. Если твоя мама хочет договор, пусть будет договор. Но обоюдный.
Он начал читать, и его брови поднимались всё выше.
— Ты требуешь, чтобы мама вела домашнее хозяйство? Готовила обеды?
— Только обеды, и только в будние дни. Она же будет дома целый день, а я буду работать, чтобы обеспечивать её содержание. Это справедливо.
— А это что — график посещений?
— Твоя мама сможет заходить в нашу спальню только раз в неделю, во время генеральной уборки. И только в моём присутствии. Паша, если она хочет контролировать мою работу, я имею право на личное пространство.
Павел отложил документы.
— Она никогда на это не согласится.
— Тогда и я не соглашусь на её условия.
Он вскочил и начал ходить по комнате.
— Оля, ты не понимаешь! Мама может действительно продать квартиру назло! Она упрямая!
— А я, по-твоему, должна превратиться в бесплатную сиделку с пожизненными обязательствами?
— Не бесплатную! Квартира же будет твоя!
— Если мы не разведёмся, — жёстко сказала я. — Ты читал этот пункт? Твоя мама фактически покупает гарантию, что я от тебя не уйду, что бы ты ни делал. Потому что потеряю всё.
Павел остановился и уставился на меня.
— Ты хочешь со мной развестись?
— Я хочу иметь право на выбор! Паша, твоя мама пытается поставить меня в полную зависимость. И ты это поддерживаешь!
— Я просто пытаюсь найти компромисс!
— Нет, ты пытаешься усидеть на двух стульях! Как всегда!
Мы разругались. Впервые за три года брака Павел ушёл ночевать на диван. А утром позвонила Лидия Петровна.
— Ольга, Павлик рассказал мне про твои... дополнения. Я готова обсудить некоторые пункты. Приезжай.
Я приехала с папкой документов. Свекровь встретила меня в парадном костюме, словно на деловых переговорах.
— Я согласна готовить обеды, — начала она. — Но только простые блюда. И никакой уборки после готовки.
— Договорились. Но тогда я буду делать генеральную уборку только раз в неделю, а не каждый день.
— Два раза в неделю.
— Полтора. Один раз генеральная, второй — поддерживающая.
Мы торговались три часа. Каждый пункт обсуждался, как на международных переговорах. Лидия Петровна оказалась жёстким переговорщиком, но и я не уступала. В конце концов мы пришли к соглашению, которое устраивало обе стороны. Вернее, не устраивало, но обе были готовы его подписать.
— Знаешь, Ольга, — сказала свекровь, когда мы закончили, — я не ожидала от тебя такой... деловой хватки.
— А я не ожидала от вас такого предложения, Лидия Петровна.
Мы посмотрели друг другу в глаза, и впервые за три года я увидела в её взгляде что-то похожее на уважение.
В пятницу мы пошли к нотариусу. Павел был мрачнее тучи, но молчал. Нотариус, полная женщина с усталым лицом, долго изучала наши документы.
— Интересная конструкция, — пробормотала она. — Но законная. Вы все понимаете последствия?
Мы кивнули.
— Хорошо. Но я обязана предупредить: такие договоры часто становятся причиной семейных конфликтов. Вы уверены?
— Мы всё обсудили, — твёрдо сказала Лидия Петровна.
Подписание документов заняло полчаса. Когда всё было закончено, нотариус вручила мне свидетельство о праве собственности.
— Поздравляю, теперь вы владелица квартиры. И помните об обязательствах.
Первый месяц был адом. Лидия Петровна проверяла каждую мелочь. Она ходила за мной с блокнотом, записывая все нарушения. Пыль на плинтусе — минус балл. Обед подан на пять минут позже — минус балл. В конце недели она подводила итоги и требовала объяснений.
Я терпела и тоже вела записи. Свекровь не приготовила обед — нарушение пункта 3.2. Зашла в спальню без предупреждения — нарушение пункта 5.7. В конце месяца я предъявила ей свой список.
— Что это? — возмутилась она.
— Ваши нарушения договора. Согласно пункту 8.4, за каждое нарушение полагается компенсация в размере тысячи рублей. С вас двенадцать тысяч.
— Это шантаж!
— Это договор, который вы сами составили.
Лидия Петровна смотрела на меня, как на опасного противника. Потом вдруг рассмеялась.
— А ты не промах, девочка. Ладно, вычти из содержания.
С этого дня что-то изменилось. Мы продолжали следовать договору, но появилось взаимное уважение. Свекровь перестала придираться к мелочам, а я начала готовить блюда, которые ей действительно нравились, а не просто соответствовали диетическому меню.
Павел наблюдал за нашими манёврами с растущим изумлением.
— Вы что, подружились? — спросил он однажды, застав нас за совместным чаепитием.
— Мы научились договариваться, — ответила Лидия Петровна. — Твоя жена оказалась достойным противником. То есть, партнёром.
Через три месяца случилось неожиданное. Я почувствовала себя плохо и пошла к врачу. Вернулась домой с ошеломляющей новостью — я беременна.
Лидия Петровна встретила эту новость молчанием.
— Согласно договору, — медленно сказала она, — во время беременности вы можете не выполнять часть обязательств. Но должны компенсировать...
— Лидия Петровна, — перебила я. — Давайте поговорим не как участники договора, а как будущие бабушка и мама?
Она посмотрела на меня долгим взглядом.
— Ты понимаешь, что ребёнок всё изменит?
— Понимаю. И готова пересмотреть условия. Но и вы должны понять — теперь речь не только обо мне. Вашему внуку нужна здоровая мама, а не загнанная домработница.
Вечером Лидия Петровна пришла в нашу комнату с папкой.
— Я подумала, — сказала она. — Договор можно изменить. Убрать обязательства на время беременности и первый год после родов. А потом... посмотрим.
— А квартира?
— Квартира остаётся твоей. Теперь это дом моего внука. Но знаешь что? Давай оформим всё по-другому. Разделим право собственности — тебе две трети, мне треть. И никаких обязательств, кроме одного — жить в мире.
Я не сразу нашлась с ответом.
— Почему вы передумали?
— Потому что ты доказала — ты не золотоискательница, которая хочет отобрать квартиру. Ты готова была выполнять этот сумасшедший договор. И потому что... я устала воевать. Хочу быть бабушкой, а не надзирателем.
Через неделю мы снова пошли к нотариусу. На этот раз с новыми документами — простыми, человеческими, без пунктов и подпунктов.
— Вы точно те же люди, что были три месяца назад? — удивилась нотариус.
— Те же, но поумневшие, — улыбнулась Лидия Петровна.
Сейчас прошло полтора года. Наш сын растёт в квартире, где каждый чувствует себя дома. Лидия Петровна оказалась заботливой бабушкой, а не деспотичной свекровью. Она до сих пор любит всё контролировать, но теперь это касается в основном температуры смеси для внука и качества подгузников.
Иногда мы вспоминаем наш договор и смеёмся. Павел до сих пор не может поверить, что две женщины, которых он любит, смогли превратить бюрократическую войну в мирные переговоры.
— Знаешь, — сказала мне недавно свекровь, укачивая внука, — я ведь специально составила такой жёсткий договор. Хотела проверить, на что ты готова ради семьи. Не думала, что ты ответишь встречным ударом.
— А я не думала, что вы способны признать поражение.
— Это была не капитуляция, дорогая. Это была ничья. Самая выгодная ничья в моей жизни.
Я смотрю на неё, на своего мужа, на сына, и понимаю — она права. В этой странной игре с договорами и условиями мы все победили. Потому что научились главному — слышать друг друга и искать компромиссы. Даже если для этого пришлось сначала расписать всё по пунктам.