Человек, который задал самые неудобные вопросы в истории и с улыбкой ждал ответов
Представьте, что вы задаётесь вопросом: кто самый великий философ? Первое, что приходит на ум — имена, изменившие мир: Платон, Аристотель, Маркс. Их идеи двигали армиями, рушили империи и строили новые государства. Но сила влияния — не то же самое, что сила мысли. Можно быть колоссально влиятельным и при этом — как мы это теперь видим — во многом ошибаться.
А что, если сменить оптику? Давайте спросим себя не «кто был самым влиятельным?», а «кто был наименее неправ?». Чьи аргументы, подобно алмазу, оказались настолько прочными, что их до сих пор не смогли разбить, а лишь слегка отшлифовали? Чьи вопросы остаются без удовлетворительного ответа вот уже почти три столетия?
Если подходить с такими мерками, то из тумана британской истории emerges не суровый пророк и не затворник-зануда, а упитанный, жизнерадостный джентльмен с неизменной улыбкой. Знакомьтесь: Дэвид Юм. Философ, который, возможно, был прав чаще и в более важных вещах, чем кто-либо другой.
«Добряк Дэвид»: Философ, с которым хотелось выпить пива
Обычно мы представляем себе великих мыслителей угрюмыми и отрешёнными. Юм был полной их противоположностью. Его лучшим прозвищем было не «глубокомысленный мудрец», а «le bon David» — «добряк Дэвид». Современники описывали его как человеколюбивого, остроумного и невероятно гостеприимного человека, чей дом в Эдинбурге был центром притяжения для лучших умов эпохи.
Он водил дружбу с Адамом Смитом, отцом экономики, и историком Джеймсом Босуэллом. Он пытался помочь самому Жан-Жаку Руссо, предоставив тому убежище, но нервный и параноидальный Руссо в итоге обвинил Юма в руководстве международным заговором с целью его очернить. Представьте абсурдность ситуации: добродушный толстяк, пожимающий плечами, в роли зловещего макиавеллиевского кукловода.
Его личная история доказывает, что можно быть принципиальным скептиком и при этом прожить счастливую жизнь. Церковь его не жаловала, в профессуре из-за атеизма отказали, но Юм, разбогатев на своей монументальной «Истории Англии», жил в достатке и комфорте, не поступаясь убеждениями. Даже свою смерть от рака кишечника — одну из самых мучительных — он встретил с поразительным стоицизмом и самоиронией. Находясь при смерти, он шутил, что умереть в 65 — не так уж и плохо, ведь это избавляет его от немощи старости. Его друг, Адам Смит, сказал, что Юм приблизился «к идеалу мудрого и добродетельного человека — насколько это возможно для бренной природы».
Но за этой оболочкой милого чудака скрывался один из самых разрушительных умов в истории человеческой мысли. Давайте же заглянем в его мастерскую.
Удар по вере: Почему «умный замысел» — не доказательство
В наше время спор между верой и наукой часто сводится к перепалкам в интернете. Юм же вёл эту битву с изяществом шахматиста. Его главный удар по религиозной догматике содержится в «Диалогах о естественной религии», которые, опасаясь скандала, он опубликовал уже после своей смерти.
Представьте популярный и сегодня аргумент: «Всё в мире так сложно устроено, словно это часы. Раз есть часы — значит, был и Часовщик, то есть Бог». Юм не стал этот аргумент высмеивать. Он его разобрал.
Хорошо, — словно говорит он через столетия, — допустим, мир похож на сложный механизм. Но что это доказывает? Разве мы, увидев часы, обязательно заключаем, что они созданы одним-единственным, всемогущим, всеблагим и всезнающим существом? А почему не комитетом богов? Или юным, неопытным божеством, который учился на своих ошибках? А может, наш мир — это просто одно неудачное творение среди множества других, заброшенное своим создателем?
Его критика была настолько исчерпывающей, что современные атеисты вроде Ричарда Докинза или Сэма Харриса, по сути, часто пересказывают идеи Юма, просто одевая их в одежды современной науки. Юм не утверждал, что Бога нет. Он показал нечто более важное: разумных доказательств Его существования у нас нет. Он отделил веру — личную, иррациональную — от сферы рационального знания. И это разделение остаётся незыблемым.
Самый главный трюк вашего мозга: Проблема индукции
А теперь приготовьтесь к самому важному. Юм задал, пожалуй, самый простой и одновременно самый шокирующий вопрос во всей философии. Вопрос, который подрывает саму основу нашей повседневной жизни и науки.
