Прежде всего, стоит отметить, что вопросы вины и стыда начали интересовать исследователей еще в рамках философской мысли со времен Аристотеля, Платона, Демокрита. Так, вина и стыда рассматривались как форма страха общественного мнения о себе самом, боязнь общественного мнения. Они связывались с понятием чувство долга - долга воздерживаться от дурных поступков. Например, вина-ответственность - это сила, обеспечивающая важное для Аристотеля единство причин и начал. Уточним, что вина через ответственность конструирует конечную цель, которая направляет процесс созидания, помогая превращать возможность в действительность. Разрыва между принятой виноватостью и ответственностью по Аристотелю - нет.
В классических психоаналитических и юнгианских дискуссиях эмоции в целом, а стыд в частности, оказывается почему-то на периферии. В речи специалистов часто слышно обобщение «стыд и вина», где стыд выполняет риторическую, а не понятийную функцию. Между тем стыд - базовая эмоция, тесно связанная с Персоной/Тенью (социальная регуляция) и с опытом Самости (целостность). Он переживается как телесное, жгучее чувство, способное сохраняться десятилетиями.
Краткий исторический контекст о стыде:
- Фрейд. В ранних работах стыд упоминается главным образом в связи с неловкостью (сновидения об обнажении) и как элемент защиты наряду с отвращением и моралью; позднее, в триаде «стыд–отвращение–мораль» как форма сопротивления влечениям.
- Юнг. В раннем периоде, в русле психоаналитической теории; в дальнейшем тема стыда почти исчезает из корпуса работ. Показательно, что Юнг, в отличие от Фрейда, не вводил мораль как отдельный защитный фактор наравне со стыдом и отвращением.
- Адлер. Связывает стыд с чувством неполноценности, застенчивостью; обращает внимание на бесстыдство как защиту от стыда.
- П. Жане. Один из первых чётко дифференцирует «стыд за тело» и «стыд за себя», увязывая стыд с презрением к себе и сниженной самооценкой.
- Многие исследователи связывают переживание чувств вины и стыда не только с проступком совершенным по отношению к другим людям, но и по отношению к себе (Р. Мэй, О. Ранк, Э. Фромм, И. Ялом). Отмечая, что стыд может возникнуть как реакция на осознанный или неосознанный отказ от себя, своих мыслей, чувств. А источником чувства вины может стать проступок против себя, непроживание данной человеку жизни.
- В отечественной науке некоторые исследователи рассматривали в контексте изучения самосознания и самоотношения. Рассматривая самоотношение как выражение смысла «Я» для субъекта В.В. Столин указывал на ряд специфических модальностей, среди которых он выделял внутреннюю конфликтность и самообвинение, связанные с переживанием чувств вины и стыда. В.Н. Мясищев рассматривал вину и стыд как оценочные отношения, формирующиеся в связи с этическими критериями поступков и переживаний человека, ориентируясь на которые человек учится соответствовать общественным нормам и правилам.
- В теории морального развития и воспитания С.Г. Якобсон рассматривала вину и стыд в связи с уровнями моральной регуляции, связывая стыд с первым уровнем, где окружение оценивает поступки человека, а вину как более сложное и длительное переживание, когда поступки соотносятся с усвоенными идеалами поведения.
Стыд и вина: различение
Ожегов пишет: СТЫД - чувство сильного смущения от сознания предосудительности поступка, вины. А, ВИНА - проступок, преступление.
- Вина относится к действию: субъект нанес вред объекту и ожидает наказания; после наказания возможны разрядка и примирение.
- Стыд относится к экзистенциальной категории: нарушены идеальные нормы «я», возникает страх отвержения и распада («психической смерти»). Стыд переживается как «хочу провалиться»; он телесен (покраснение, потливость) и часто тяжелее переносим, чем вина.
Эти эмоции не противопоставлены жёстко: они переплетены и могут маскировать друг друга (вина как более выносимая «ширма» глубокого стыда).
Еще стоит отменить культуры вины (регуляция через внутреннюю совесть, категории греха/наказания) и культуры стыда (регуляция через честь/бесчестье, насмешку/признание). Современные общества демонстрируют сдвиг к логике стыда и/или гибридные формы. Важно: это не иерархия, а разные регуляторы социальности; при этом сдвиг к стыду усиливает значимость внешней видимости и риска публичного унижения.
И тогда можно выделить два вида стыда:
- Социально-адаптивный стыд («стыд на коже»): регулирует принадлежность к сообществу, удерживает от нарушения норм, связан с угрозой насмешки, потери лица.
- Экзистенциальный стыд («глубокий стыд»): охраняет личность и её целостность, сигнализирует о внутреннем предательстве себя. Он не про «как на меня смотрят», а про несоответствие собственному мерилу. Именно этот стыд чаще маскируется виной.
Различение принципиально: первый обслуживает связь «Я-Другие», второй - границы «Я-Я».
Развитие стыда: контуры
- Социализация. Ранний опыт «тебе должно быть стыдно» формирует чувствительность к насмешке/исключению; здесь доминирует адаптивный стыд.
