Уходя от мужа, Олеся прихватила его ноутбук. Положила в сумку вместе со всеми документами, благо что муж был аккуратистом и всегда всё держал в идеальном порядке. Нет, Олеся не собиралась читать его переписки и всё такое – всё, что ей нужно было знать, и без того донесли добрые люди. И как он в ресторан эту малолетку водил, и как вместо командировки с ней в Калининград летал. Знать подробностей Олесе не хотелось, и без того больно. А ноутбук забрала для того, чтобы работу искать, потому что жить у родителей ей совсем не хотелось.
-Дочка, возвращайся домой, – сказала мама. – Я к папе перееду в комнату, будете в большой жить.
Мама не понимала, что Марина ни за что не согласится жить в одной комнате с кем бы то ни было – единственная дочь, как и сама Олеся, она была избалованная и привыкшая, что мир крутится вокруг неё. Когда Марина узнала про причину развода, так и сказала:
-Что, потерпеть не могла? Подумаешь, изменил…
Но возвращаться к родителям Олеся хотела не только из-за дочери: отец уже шесть лет как лежал парализованный, и хотя мама весь уход за ним взяла на себя, Олеся понимала, что, переехав к родителям, она не сможет всего этого избежать. А избежать хотелось не потому, что она не любила отца или брезговала, просто хотела запомнить его другим – здоровым и сильным, словно не было коварной болезни, которая забрала у неё отца.
Олеся не работала ни дня в своей жизни: после университета сразу вышла замуж и с тех пор была как за каменной стеной. Правда, стена оказалась не такой уж и надёжной: Олеся не обращала внимания, что муж оформлял все крупные покупки на маму, а теперь, по сути, осталась у разбитого корыта. Так что похищение ноутбука не считала преступлением.
Андрей требовал ноутбук с дочери:
-Это ты взяла? – громыхал он в трубке.
Марина обижалась и плакала. Поэтому Олесе пришлось признаться.
-Я его взяла. И попробуй отбери – я вашу дачу сожгу, понял?
То ли муж поверил, что Олеся способна устроить поджог, то ли решил, что дёшево отделался, но в итоге ноутбук остался у Олеси.
Работать продавщицей или собирать заказы Олеся не хотела. А куда пойдёшь с дипломом четырнадцатилетней давности? Но мама подсказала Олесе про программы переквалификации – для этого и был нужен ноутбук. Деньги на обучение дала мама, потому что Андрей требовал каждого чека со своих алиментов.
Училась Олеся усердно. Но свободного времени всё равно было много, потому что Марина до вечера пропадала на дополнительных занятиях и прогулках, так что Олеся чувствовала себя ужасно одинокой. Дни тянулись, однообразные и серые, в маленькой съёмной квартирке, которую Олеся чудом нашла за приемлемую для неё цену, и чтобы хоть как-то скрасить своё одиночество, Олеся активно общалась на разных форумах. В основном по темам поиска работы, но заходила и в темы, связанные с её будущей профессией, где все обсуждали сложные задачи, делились ссылками на вакансии, писали отзывы о разных компаниях. Олеся поначалу лишь читала, чувствуя себя серой мышкой среди этих уверенных в себе виртуозов. Но однажды осмелилась задать вопрос, такой простой для других и такой непонятный для неё. И тут же в теме появился пользователь с ником «Старой_Кедр». Его ответ был подробным, разжёванным как для ребёнка, но без тени снисхождения.
«Спасибо вам огромное, – написала она в личные сообщения. – Вы для меня как спасательный круг. Я уже думала, что совсем безнадёжная».
Ответ пришёл почти мгновенно.
«Все когда-то начинают. Главное – не бояться задавать вопросы. Вижу, вы только входите в тему, но очень стараетесь. Это чувствуется».
Так началась их переписка. Сначала сугубо деловая: «Старой_Кедр» терпеливо отвечал на её бесконечные «почему» и «как», рекомендовал курсы и книги. Он был её виртуальным ментором, её проводником в этом новом, пугающем цифровом мире. Но постепенно в их диалоги стали просачиваться крупинки личного.
