Андрей был из тех людей, кого на работе зовут «тихой опорой». Инженер-наладчик, пунктуальный до смешного: чайник включал по таймеру, рубашки вывешивал по дням недели, налоги платил за месяц до срока. Лена смеялась, что он родился рядом с будильником, но ценила эту его прямую линию: с таким мужчина не пропадёт. Они обустраивали небольшую двушку на окраине — бежевые стены, полка с книгами, на кухне магнитики из отпусков, которые случались раз в два года, когда отпускная совпадала с премией.
В начале апреля позвонил Стас — двоюродный брат Андрея. Голос — как всегда, уверенный, с лёгкой хрипотцой. Рядом слышалась женская скороговорка: это была Вероника, его «партнёр по проектам», как он представлял её в переписках.
— Андрюх, выручай, — сказал он без разгона. — На этой неделе у нас в городе фестиваль городских сервисов, мы тут с Веро выступаем со своим стартапом. Два дня — и мы из ваших волос. Только ночлег нужен. Отель — дырка, да и дорого, а у вас же диванчик есть.
Лена слушала на громкой связи и кивала Андрею: мол, двое суток переживём. Андрей тоже кивнул. Родня — это родня, да и чего там, диван прочный, постельное бельё свежее. Они договорились: приедут в четверг вечером, уедут в субботу утром.
В четверг Стас с Вероникой завалились, как будто не на два дня, а на сезон. Рюкзаки, жесткие чехлы, коробки, штативы, кольцевые лампы, целый чемодан с проводами — «это для стримов», будто Лена что-нибудь понимала в их стримах. Андрей аккуратно рассортировал обувь и по привычке протянул одноразовые тапочки. Стас отмахнулся:
— Да ладно, мы свои. Ты только розетку дашь? Тут мощность нужна.
Вероника, высокая, в блестящем толстовке с нашивкой «visionary», открыла холодильник, будто он ей родной: ухнули дверцы, зазвенели банки.
— О, у вас йогурты без сахара. Класс! Я как раз на гибкой диете.
Лена невольно заглянула в список покупок на магнитике: йогурты были на завтра, под овсянку. Мелочь, но осадок — как тень на белой плитке.
Вечером гости развернули «презентацию». Кухня превратилась в студию: лампы, микрофоны, камера на треноге направлена на Веронику, Стас щёлкает приложениями на телефоне.
— Тише только, — попросил Андрей, — Тамара Ивановна из соседней квартиры уже спит в десять.
— Да мы через час закончим, — легко отмахнулся Стас.
Час растянулся в три. Вероника говорила в микрофон с приторной улыбкой: «девочки, кто со мной?»; смеялась, щёлкала пальцами, просила зрителей ставить сердечки. На кухне пахло горячим пластиком и кофе, который Лена варила уже для себя — чтобы не сорваться.
Ночью Лена лежала с открытыми глазами и объясняла себе, что это всего на два дня. Утром всё закончится, они уйдут на фестиваль, придут поздно, а в субботу — прощай. Андрей тихо перевернулся на бок.
— Завтра я с ними поговорю насчёт тишины, — шепнул он в темноту.
Наутро разговор не понадобился: гости ушли ранним утром, с треском закрыв за собой дверь так, что посыпалась штукатурка с косяка. Лена выдохнула. На столе осталась бумажка с кривым сердцем и надписью маркером: «лучшие». Под сердцем — пятно от кофе.
Суббота пришла с туманом и дребезгом лифта. К десяти вечера никто не возвращался. Лена уже успела поменять постель на диване и постирать полотенца, как пришло сообщение: «Мы завалились на афтерпати, можно ещё на ночку? В отеле всё занято».
Андрей посмотрел на Лену. Он терпеть не мог ставить людей в неудобное положение. Лена развела руками: ну что — ночка так ночка. В итоге это стала неделя.
