Есть семейные драмы, которые разворачиваются стремительно, как стихия. А есть другие — те, что вызревают два десятилетия, чтобы в итоге грохнуть с такой силой, что осколки разлетаются по всем глянцевым журналам и ток-шоу. История Романа и Елены Товстиков — именно такая. Это не скандал. Это — итог.
И теперь, когда суд официально поставил точку в их 22-летнем браке( ой в 18, а еще несколько лет Лена уводила будущего мужа у другой), на сцену выходят те, кто все эти годы молчаливо наблюдал из-за кулис. Отец Романа, Владимир Товстик, впервые откровенно высказался о бывшей невестке. И его слова — это не просто гнев. Это — хроника предсказанного падения.
«Я 20 лет назад понял, что они разведутся»: Пророчество свекра
Когда твой собственный отец с самого начала не верит в твой брак — это тревожный звоночек. Когда же его мрачные предчувствия сбываются спустя два десятилетия — это уже приговор.
Владимир Товстик не скрывает: для него развод сына не стал неожиданностью. Он назвал всё своими именами ещё тогда, когда молодые только начинали совместную жизнь.
«Я 20 лет назад понял, что они когда-нибудь разведутся. Нехорошая девочка, очень нехорошая,* — без обиняков заявил Владимир в интервью изданию. — [Елена] вроде как пыталась учиться. В институте за неё всё девочки решали. Она платила, а они ей писали контрольные.»
Даже такая мелочь уже выдает человека, который стремится получить выгоду любой ценой, желательно не сильно напрягаясь.
Первый акт этой семейной саги разворачивался на глазах у будущего свекра. Молодая пара какое-то время жила с Владимиром и его супругой Галиной. И уже тогда, по его словам, приходилось «всячески стараться закрывать глаза на всё».
Но самое поразительное — это не то, что свекор с самого начала разглядел суть характера невестки. А то, что он молчал все эти годы, пока та «прокувыркалась в парикмахерских, в дорогих платьях, с юга не вылазила» за счёт его сына. Его молчание лопнуло лишь тогда, когда развод Романа и Елены стал достоянием общественности.
«Мама только по парикмахерским бегает»: Шесть детей и материнская пустота
Самое страшное обвинение, которое звучит из уст Владимира Товстика, касается не денег и не измен. Оно касается материнства. Шестеро детей. Шестеро маленьких вселенных, которые, по словам деда, так и не узнали, что такое настоящая материнская любовь.
«Нарожала шесть детей и никого не любит, — с горечью констатирует он. — Она сама себе могилу роет, она такой человек. Есть люди, которые умеют быть ласковыми с детьми, сказки читать. Она не может. Она, возможно, хочет, но не умеет. Не дано ей Богом любить своих детей.
И складывается ощущение, что дети это чувствуют на интуитивном уровне. Присмотритесь к их семейным фотографиям, которых немало в социальных сетях. Внимательный взгляд всегда уловит те самые невербальные сигналы, которые красноречивее любых слов. Дети инстинктивно тянутся к тому, кто даёт им тепло и ощущение безопасности.
На снимках часто можно заметить, как старшие дети буквально разворачиваются плечом к Елене, их позы закрыты, взгляды устремлены в сторону от матери. В то же время, рядом с Романом они выглядят более расслабленными, открытыми. Это не значит, что они специально позируют против матери.
Это считывается подсознательно — мелочи, выдают глубинную правду отношений. Когда ребёнок ощущает эмоциональную холодность изо дня в день, год за годом, его тело начинает говорить за него. И старшие дети, которые «вообще терпеть её не могут», своим поведением на фото лишь подтверждают горькие слова деда. Это не сиюминутная обида, это результат многолетнего вакуума.
И словно в подтверждение его горьких слов, складывается портрет будней этой необычной семьи. Картина, далёкая от идеала рублёвской жизни.
«Дети не на улице, они одеты. Только одевает их папа, в садик водит папа, в школу ходит папа, а мама только по парикмахерским и по массажным салонам бегает целыми днями, — рассказывает Владимир. — Если на юг отдыхать едут — Елена к детям не подходит. С ними няньки сидят.»
А вот история с нянями — это отдельный эпизод, который многое проясняет в домашней атмосфере. Владимир упоминает, что нянь «там столько их сменилось». Это ключевая деталь! Постоянная, бешеная текучка домашнего персонала — это всегда тревожный симптом.
Это значит, что в доме царит невыносимая психологическая обстановка. Одна няня могла не сойтись характером, две — случайность. Но когда их «сменилось столько», что даже сам дед не берётся сосчитать, — это система. Это говорит о том, что Елена, по его словам, «всех сожрала», создала такие условия, в которых нормальный человек, тем более педагог, работать не может.
Няни подходили к ним с женой и жаловались: «Галина Васильевна, дядя Вова, мы не можем здесь работать. Вот мы учителя, всю жизнь проработали с детьми, но такого ада мы не видели.»
Фраза «такого ада» из уст опытных педагогов ко многому обязывает. Они видели разные семьи, но именно здесь столкнулись с чем-то, что перешло все границы. Шестеро детей, ротация нянь и отстранённая мать — эта формула красноречиво свидетельствует, что материнские обязанности были переложены на наёмных работников, которые, в свою очередь, не выдерживали и бежали.