Она узнала, что его зовут Сергей. Что живёт он не в мегаполисе, как она предположила, а за двести километров, в глухой деревне, затерянной среди лесов и озёр. Он прислал ей фотографию: старый, но крепкий на вид деревянный дом, а перед ним – два огромных, могучих кедра.
«Отсюда и ник, – пояснил он. – Их мой дед сажал».
Она в ответ как-то обмолвилась о дочери-подростке, которая считает маму неудачницей. Сергей ответил не банальным «она повзрослеет и поймёт», а рассказал историю о своём сыне, который уехал учиться в город и теперь наведывается в отчий дом лишь по большим праздникам.
«Дети – они как реки, – написал он. – Сначала бегут рядом, потом неизбежно выбирают своё русло. Наша задача – просто быть для них той самой чистой водой у истока».
Олеся перечитала эту фразу и расплакалась. Впервые за все эти месяцы кто-то говорил с ней не как с жертвой, не как с неудачливой женой или непутёвой дочерью, а как с человеком. Читая его сообщения, она ловила себя на мысли, что впервые за долгое время не чувствует себя одинокой.
Она рассказывала ему о своём отце, о том, каким сильным он был, и как теперь боится увидеть его слабым. Сергей не давал советов. Он просто писал: «Память – это крепость. Ты всегда можешь укрыться в ней. А в реальности… Просто подержи его за руку. Этого часто бывает достаточно».
Между ними не было ни флирта, ни томных вздохов. Но при этом их общение было каким-то невероятно глубоким и доверительным. Олеся ловила себя на том, что весь день ждёт вечера, чтобы сесть за ноутбук и увидеть в мессенджере заветное: «Старой_Кедр печатает…». Он стал её тихой гаванью, её душевным пристанищем.
Как-то раз Марина, зайдя к ней в комнату, увидела, как мать улыбается экрану.
– С кем это ты переписываешься? – с подозрением спросила дочь.
– С другом, – честно ответила Олеся.
– Что за друг?
– Из другого города. В интернете познакомились.
Марина фыркнула: «Ну да, виртуальный принц. Только на картинках они все принцы». Но Олеся не стала спорить. Она и сама понимала, насколько всё это выглядело со стороны как глупый роман в духе «эпистолярного жанра». Но она чувствовала то, чего никогда не чувствовала даже в самые счастливые годы с Андреем – полное, стопроцентное принятие. Сергей видел её растерянность, её боль, её попытки встать на ноги – и не осуждал, а поддерживал.
Однажды ночью, глядя в окно на тусклые огни фонарей, Олеся поймала себя на мысли, которая прозвучала в голове с пугающей ясностью: «А что, если он – моя судьба?»
Мысль была одновременно безумной и очевидной. Они не могли встретиться – двести километров, её учёба, его хозяйство, её обязательства перед дочерью. Расстояние было непреодолимым барьером. И в этой невозможности встречи была своя, горькая и прекрасная, правда. Она наконец-то встретила человека, с которым ей было легко, интересно и спокойно. И этот человек находился так далеко, что он существовал почти как мираж, как прекрасная сказка, которую она могла читать каждый вечер, чтобы заснуть с мыслью, что она не одна в этом холодном мире.
Мысль о том, что Сергей – её судьба, пустила такие глубокие корни, что стала казаться единственной опорой в шатком мире Олеси. Их переписка продолжалась, но теперь в её сообщениях стала проскальзывать нотка лёгкой, почти невесомой грусти.
«Как жаль, что нельзя просто сесть за руль и куда-нибудь уехать, – написала она как-то вечером, глядя на дождь за окном. – Иногда так хочется увидеть твои кедры вживую».
Она ждала ответа, надеясь на что-то вроде «а ты приезжай». Но ответ пришёл совсем другим.
«Кедры никуда не денутся, – уклончиво ответил Сергей. – А вот дела здесь, как цепкой лозой, опутали. То скотина, то заготовки, то с домом вечные хлопоты. Не оторвёшься».
Олеся почувствовала укол обиды. Неужели он не хочет встречи? Она поделилась сомнениями с единственной подругой, которая не осудила её за «виртуальный роман».