За неделю у них прошло четыре «эфира», два «разбора кейсов» до часа ночи и один «сетевой завтрак» с чужими людьми. На «завтрак» пришли трое: худой парень в шапке, девушка с татуировкой стрелы и ещё один парень, который сразу надел Андрееву домашнюю футболку «чтоб не париться» — потому что у них «формат домашний, почти как в гостях у друзей». Лена вздрогнула, увидев чужого плеча в узоре её стираного хлопка. Андрей тоже поморщился.
— Ребята, давайте по кружкам, — сказал он, расставляя посуду. — Мои белые — для чая, серые — для кофе.
— Будем за твоё здоровье, — ухмыльнулся худой, уже намазывая маслом хлеб ножом для торта. — У вас дома прям вайб.
Лена унесла на балкон сушить полотенца и там тихо постояла, глядя на двор: ветки тополя тёрлись о стекло, на детской площадке мокрая горка пустила серебристую полоску воды. Всё было знакомо, как рисунок на своей ладони. Только ладонь кто-то взял без спроса.
В понедельник утром Андрей собирался на работу. Он бухгалтеру сдавал отчёт — важный, с цифрами по сервисному договору. Пиджак висел на стуле у дивана. Когда он сунул руку в карман, нашёл там мятую бумажку: «Промокоды в Директ, скажи друзьям». Он сжал её, чертыхнулся. На кухне Вероника болтала с кем-то по видео, в кадре мелькнуло их окно.
— В кадр не надо, — сказал Андрей, — у меня работа. И пиджак мой не трогайте, пожалуйста.
— Ой, извини, — легко сказала она. — Я просто его на спинку повесила, чтобы фон не бликовал. Твой пиджак классный, кстати. Солидно.
Комплимент прозвучал как чужая рука на затылке. Андрей кивнул, но внутри уже печаталась мысль: это не на «ночку».
Вечером пришла Галина Петровна, мать Андрея. Она была из тех женщин, кто носит сумку, как знамя: с ней она входила в подъезд словно с проверкой. Её позвал Стас — «мам, зайди, посмотри, как у Андрея уютно» — и она явилась с пирогом.
— Родня помогает родне, — сказала она Лене на пороге. — Молодые, талантливые. Ты не переживай, Лена, мы же все друг другу опора. Андрюш, ты у меня такой хозяйственный, не жадничай теплом.
Лена улыбнулась ровно: с будущей свекровью они когда-то общались тепло, пока Галина Петровна не решила, что Лена «отучила сына от гостей». Теперь «родня помогает родне» звучало как приговор.
— Мам, у нас просто… график, — осторожно начал Андрей. — Я рано встаю, у меня отчёты.
— Отчёты подождут, — отмахнулась Галина Петровна. — Молодёжи сейчас трудно, надо поддержать. И вообще, ты у меня не какой-нибудь скупердяй. Дом — полная чаша, делись.
Слова «делись» застряли у Андрея в горле. Он всегда делился — временем, инструментами, своим умением чинить чужие полки и настраивать чужие роутеры. Но когда «делись» превращалось в «мы будем хозяйничать», его аккуратный мир начинал скрипеть.
На следующей неделе начались посылки. Курьеры звонили в домофон каждый день.
— Вам бандероль на Андрея Валерьевича, — произносили они с одинаковой интонацией, вытаскивая из сумок коробки. На коробках — чужие названия: светодиодные таблички, держатели для смартфонов, упаковки с «протеиновым десертом». На одну из них было написано: «оплата при получении». Андрей растерянно посмотрел на Стаса.
— Это тестовые штуки, — сказал тот, как будто так и надо. — Мы их будем распаковывать в прямом эфире. Адрес твой, потому что тут надёжно. Не кипишуй, мы тебе потом скиды в карму засчитаем.
— Оплата при получении кем? — уточнила Лена, стоя с квитанцией в руке.
— Ну ты же дома, — усмехнулась Вероника. — Нам на эфир — это рабочие расходы. Мы всё занесём в табличку. Ты у нас богиня чеков. Обожаю порядок.
Лена вежливо улыбнулась, но руки у неё холодели. Она не была богиней чеков, она была человеком, который держит дом, пока его переставляют без спроса.
Соседка Тамара Ивановна, сухощавая, с вечным платком и сеткой для картошки, поймала Андрея в подъезде.