- Интроекты и идеалы. Строгие, часто идеализированные внутренние фигуры задают недостижимые стандарты. Их «зловещесть» возрастает, когда эго «не дотягивает», что порождает экзистенциальный стыд и страх распада. С внутрипсихической точки зрения страх в случае чувства вины связан с внутренними фигурами, в первую очередь с родительскими фигурами, которые, сформировавшись в результате интроекции, угрожают наказать эго, вплоть до смерти. Они становятся зловещими, когда эго перестаёт соответствовать требованиям. Они реагируют отказом, изгнанием или эмоциональным голодом, который может зайти так далеко, что нарушится целостность личности и возникнет угроза её распада. Это почти неописуемый страх, который проявляется в ощущении, что земля разверзнется и поглотит человека. Это не страх физической смерти, который, с точки зрения психики, также подразумевает возможность воскрешения. Это страх психической смерти, который ощущается как эквивалент угасания, разрушения личности без возможности воскрешения.
- Защитные траектории. Возможны: сдвиг в вину (как переносимую плату за проступок), бесстыдство (контрдвижение), идеологизация и трудоголизм (как уклонение от контакта с глубоким стыдом).
- Нарциссическая уязвимость. Разрыв между ложным и истинным «я» усиливает хронический стыд и создаёт фон для депрессии.
Стыд и депрессия
Мы привыкли искать в депрессии вину, но нередко в её основании — хронический, неосознаваемый стыд, особенно при нарциссических конфликтах и завышенных эго-идеалах. В клинических примерах стыд может длительно переживаться как «ад наяву»; вина тогда функционирует как более переносимая альтернатива («наказание и искупление» вместо встречи с экзистенциальным «я недостоин»).
Терапевтическое поле: перенос и контрперенос
Стыд часто входит в анализ поздно, после формирования доверия, альянса между аналитиком и анализантом, и проявляется в двух типичных конфигурациях:
- Унижение от самой необходимости терапии (особенно при раннем переживании превосходства над родителями и невозможности их идеализации): стыд → скрытая агрессия/самообвинение → симптомообразование.
- Страх манипуляции и потери контроля: реплика детской травмы вторжения в интимность личности; стыд несоразмерен поводу и вызывает ярость, которую пациент переживает, защищаясь чрезмерной рефлексией или мазохистской адаптацией.
В контрпереносе аналитик легко интроецирует неловкость/унижение пациента; отсюда риск защитной агрессии или попустительства. Задача: распознать стыд как материал, а не как дефект, и работать с ним тактично, символически и без насилия.
Практические ориентиры работы со стыдом (в аналитической практике):
- Различать аффект. Отделять чувство вины (про действие и возмездие) от стыда (про целостность и угрозу исключения). Факт различения снижает уровень распада и помогает подобрать адекватную интервенцию.
- Замечать взаимные маскировки. Упрямая «виновность» может скрывать глубокий стыд; наоборот, демонстративное бесстыдство часто служит защитой.
- Учитывать телесность стыда. Покраснение, жар, импульс «исчезнуть»: диагностически значимы и требуют бережного темпа, а не наращивания интерпретаций.
- В анализе, избегать «насильственной рефлексии». При склонности пациента к саморазоблачению и «объективирующей» болтливости помнить о её функции: обороне от стыда и агрессии, обращённой на себя.
- Опора на символическую работу. При «несоразмерности» стыда и повода тактичное использование символики помогает связать переживание с личным смыслом и уменьшить потребность в грубых защитах.
- Стабильность формы. Предсказуемая рамка встреч и уважение к границам повышают переносимость аффекта стыда и создают возможности его символизации (вывод следует из описания условий, при которых стыд вообще становится обсуждаемым).
Немного о Хайнц Кохуте в завершение
он расширяет свою идею о биполярном «я» с его дугой напряжения от базовых амбиций до базовой идеализации, добавляя промежуточную позицию «базовых талантов и навыков», т е биполярное «я» состоит из трёх частей: зеркальное отражение, сходство, идеализация. Потребность в сходстве считается частью базовой сущности человека. Кроме того, это соответствует переходу от архаического нарциссизма к зрелому нарциссизму, а также переходу от архаической объектной любви к зрелой объектной любви. Естественно, это сильно контрастирует с классической теорией развития нарциссизма в объектную любовь.
Кохут делает свои выводы на основе переноса, но можно также утверждать, что во сне мы постоянно встречаем фигуры, которые лишь с натяжкой можно интерпретировать как теневые фигуры, как фигуры анимы/анимуса. Однако их довольно легко понять, если постулировать существование базового архетипа «другого», «ближнего». Стыд в двух его проявлениях, по-видимому, указывает на такую архетипическую фигуру и тем самым связывает эмоциональные переживания внутреннего и внешнего мира. Таким образом, стыд тесно связан с человеческой природой как таковой.
И тогда, стыд — не «слабое» или «низшее» чувство, а центральный механизм, одновременно регулирующий социальную принадлежность и охраняющий личностную целостность.
Его недооценка в теории и практике приводит к подмене виной, к хронификации депрессивного фона и к ошибкам техники анализа. Различение двух видов стыда, учёт культурного контекста, внимательность к его телесной феноменологии и бережная символическая работа делают стыд не источником распада, а ресурсом развития: энергия стыда, получившая форму, становится материалом выбора и взросления.