-Да брось ты! – фыркнула подруга по телефону. – Мужчина он или нет? Если не может, значит, должна ты. Сюрпризом приезжай! Что ты теряешь? Поезжай и всё выясни. Или ты хочешь всю жизнь переписываться с картинкой?
Слова «что ты теряешь» засели в голове. Действительно, что? Остатки гордости? Она и так чувствовала себя униженной изменой Андрея. Страх? Но она уже пережила худшее. Решение созрело внезапно и оформилось в твёрдый, неоспоримый план.
Она сказала маме, что едет на собеседование в другой город. Марине, что уезжает на выходные к подруге. Купила билет на автобус, и двести километров пути пролетели как в тумане. Деревня встретила её тишиной, покосившимися заборами и запахом дыма.
Олеся достала телефон с фотографией дома с кедрами и подошла к пожилой женщине, сидевшей на лавочке.
-Дом Сергея Петровича? – женщина внимательно посмотрела на фото, потом на Олесю. – А вы к нему кто?
-Друг, – с трудом выдавила Олеся. – Из города.
-По той дороге, – женщина махнула рукой, – последний дом перед лесом.
И посмотрела на Олесю будто бы с жалостью.
Дом оказался именно таким, как на фотографии. Старый, добротный. Два кедра действительно стояли как исполинские стражи. Сердце зашлось от волнения. Она поправила платье, глубоко вздохнула и постучала в дверь.
Дверь открылась не сразу. Потом послышался скрип, и створка медленно отъехала. И Олеся увидела его.
Сергей сидел в инвалидной коляске. Он был таким, каким она и представляла его по голосу – с умными, добрыми глазами и сединой у висков. Но нижняя часть его тела была накрыта пледом. И в его взгляде не было удивления – лишь тихая, бесконечная печаль и... понимание.
-Олеся, – тихо сказал он. – Я узнал тебя по фото.
Она застыла на пороге, не в силах сделать ни шаг вперёд, ни шаг назад. Её мозг отказывался воспринимать картинку. Её «спасательный круг», её «тихая гавань», её «судьба»... был прикован к коляске.
-Входи, – сказал он, отъезжая назад, чтобы пропустить её.
Он рассказал Олесе, что у него прогрессирующее заболевание, которое закончится полной парализацией. И что когда он узнал про отца Олеси, не хотел её пугать. Не хотел, чтобы жалость заменяла те чувства, что были у них в переписке.
Олеся услышала слова, но их смысл долетел до неё с опозданием. «Полная парализация». Эта фраза прозвучала как приговор. Не ему. Ей.
Перед её глазами всплыли образы: отец, беспомощный, с пустым взглядом; мама, сгорбленная над его постелью; её собственное будущее, в котором вместо желанной свободы и любви её ждала та же каторга – уход, бессонные ночи, стирка, кормление, потеря себя. Тот самый кошмар, от которого она бежала из родительского дома, стоял перед ней здесь, в этом уютном доме.
-Нет... – прошептала она, отступая назад. – Нет, только не это...
-Олеся, подожди! – в его голос прозвучала такая мольба, что сердце сжалось от боли. Но остановиться Олеся не могла. Она развернулась и побежала. Бежала по деревенской улице, не чувствуя под ногами земли, задыхаясь от слёз и панического страха. Она сбегала. Сбегала от его болезни, от его судьбы, от зеркального отражения собственного будущего, которое она так отчаянно пыталась избежать.
Автобус обратно уходил только через три часа. Олеся просидела всё это время на старой лавочке у остановки, сжавшись в комок, не в силах остановить дрожь. Она сбежала. И этот побег чувствовался не как спасение, а как самое большое и постыдное предательство в её жизни. Предательство по отношению к нему, к их доверию, и к той сильной женщине, которой она так хотела стать.
Следующие дни Олеся прожила в оцепенении. Телефон молчал, и она сама заставляла себя не брать его в руки, боялась увидеть сообщения от Сергея. Стыд жёг её изнутри, как кислота. Она представляла его одного в том тихом доме, с его кедрами и его приговором, и ей становилось физически плохо. Она – трусиха, сбежавшая с поля битвы, даже не вступив в бой.
Первое сообщение пришло спустя неделю. Короткое и простое.