— Андрюшенька, — сказала она тихо. — А у вас там всё хорошо? Я тут ночью слышала «подписывайтесь», «ссылка в описании», как будто у вас магазин. И мусор в баке — коробки… Я же старшая по подъезду, мне потом пишут.
Андрей покраснел, словно его застукали за мелкой ложью.
— Всё хорошо, Тамара Ивановна. Временно гости.
— Временно — это когда день-два, — сказала она и, помолчав, добавила мягко: — Ты у нас ответственный. Не молчи, если что. Я у многих такое видела: пустил «на недельку» — и живут.
В ту ночь они с Леной долго не спали. Лена говорила отрывисто, экономно, будто считала слова:
— Я люблю твою семью. И тебя люблю, — сказала она, упёршись лбом в его плечо. — Но я не нанималась менеджером проекта «Стас и Вероника». Ты видишь, как они двигают наш стол? Как они говорят с курьерами как дома? Я боюсь, что это надолго.
Андрей слушал и чувствовал, как внутри шуршит картотека аргументов: «родня», «времени нет разбираться», «не хочу конфликтов». Извивалась мысль: а если они и правда «выстрелят» со своим проектом? Ему было стыдно за эту мысль — как будто он оправдывал чужое вторжение «высокой целью».
— Завтра поговорю, — сказал он, и голос звучал честно. Он правда собирался поговорить.
Утром он поймал Стаса на кухне, где тот разминал пакет с кофе.
— Стас, нам надо график. После десяти — тишина. Посылки — только ваши, без наложенного платежа. Квартира — не студия, не склад, не офис. И… давайте определим срок. Ты говорил — до субботы.
Стас кивнул так, будто Андрей предложил поиграть в монополию.
— Бро, расслабься. Мы сегодня снимаем последний эфир, завтра встреча с инвестом — и всё. Ну, может, ещё пару дней, там съёмка для кейса. Но ты не напрягайся, ты же вообще не в теме. У нас — рывок.
Вероника вышла сонная, в чужой футболке — Андреевой, той самой. Села на стол, качая ногой.
— Мы аккуратные, — сказала она. — Смотри, я даже стопку вымыла.
Лена позже нашла эту «вымытую стопку» с мыльными разводами в шкафу среди хрусталя, который они не использовали — просто стоял, как память о свадьбе. Она тихо протёрла и переставила. Внутри у неё было пусто и шумно разом.
Прошёл май. Стас и Вероника не съехали. Фестиваль закончился, афтерпати сменились «встречами по нетворкингу», к посылкам добавились «партнёрские рассылки». Лена ловила себя на том, что прикалывает к дверце холодильника новые списки покупок, как талоны на жизнь, и вычёркивает — молоко, яйца, яблоки — быстрее, чем они появляются. Андрей носил в кармане беруши, как талисман, и уговаривал самого себя, что «вот после этих выходных».
Коллега Андрея, Антон из отдела, однажды тронул его за рукав у курилки:
— Ты чё такой серый, как принтер без картриджа? Высыпайся, а? Пётр Ильич спрашивал, почему ты сдаёшь отчёты впритык, не похоже на тебя.
Андрей качнул головой: не хотелось переводить рабочую дружбу в личную исповедь. Но в тот же вечер он впервые подумал, что «родня» — это не приговор. И что он имеет право на дом, где воздух не прогрет чужими лампами.
И всё равно он промолчал. Потому что вечером Галина Петровна снова зашла «на минутку» и, не сняв пальто, сказала:
— Я вас обожаю, но вы что, решили выгнать ребят? Стас сказал, вы тут правила какие-то вводите. Ты, Андрюш, всегда был душевный. Не становись бюрократом у себя дома.
Лена стояла с полотенцем в руках и чувствовала, как это полотенце намокает, хотя она его не мочила. Андрей улыбнулся матери и сказал то, что она хотела услышать:
— Никого не выгоняем.
А ночью Лена повернулась к окну и подумала, что в доме у неё стало два Андрея: один — «тихая опора», другой — «никого не выгоняем». И что эти двое, кажется, спорят между собой, а она слушает их борьбу сквозь стенку.