Откуда вы знаете, что завтра взойдёт солнце?
Вы, конечно, ответите: «Потому что оно всходило каждый день на моей памяти и на памяти всего человечества». И Юм с вами согласится: так работает наш мозг. Он привык к этому. Но где логическая гарантия? Тот факт, что событие А (ночь) всегда сменялось событием Б (утро), не доказывает, что так будет и завтра. Ничто не мешает солнцу не взойти. Ничто не мешает законам физики измениться в следующую секунду.
Это и есть «проблема индукции». Наша уверенность в будущем основана не на логике, а на привычке. Мы подобны индейке, которую кормят каждый день. На основе прошлого опыта индейка уверена, что и завтра её накормят. Но наступает канун Дня Благодарения…
Это не просто игра ума. Весь научный метод построен на индукции: мы ставим эксперименты, получаем данные и экстраполируем их на будущее. Юм показал: как бы ни была велика наша статистика, абсолютной достоверности она нам не даст. Мы можем быть уверены лишь в том, что пока что всё работало именно так.
Ответом на этот вызов стала, например, теория фальсификации Карла Поппера: наука не может ничего доказать наверняка, но может что-то опровергнуть. Наша самая лучшая теория — это просто та, которую ещё не опровергли. Призрак Юма до сих пор бродит по коридорам научных лабораторий, напоминая нам о фундаментальной ограниченности нашего знания.
Почему нельзя из факта сделать вывод? Величайший логический трюк
Третий гениальный ход Юма касается морали. Посмотрите, как часто мы рассуждаем: «Война приносит страдания. Следовательно, война — это зло, и её нужно избегать». Или: «Это лекарство спасает жизни. Значит, врачи должны его применять».
Юм первым заметил в этой цепочке фатальную логическую ошибку, которую теперь называют «натуралистической ошибкой» или «разрывом между „есть“ и „должен“».
Между констатацией факта («есть») и моральным предписанием («должен») нет моста. Из утверждения «Эта бомба убьёт ребёнка» логически не следует, что «Тебе нельзя сбрасывать эту бомбу». Чтобы этот переход совершился, нам всегда требуется невысказанное моральное допущение, например: «Причинять смерть детям — это плохо».
Что же тогда такое мораль, если не набор объективных истин? Юм предложил радикально простое объяснение: моральные суждения — это выражение наших чувств. Когда мы говорим «убийство — это зло», мы не описываем свойство Вселенной, как её массу или цвет. Мы выражаем своё внутреннее, эмоциональное неприятие этого поступка и, благодаря способности к сопереживанию (симпатии), предполагаем, что другие разделят наши чувства.
Таким образом, Юм низверг разум с трона верховного правителя наших поступков. Он показал, что нами движут страсти, эмоции, чувства. А разум — лишь «раб страстей», чья задача — находить средства для достижения целей, которые задают нам эмоции. Это была бомба, заложенная под фундамент эпохи Просвещения, обожествлявшей Разум.
Наследие «добряка Дэвида»: Почему его идеи живее всех живых
В чём же секрет долголетия идей Юма? Почему его читают до сих пор, в то время как труды многих его современников пылятся на полках историков философии?
Ответ, возможно, в его стиле. Он не строил гигантских, душных философских систем, как Гегель. Он не изобретал непроницаемый жаргон, как это делают некоторые современные философы. Он писал ясно, просто и элегантно. Он брал самые простые, базовые убеждения нашей жизни — веру в завтрашний день, в причинно-следственные связи, в самоочевидность добра и зла — и с обезоруживающей прямотой показывал: «Смотрите, у всего этого нет железобетонного фундамента. Мы живём, опираясь на веру — веру в постоянство природы, на чувства — как основу морали, и на скепсис — как защиту от догм».
Дэвид Юм не дал нам утешительных ответов. Он дал нам нечто более ценное — трезвый, ясный и очень честный взгляд на границы нашего собственного разума. И в этом смысле — в смысле прочности своих вопросов — он, улыбчивый «добряк Дэвид», возможно, и впрямь был тем философом, который оказался наименее неправ.
Хотите узнать больше? Вот источники, с которых можно начать:
- Дэвид Юм, «Исследование о человеческом познании» — лучший и самый доступный способ начать знакомство с его идеями.
- Дэвид Юм, «Диалоги о естественной религии» — блестящая и до сих пор актуальная критика религиозных догм.
- Джеймс Босуэлл, «Жизнь Сэмюэла Джонсона» — содержит яркое (и предвзятое) описание смерти Юма, шокировавшее современников.