Естественным итогом такой семейной атмосферы стала, по его словам, ответная реакция старших детей, которые мать «вообще терпеть не могут». И глядя на всю эту конструкцию, уже не удивляешься их чувствам. Дети — самые честные детекторы фальши.
Их не обманешь дорогими подарками или показными объятиями для фото. Они считывают истинное отношение, и старшие, повзрослев, просто начали отвечать той же монетой на многолетнее безразличие.
Слова заинтересованной стороны? Возможно. Но когда даже Гордон, которая ради пиара готова на все, поняла что ее ловко водили за нос и пора сворачивать удочки, сомнения в том что Елена "белая и пушистая" явно назревают.
Кто-то может сказать почему же тогда сам Товстик годами не уходил от супруги, но ситуации бывают очень разные. Мне приходилось видеть такие семьи, где вторые половинки превращают детей в инструмент шантажа, позволяющих держать мужей на коротком поводке.
Особняк за 600 миллионов: Слишком дорогая цена свободы
Когда рушится семья, всегда встаёт вопрос раздела имущества. Но когда речь идёт о миллиардерах, этот вопрос превращается в баталию с привлечением юристов, брачных контрактов и публичных обвинений.
По условиям брачного договора, Елене Товстик отошёл особняк стоимостью 600 миллионов рублей. Казалось бы, всё честно и цивилизованно. Но Владимир Товстик смотрит на эту сделку иначе.
«Рома и Лена приняли решение, что по условиям брачного договора ей отошёл дом стоимостью 600 млн рублей, — констатирует он. — Условия контракта несправедливы, но это их решение.»
За этой внешне спокойной констатацией скрывается явное неодобрение. И далее он выдаёт фразу, которая звучит как пророчество или даже проклятие:
«Пусть Лена будет счастлива. Ей трудно будет мужчину в дом привести: нормальные на неё не обратят внимания, а другие на деньги позарятся.»
Сложно придумать более ёмкую характеристику одинокого будущего, которое, по мнению свекра, ждёт его бывшую невестку. Дом, купленный за два десятилетия жизни в браке, превращается в золотую клетку для одной. Особняк, который должен быть наполнен детскими голосами, рискует стать безмолвным памятником разрушенным отношениям.
«Меня к внукам не пускают»: Война за детские сердца
Если история с осаждённым особняком — это битва за прошлое, то война за право видеть внуков — это сражение за будущее. И здесь Владимир Товстик чувствует себя проигравшим и бесправным.
«Меня к внукам не пускают, — с болью говорит он. — Я им ягоды привожу, Елена же никогда ничего хорошего не купит. Закажет, привезёт какое-то * гнилое, а я с базара привожу за свои копейки. Она меня не пускает — и всё. Считает, что дед плохой. Романа не пускает, меня не пускает.
Эта, казалось бы, мелочная история с ягодами на самом деле — прекрасная иллюстрация всей драмы. Дед, который пытается привезти внукам что-то настоящее, свежее, купленное на свои «копейки». И мать, которая, по его словам, заказывает «гнилое», отгораживая детей от родных.
Это метафора двух подходов к жизни: искренней заботы и показного, но некачественного шика. И самое ужасное, что в этой борьбе дети лишены самого простого и натурального — свежих ягод и дедушкиной любви. Конечно может быть утрированная, но все же с реальным подтекстом и болью.
Это уже даже не конфликт. Это — выстраивание новой реальности, в которой у деда и отца больше нет места. Отлучение от внуков — это одна из самых изощрённых форм мести в семейных войнах, потому что бьёт она по самым беззащитным.
И если все сказанное отцом Товстика хотя бы отчасти правдиво, несложно понять чем же зацепила Романа Полина. И дело тут не во внешности, молодости. Как бы не говорили, тоже являясь многодетной матерью она не зациклилась на "салонных буднях", а пыталась построить свой бизнес, с собственными детьми у нее искренние и открытые отношения. Резковатый контраст на фоне Лены.
Одна история, но сколько правд?
Чью же сторону принимать в этой истории? Обиженного свекра, который двадцать лет копил недовольство и наконец высказал всё? Бывшую жену, получившую в итоге особняк, но, возможно, потерявшую нечто большее? Или детей, которые стали разменной монетой в этом взрослом противостоянии?
Однозначного ответа нет. Ясно одно: перед нами — классическая трагедия, где нет победителей. Елена Товстик получила состояние, но, по словам её бывшего свекра, потеряла уважение детей и возможность нормально видеться с ними. Владимир Товстик получил, наконец, возможность высказаться, но лишён доступа к внукам. Роман Товстик обрёл новую любовь, но ценой разрушения двух семей.
Эта история — идеальное зеркало, в котором отражаются все наши страхи о семье, деньгах и любви. Страх быть использованным. Страх остаться в одиночестве. Страх потерять связь с собственными детьми. И самый главный страх — что в погоне за лучшей версией своей жизни мы в итоге теряем себя самих.
Как сказал Владимир Товстик, «она сама себе могилу яму». Но, глядя на эту историю со стороны, невольно задаёшься вопросом: а не роем ли мы все себе такие могилы, просто разной глубины и из разных материалов?
Особняк за 600 миллионов может стать таким же мавзолеем для одиночества, как и самая скромная квартирка. А шестеро детей, отворачивающиеся на семейных фотографиях, — это приговор, который страшнее любого судебного решения.