Июнь начался с обещаний «через неделю». И с письма от управляющей компании — про жалобы на шум. Андрей держал листок и чувствовал, как лист режет палец — ровно, до крови. Лена молча достала аптечку и поднесла ему пластырь. Он посмотрел на неё и впервые за всё время понял: это не про лампы и посылки. Это про то, кто здесь хозяин.
Но слова застряли. Он только сказал:
— Завтра поговорю серьёзно.
— Завтра, — тихо повторила Лена.
За стеной щёлкнул выключатель кольцевой лампы. Июньская ночь была светлая, как пустая страница, на которой кто-то уже начинает писать без спроса.
Лена давно заметила: все их разговоры со Стасом и Вероникой заканчивались одинаково — шуткой и рассыпчатым «ну вы же свои».
Она даже стала угадывать, как они будут выкручиваться.
Если речь шла о посылках — «мы сейчас тестим сервис, нам важно, чтобы приходило по адресу».
Если о еде — «ну у нас ведь общая кухня, не делиться же на сантиметры холодильника».
Если о шуме — «ой, ну это же креативный процесс, вдохновение не выбирает время».
Лена всё чаще ловила себя на том, что идёт с работы не домой, а «в зону».
Там, где включены лампы, пахнет кофе и звучит громкий смех чужих людей.
Андрей старался сгладить. Он не любил скандалы — считал, что любой конфликт можно «переговорить».
Только вот в их квартире уже не разговаривали — там озвучивали, вещали, вели эфир.
Стас и Вероника теперь снимали всё подряд: как они варят овсянку, как Лена вытирает стол («а это, ребята, наша тётя Лена, главный контролёр чистоты!»), как Андрей чешет затылок, проходя мимо.
Они даже завели рубрику «жизнь без фильтров», и зрители ставили лайки, не подозревая, что «тётя Лена» — вовсе не персонаж.
— Вы снимали меня? — спросила Лена однажды вечером, когда в телефоне увидела короткое видео: кухня, её спина, кастрюля с борщом, подпись «когда у тебя соседи вечно готовят».
Она стояла с планшетом в руках, чувствуя, как в груди растёт дрожь.
Стас усмехнулся:
— Да ты чего, это же контент! Никто не узнает, что ты — ты. Просто образ.
— Образ, который режет морковь, — сухо сказала она. — В моей кастрюле.
Вероника махнула рукой:
— Лен, ну не начинай! Это же вирусный формат, ничего личного.
Андрей вошёл, услышал последние слова.
— Ребята, давайте без видео, — сказал спокойно. — У Лены есть право не быть в ваших эфирах.
— Да расслабься ты, — протянул Стас. — Мы не по злому умыслу. Всё по-доброму.
— По-доброму — это спросить, — тихо ответила Лена.
Вечером она мыла посуду и думала, что всё её «по-доброму» закончилось ровно тогда, когда в доме появился человек, считающий чужую жизнь фоном для контента.
Постепенно границы исчезали.
Вероника стала пользоваться Лениной косметикой — «ой, я взяла твою умывалку, она классная, потом куплю себе такую же».
Однажды Лена пришла домой и застала её в своей футболке.
— Я просто из душа, твоя на полке лежала, не обидишься же, — сказала Вероника и снова включила камеру.
Стас звонил курьерам, указывая адрес без уточнения фамилии — теперь все заказы шли на «квартира 52, третий этаж».
Однажды вечером, возвращаясь из магазина, Лена застала курьера, который тащил три коробки.
— На Андрея Валерьевича, — сказал тот.
Лена взяла — по привычке.
В коробках оказались женские кроссовки, худи и набор косметики.
— Это мне прислали по бартеру! — радостно объяснила Вероника. — Но я же указала ваш адрес, нам удобно так.
Андрей смотрел на коробки, как на улики.
Всё внутри него сжималось, но вместо «нет» он произнёс:
— В следующий раз предупреждай.
Он чувствовал: если скажет жёстче, брат обидится, мать узнает, начнётся «зачем ты портил отношения».