- Карл Поппер, «Логика научного исследования» — классический труд, который можно рассматривать как попытку ответа на вызов Юма в науке.
Следуйте своему счастью
Внук Эзопа
P.S. О чём бы Юм поспорил с нами сегодня?
Иногда мне кажется, что дух «добряка Дэвида» незримо бродит среди нас, снисходительно наблюдая за нашими интеллектуальными битвами. И можно только догадываться, какая улыбка играла бы на его губах.
Представьте его за столом в современной кофейне, с чашкой эспрессо (он, будучи шотландцем, наверняка оценил бы крепость). Он наблюдает, как мы:
- В спорах о науке с жаром доказываем друг другу «истину», основанную на тысячах исследований. И он, вежливо откашлявшись, заметил бы: «Простите, но ваша уверенность основана лишь на том, что эти законы… пока что не изменились. Всего лишь привычка, дорогие мои, привычка».
- В моральных дискуссиях в соцсетях пытаемся логически доказать оппоненту, что он «должен» думать иначе. А он бы напомнил: «Вы снова пытаетесь вывести „должен“ из „есть“. Ваш гнев — это лишь выражение ваших чувств. Вполне понятных, но не претендующих на абсолют».
- Смотрим новости о предвыборных обещаниях и грядущем экономическом росте. И он бы тихо вздохнул: «Вы верите в эти прогнозы? Милейшие мои, вы строите своё будущее на вере в то, что завтрашний день будет похож на вчерашний. Очень трогательно и по-человечески наивно».
И самое прекрасное, что сделать он это бы с такой неизменной доброжелательностью и лёгкой иронией, что вы бы не обиделись, а лишь развеселились. Возможно, в конце беседы он бы предложил вам оплатить его эспрессо — просто из симпатии, ведь он всегда верил, что наши действия движимы эмоциями, а не холодным расчётом.
Так что, в следующий раз, когда вы будете в чём-то абсолютно уверены, вспомните этого полного, улыбчивого джентльмена из XVIII века. Возьмите паузу, улыбнитесь и скажите себе: «Ну, конечно… пока что это так». И живите дальше — с чуть большей долей здорового скепсиса и чуть большей симпатией к тем, кто с вами не согласен. Кажется, именно этого «le bon David» и желал бы нам всем от всей души.
Ваш покорный слуга, временно исполняющий обязанности голоса из прошлого.
P.P.S. Заметка на полях о странных связях между причиной и следствием
А теперь, дорогой читатель, позвольте мне, как верному последователю Юма, поставить один маленький, но любопытный эксперимент. Справа от этих строк вы можете заметить кнопку «Поддержать».
С позиции строгого юмовского скепсиса, я не могу с абсолютной уверенностью утверждать, что ваше нажатие на неё неизбежно приведёт к росту качества статей на этом канале. Ведь это была бы чистейшая индукция: другие читатели жали — статьи становились лучше, следовательно, и в вашем случае это сработает. А мы с вами теперь знаем, что индукция — ненадёжный проводник в будущее.
Возможно, это нажатие вызовет цепную реакцию, которая приведёт к тому, что автор, внезапно разбогатев, бросит всё и уедет на Бали разводить орхидеи. Или же, напротив, вдохновлённый вашей поддержкой, он с удвоенной энергией погрузится в архивы, чтобы откопать для вас ещё одну жемчужину, вроде истории о том, как Адам Смит проиграл Юму в карты крупную сумму и в отместку вставил в «Богатство народов» пару язвительных шуток про шотландцев.
Я не могу этого доказать. Это вопрос веры.
Но если отбросить философию и перейти к языку страстей (которые, как учил нас Юм, правят миром), то картина проясняется. Интерес автора — это весьма мощная «страсть». А регулярная подпитка этого интереса через донаты — это та самая «привычка», которая, по Юму, является главным двигателем человеческих поступков. Так что, строго гипотетически, между вашим кликом и появлением следующей интересной статьи может существовать самая что ни на есть прямая и приятная для всех сторон причинно-следственная связь.
Впрочем, я ни на чём не настаиваю. Это просто идея. А решать, во что превратится эта идея — в ничто или в следующую статью, — решаете только вы. Как говаривал сам «добряк Дэвид»: «Беспристрастный философ укажет на различные преимущества разных поступков, но никогда не станет диктовать читателю тот или иной выбор».
Ваш покорный слуга, оставлю это здесь — просто как пищу для размышлений, не более того.