«Олеся. Я понимаю. Всё в порядке. Как ты?»
Она не ответила. Не могла. Какие слова можно было подобрать? «Прости, я испугалась твоего кресла? Извини, я не готова повторить судьбу матери?»
Через день пришло другое сообщение, будто ничего и не случилось. Ссылка на статью о продвижении в соцсетях и комментарий: «Встретил вот, подумал о твоём дипломном проекте».
Это был мост, который он терпеливо протягивал ей через пропасть её страха и вины. Она медленно, будто крадучись, написала: «Спасибо. Прочитаю».
Так, переписка возобновилась. Сначала осторожная, полная невысказанного. Но Сергей был тем же – мудрым, спокойным, ироничным. Ни единым словом, ни полунамёком он не упрекнул её. И постепенно лёд в её душе начал таять. Они снова стали говорить о работе, о книгах, о жизни. Только теперь между строк висела невысказанная правда, и от этого их общение стало каким-то более взрослым, более настоящим.
«Давай просто будем друзьями, – предложил Сергей как-то. – Дружба – она прочнее, ей не страшны ни километры, ни обстоятельства».
Олеся согласилась, испытывая странную смесь облегчения и горечи. Друг. Он стал для неё просто другом. И как друг, поддерживал её как никто другой. Когда она в панике писала, что не сдаст экзамен, Сергей часами разбирал с ней задачи по голосовой связи. Когда Марина нагрубила, и Олеся рыдала от бессилия, он просто слушал её, а потом сказал: «Она не злая. Она просто тоже потеряла свою прежнюю жизнь и не знает, как с этим быть».
И как-то сама собой, без внутреннего сопротивления, она стала чаще приезжать к родителям. Сначала на час, потом оставалась всё дольше и дольше. Олеся садилась в комнате отца и брала его руку – сухую, холодную. Он не мог говорить, но его глаза были живыми. Она рассказывала ему о своих успехах в учёбе, о глупостях, которые творила Марина, о том, как изменился город. Иногда Олеся просто молча сидела рядом, и в тишине комнаты было слышно только его тяжёлое дыхание и тиканье часов.
Она наблюдала за матерью. За тем, как та легко, почти привычно, переворачивала его тяжёлое тело, как поправляла подушки, как кормила его с ложечки, приговаривая что-то ласковое, будто он не взрослый мужчина, а ребёнок. И в её движениях не было ни отчаяния, ни жертвенности. Была простая, будничная любовь.
И однажды, глядя, как мама нежно вытирает уголки губ отца салфеткой, Олеся поймала себя на мысли, которая уже не пугала, а лишь тихо удивляла.
«Наверное, – подумала она, – я тоже смогла бы».
Это была не мысль о Сергее. Это была мысль о ней самой. О той силе, которую она в себе раньше не подозревала. О том, что забота – это не приговор, а продолжение. Что можно не бежать от чужой слабости, а принять её как часть жизни человека, которого любишь.
Она не знала, что ждёт её в будущем. Не знала, хватит ли у неё смелости когда-нибудь на что-то большее, чем дружба. Но страх, с которым она сбежала тогда из деревни, больше не владел ею полностью. Он ушёл, уступив место тихой, неуверенной, но всё же надежде. И пониманию, что настоящая стена – не та, что защищает от ветра, а та, что выдерживает любое давление, – строится изнутри. И она только начала её возводить.
Жизнь, едва начавшая налаживаться, оборвалась в один миг. Глупый, нелепый случай – Олеся перебегала дорогу на запрещающий сигнал светофора, засмотревшись на экран телефона с очередным сообщением от Сергея. Удар был стремительным и оглушающим.
Потом – провал. Тьма, в которой плавали чужие голоса, лампа над операционным столом и всепоглощающая боль. Она провела долгие недели в реанимации, между жизнью и смертью, а когда сознание окончательно вернулось, её мир сузился до больничной палаты и собственного искалеченного тела.
Первое, что она сделала, когда к ней вернулась возможность держать телефон – написала Сергею.
«Я в больнице. Меня сбила машина. Очень страшно и одиноко».