Он и сам не понимал, почему боится их — Стаса с Вероникой, весёлых и уверенных, как ведущие телемарафона.
Может, потому что рядом с ними его аккуратность выглядела скучной, а порядок — жалким.
Однажды вечером пришла соседка Тамара Ивановна.
— Андрюш, я бы не вмешивалась, но у нас дом старый, стены тонкие, — сказала она, перебирая сумку. — Вы уж там потише со своими блогами. Люди жалуются. И… они мусор у подъезда оставили. Три коробки с наклейками.
Лена извинилась, пообещала убрать.
Когда она рассказала об этом Стасу, тот лишь хмыкнул:
— Да что эта старушка понимает в блогинге! Она ещё думает, что телефон для звонков.
Именно в этот момент Лена поняла: им не стыдно.
Они живут, как будто все вокруг — массовка.
К июлю Стас и Вероника обжились так, будто подписали договор аренды на вечность.
На балконе появились их коробки, в прихожей — кроссовки и шапки, в ванной — два новых полотенца с надписью «блогерская пара».
Андрей, устав от беспорядка, однажды сложил чужие вещи в пакет и поставил к двери.
Вероника увидела, ахнула:
— Ты что, выкинуть собрался? Там оборудование!
— Я просто навожу порядок, — спокойно ответил он.
— У тебя мания чистоты, — съязвила она. — Может, тебе блог завести: «Как выжить с творческими людьми»?
Стас, проходя мимо, подхватил:
— Кстати, идея! Мы бы это сняли.
Лена поняла, что всё катится к пропасти.
Она пыталась говорить с Андреем, но он уставал — от них, от себя, от невозможности объяснить, почему не выгоняет.
— Стас… он же мой брат, — повторял он, как заклинание. — Я не могу просто сказать «уходи».
— А я могу? — спросила Лена. — Или я тоже должна быть роднёй, чтобы иметь право на слово?
В тот вечер она пошла ночевать к подруге, Ирине.
Ирина жила одна, в однушке с кошкой и видом на стройку.
— Лен, ты что так запустила? — удивилась она. — У тебя стресс. Они тебя выживают.
— Не выживают, — устало возразила Лена. — Просто… живут.
— А ты перестала, — тихо сказала Ирина.
Когда Лена вернулась утром, Стас и Вероника завтракали.
Вероника ела йогурт с Лениной ложки.
— А где вы были? — спросила она как ни в чём не бывало.
— У подруги, — ответила Лена.
— Класс! Смена обстановки полезна, — кивнула Вероника и подмигнула Андрею. — Мы вчера записали новый подкаст, там как раз про токсичных родственников.
Лена промолчала.
Позже она услышала, как Стас говорит по телефону:
— Да, мы живём у брата, но скоро снимем лофт. Просто надо чуть подкопить. Зачем тратиться, если можно пока так?
Эти слова стали последней каплей.
Она почувствовала, как в ней поднимается волна — не злости даже, а какого-то холодного отчаяния.
Её дом превратили в бесплатный коворкинг, мужа — в зрителя, её — в мебель.
Вечером она достала чемодан. Старый, с царапиной на боку, тот самый, с которым ездила на море.
Начала складывать вещи: бельё, платье, ноутбук.
Андрей застал её в процессе.
— Ты куда?
— Пока не знаю. К Ире, может.
— Лен, подожди, не горячись.
— А что, Андрей, я должна остаться и варить борщ для их «сетевого завтрака»?
— Я поговорю со Стасом. Завтра утром.
— Завтра, — повторила она, устало улыбнувшись. — Завтра у тебя всегда разговор.
Она застегнула чемодан и поставила у двери.
В этот момент из комнаты вышла Вероника, с телефоном в руке:
— Лен, можно я твой чемодан сниму для рилса? Типа «собираюсь в путешествие»?
Лена посмотрела на неё долго и молча.
— Снимай, — сказала наконец. — Только подпиши честно: «хозяйка уходит из собственного дома».
Вероника смутилась, впервые за всё время потеряв лёгкость.
— Лен, ты чего… мы же…
— Всё нормально, — перебила она. — Просто у каждого свой срок терпения.
Андрей стоял рядом, сжав кулаки.
Он понимал: это и есть тот момент, когда нужно выбирать.
Между «роднёй» и домом. Между «не хочу конфликтов» и «надо поставить точку».
Он открыл рот — и замолчал, услышав, как из комнаты снова включилась кольцевая лампа.
Лена прошла в прихожую, подняла чемодан.
— Андрей, я иду собирать вещи! Мои или гостей — решай быстрей! — сказала она, и в голосе не было ни истерики, ни угрозы. Только усталость.
И в этот момент стало ясно: дальше либо всё изменится, либо рухнет окончательно.
Андрей долго стоял в дверях, глядя на Лену.
Она не плакала, не кричала. Просто держала чемодан, как билет на свободу.
Ему хотелось подойти, обнять, сказать то самое простое «останусь с тобой».
Но за спиной послышался голос Стаса:
— Да вы чего, серьёзно? Из-за какой-то ерунды — чемодан, посылки? Андрей, скажи ей, что мы же семья!
Слово «семья» прозвучало, как издёвка.
Вероника, стоявшая рядом, сжала телефон — будто готовилась снимать «новый поворот истории».
Лена почувствовала, как в груди всё холодеет.
Она поняла: они даже сейчас не осознают, что натворили.
— Стас, — Андрей повернулся к брату. — Давай без шоу.
— Какое шоу? — искренне удивился тот. — Мы же просто… живём. Ты сам говорил: пока не определимся с квартирой.
— Ты говорил — неделя. Прошло три месяца.
— Да не три, ты преувеличиваешь. И вообще, мы тут не мешаем. Верно, Веро?
Вероника вскинула брови:
— Ну да, мы старались не напрягать. Даже убирали иногда.
Лена тихо засмеялась. Смех получился сухим, будто ломался на зубах.
— Убирали? После себя?
— Лен, ты всё воспринимаешь слишком близко, — сказала Вероника с жалостью, как взрослый ребёнку. — Мы же друзья, ну расслабься.
— Нет, — спокойно сказала Лена. — Мы не друзья. Мы — жильцы одной квартиры. И то — временно.
Андрей понял: вот она, черта.
Он подошёл к Стасу, впервые за всё время глядя прямо, не отводя взгляд.
— Брат, мне не нужно объяснять, что такое родня. Но дом — не общий. Это мой и Лени дом. И ты с Верой… — он запнулся, но договорил: — Вы должны съехать. Завтра.
Повисла пауза.
Стас посмотрел на него, будто впервые видел.
— Ты из-за неё? — спросил он тихо. — Из-за женщины выгоняешь брата?
— Я не выгоняю. Я прошу уважать границы.
Вероника фыркнула:
— Какие границы? Всё в жизни общее: воздух, энергия, люди. Вот потому у вас и просмотров ноль — всё в рамках, всё по правилам.
— Может, и ноль, — спокойно сказал Андрей. — Зато в моём доме не шоу, а жизнь.
Она усмехнулась, но в глазах мелькнула тень — впервые за три месяца.
Стас встал, схватил куртку, бросил:
— Ладно. Уйдём. Только потом не жалуйся, что родных потерял.
Дверь хлопнула.
Потом — тишина.
Только кольцевая лампа ещё горела, мигая последним светом, как фарой чужой машины, уезжающей в ночь.
На кухне пахло пустотой.
Лена поставила чайник, достала две кружки.
Андрей сел, потер виски.
— Прости, — сказал он наконец. — Я слишком долго молчал.
— Не надо извиняться. Главное, что сказал, — ответила она.
— А если они не уйдут? — тихо спросил он.
Лена посмотрела прямо:
— Тогда уйду я. И уже не с чемоданом.
Он кивнул. Понял.
На следующий день Стас и Вероника действительно начали собираться.
Но не спеша.
Разложили вещи по пакетам, позвали курьера «за контентом», включили камеру:
— Вот так, ребята, иногда приходится съезжать — не из-за проблем, а ради новой главы!