Она ждала ответа каждую секунду. Каждый звук уведомления заставлял её вздрагивать. Но часы складывались в дни, а её сообщение так и висело в мессенджере непрочитанным. Сначала она волновалась: а вдруг с ним что-то случилось? Потом тревога сменилась обидой, острой и едкой. Ей так нужна была его поддержка, его мудрые слова, а он проигнорировал. Оказался таким же, как все – ненадёжным. Ещё одна стена, которая дала трещину и рассыпалась.
«Вот видишь, – шептала она себе, глотая слёзы, – не стоит никому верить. Ни одному мужчине».
После больницы мама забрала её к себе. Другого выхода не было. Олеся не могла сама себя обслуживать. Марина, навещавшая её пару раз, заявила, что не будет жить в «доме инвалидов», и уехала к отцу. Предательство дочери ранило едва ли не сильнее, чем молчание Сергея.
Олеся лежала в своей старой комнате и смотрела в потолок. Одиночество стало физическим, плотным, как ватное одеяло. Она была окружена людьми – мама, отец, лежащий в соседней комнате, – но чувствовала себя ужасно одинокой. Все связи, которые она пыталась наладить, порвались. Муж, дочь, виртуальный друг… Она осталась ни с чем.
Шли недели. Физические раны потихоньку заживали, а душевные, казалось, только разрывались сильнее. И однажды, когда тоска стала невыносимой, в ней созрело отчаянное, иррациональное решение. Она должна увидеть Сергея. Должна посмотреть ему в глаза и спросить: «Почему? Почему ты бросил меня, когда я была так близка к смерти?»
Деревня встретила её тем же безмолвием. Дом с кедрами стоял на месте, но выглядел каким-то застывшим, пустым. Сердце у Олеси бешено заколотилось. Она подошла к калитке и увидела ту самую пожилую соседку.
-Сергей Петрович? – женщина посмотрела на Олесю с нескрываемым удивлением и жалостью. – Милая, да он же умер. Ещё два месяца назад.
Мир замер. Звуки пропали.
-Умер? – переспросила Олеся глухо. – Как?
-Инсульт. Его тут утром нашли. Он один жил, знаете ли… Так и не дождался.
«Не дождался». Эти слова вонзились в сердце острее любого ножа. Он не дождался её. Не дождался, пока она перестанет бояться, пока справится со своими демонами.
-А где его… – еле выдохнула Олеся.
-На кладбище, за околицей. Спросите, там все покажут.
Олеся не помнила, как дошла. Ноги сами несли её по пыльной дороге мимо покосившихся крестов и оградок. Ей указали на свежий холмик с простым деревянным крестом. Ни цветов, ни памятника. Только табличка с его именем и датами. Датами, которые оборвались как раз тогда, когда она лежала в реанимации и ждала его ответа.
Она опустилась на колени на сырую землю, не чувствуя холода. Слёз не было. Была только всепоглощающая, удушающая пустота.
«Сергей… – прошептала она, касаясь ладонью холодной земли. – Прости меня. Прости за мою глупость, за мою трусость. Я так боялась повторить судьбу матери, что не увидела твою собственную судьбу. Я думала, ты меня бросил… а это я тебя бросила. Я сбежала от тебя, когда тебя самого уже настигла болезнь».
Она говорила ему всё, что не успела. О своей боли, о страхе, о том, как нуждалась в его словах. Она просила прощения за то, что не смогла быть сильнее, за то, что не вернулась тогда, за то, что потратила их драгоценное, короткое время на обиды и сомнения.
«Я думала, что осталась совсем одна, – сказала она, уже плача. – Но это неправда. Ты всегда со мной. Ты научил меня не бояться. И я… я теперь сижу с отцом. Держу его за руку. И не боюсь».
Ветер шелестел ветвями старых кедров, словно отвечая ей. Боль не ушла. Она поселилась внутри, стала частью её. Но вместе с ней пришло и странное, горькое утешение. Она, наконец, поняла, что настоящая любовь – это не обладание, а прощение. И что её единственный мужчина, её судьба, остался здесь, под этим деревянным крестом, навсегда оставив ей в наследство свою мудрость и свою тихую, безусловную любовь, которой ей теперь должно было хватить на всю оставшуюся, такую одинокую жизнь.