Андрей сжимал кулаки. Хотел сказать — выключите, но понимал, что бесполезно.
Вероника ещё успела оставить на холодильнике стикер: «Будь добрее — и мир ответит лайком».
Лена сняла его, скомкала и бросила в мусорное ведро.
К вечеру квартира опустела.
На полу — след от штатива, на стене — отпечаток скотча.
Лена мыла стол, и с каждым движением губки становилось легче дышать.
Прошла неделя.
Дом будто ожил.
Андрей снова стал приходить раньше, приносил хлеб, рассказывал про работу.
Лена потихоньку возвращалась к жизни — готовила, стирала, поливала цветы, которые Вероника когда-то сдвинула «для света».
Но покой длился недолго.
В один из вечеров зазвонил телефон.
Номер — Стаса.
Андрей вздохнул и ответил.
— Алло?
— Слушай, брат, не кипятись. Мы всё обдумали. Ты был прав — мы сняли квартиру. Только… можешь пока принять пару посылок? Они опять по старому адресу пришли.
Андрей закрыл глаза.
— Нет, Стас. Не могу.
— Чего ты такой принципиальный? Это же мелочь.
— Не мелочь. Это граница.
Он положил трубку.
Через минуту пришло сообщение: «Изменился ты. Не узнаю».
Андрей стер его, не отвечая.
В тот вечер они с Леной сидели на балконе, пили чай.
Город шумел внизу, как далёкое море.
Лена положила голову ему на плечо.
— Думаешь, они уйдут насовсем?
— Не знаю, — честно сказал Андрей. — Стас не из тех, кто уходит тихо.
— Значит, будем держать дверь закрытой, — сказала она и улыбнулась. — Хотя бы пока.
Он кивнул.
Им обоим хотелось верить, что «пока» может быть долгим.
Через два дня в дверь позвонили.
На пороге стояла Галина Петровна, с тем же знаменем-сумкой.
— Андрюш, — сказала она без приветствия, — что ты устроил? Стас с Верой ко мне пришли! Спят на диване, вещи в коридоре, мне негде пройти! Они же твоя кровь!
— Мам, я просил их съехать.
— А ты не мог их приютить подольше? У них творческие люди, им вдохновение нужно. А ты со своими границами… Прямо бюрократ в семье!
Лена сделала шаг вперёд:
— Галина Петровна, у нас свой дом. Нам нужно, чтобы он был домом, а не проходным двором.
— Да что вы все зациклились на комфорте! Раньше люди жили в коммуналках — и ничего!
— А мы живём не «раньше», — ответила Лена. — Мы живём сейчас.
Галина Петровна нахмурилась, вздохнула тяжело.
— Ладно, делайте как знаете. Только потом не жалуйтесь, если останетесь одни.
Она ушла, оставив за собой запах ментоловых леденцов и ощущение, будто снова открылась дверь, которую только что закрыли.
Поздним вечером Андрей сидел за столом и молча листал телефон.
У Стаса в соцсетях вышло новое видео: «Когда родня предаёт, но ты не сдаёшься».
Под видео — кадры: их бывшая кухня, он сам в профиле, Лена с чемоданом в руке.
Надпись: «Реальная история, без постановки».
Лена подошла, увидела экран.
— Они снова нас снимают, — тихо сказала она.
— Да, — кивнул Андрей. — Без спроса.
Он выключил телефон.
Молчание между ними стало плотным, как воздух перед грозой.
Лена вздохнула, пошла к шкафу.
Достала тот же чемодан.
— Лен, ты куда? — спросил Андрей, вставая.
Она посмотрела прямо, твёрдо:
— Я иду собирать вещи. Мои или гостей — решай быстрей.
Андрей замер.
За стеной снова зазвенел телефон — пришло новое уведомление, наверное, очередное видео.
На кухне тикали часы.
Он стоял между прошлым и настоящим, понимая, что выбора больше не отложить.
История зависла на тонкой нити — там, где слово может разрушить или спасти дом.
И никто пока не знал, что он скажет в следующую секунду.