– Артем, ты где был?
Он вздрогнул, уронив ключи на маленький столик в прихожей. Звон металла показался Юлии оглушительным в вечерней тишине их просторной квартиры в центре Томска. Артем медленно повернулся, на его лице, обычно уверенном и слегка снисходительном, промелькнуло раздражение. Он стянул с шеи шарф.
– Работал. Задержался на встрече. Предупреждал же, что буду поздно.
– Ты не предупреждал.
– Значит, забыл. День сумасшедший.
Он прошел мимо нее в гостиную, не глядя, и рухнул в кресло, тут же уткнувшись в смартфон. Юлии было пятьдесят три, и за двадцать пять лет брака она научилась читать его, как открытую книгу. Или, вернее, она так думала. Последние пару лет книга стала покрываться странными иероглифами, которые она не могла расшифровать. Это было похоже на работу с трудным клиентом: видишь фасад, дорогую ткань, но не можешь нащупать истинную форму, понять, что скрывается под слоями неуверенности и лжи.
Юлия была стилистом. Не той, что мелькает на столичных показах, а настоящим, рабочим мастером своего дела в сибирском городе-миллионнике. Ее клиенты – жены местных бизнесменов, преподаватели университета, чиновницы – ценили ее за безупречный вкус и, что важнее, за деликатность. Она умела не просто одеть, а создать образ, который давал женщине уверенность. Она видела их страхи, их тайные желания, их стремление казаться кем-то другим, и помогала им стать лучшей версией самих себя. Ирония заключалась в том, что свою собственную жизнь она давно пустила на самотек.
– Я ужин разогрею, – сказала она в спину мужу.
– Не надо, я перекусил в городе.
Ветер за окном набрал силу, завывая в старых трубах. Он налетал с Томи, проносился по проспекту Ленина, и здесь, на седьмом этаже, казалось, будто их дом – одинокий корабль в штормовом море. Этот порывистый томский ветер всегда действовал на Юлию угнетающе, будоражил, вытаскивал на поверхность глубинную, застарелую тревогу.
Она прошла на кухню. На плите стояла нетронутая кастрюля с борщом. Юлия механически открыла холодильник, посмотрела на аккуратно расставленные контейнеры и закрыла его. Есть не хотелось. Ее взгляд упал на пиджак Артема, небрежно брошенный на стул. Она подошла, чтобы повесить его в шкаф. Пальцы наткнулись на что-то твердое в боковом кармане. Она замерла. Это было неправильно. Низко. Она никогда не проверяла его карманы. Но палец сам скользнул внутрь и вытащил сложенный вчетверо кассовый чек.
Магазин «Детский мир». Колпашево. Сегодняшняя дата. Кукла интерактивная «Машенька», говорящая – 4799 рублей.
Колпашево. Маленький городок на севере области. Какая встреча могла быть у ее мужа, занимающегося поставками медоборудования, в Колпашево? И какая кукла? У них не было детей. Племянники давно выросли.
Она вернулась в гостиную, сжимая в кулаке маленький бумажный квадратик. Артем все так же сидел, подсвеченный синим экраном.
– Артем.
– М?
– Ты сегодня был в Колпашево?
Он оторвал взгляд от телефона. В его глазах не было удивления, только холодное, глухое раздражение.
– Что за допрос? Сказал же, встреча была. Важная.
– Встреча в «Детском мире»?
Она разжала кулак и протянула ему чек. Он мельком взглянул на бумажку, и его лицо окаменело. На секунду ей показалось, что она видит в его глазах панику, но она тут же сменилась ледяной яростью.
– Ты роешься в моих вещах? – его голос был тихим, но от этого еще более страшным.
– Я хотела повесить пиджак. Он валялся на стуле.
– Не смей ко мне лезть! Поняла? Я тебе не мальчик, чтобы отчитываться за каждый купленный подарок! Это для дочери партнера. Знак вежливости. Тебе этого не понять!
Он вырвал у нее чек, скомкал его и швырнул в сторону.
– Что со мной не так, Юля? Почему ты вечно ищешь подвох? Может, тебе к врачу сходить? У тебя слишком много свободного времени. Займись своим рукоделием, что ли.
Он встал и ушел в спальню, громко хлопнув дверью. Юлия осталась стоять посреди гостиной. Ветер ударил в стекло с новой силой. «Займись своим рукоделием». Ее рукоделие. Это была ее тихая гавань. В углу гостиной стояло удобное кресло, рядом корзинка с мулине, пяльцы, на которых медленно, стежок за стежком, рождался сложный узор – вид на старую улочку Томска с резными деревянными наличниками. Она могла часами сидеть, погрузившись в этот медитативный процесс, где каждый крестик был на своем месте, где все подчинялось ее воле и замыслу. Это был мир порядка и красоты, в отличие от ее собственной жизни, которая все больше напоминала спутанный клубок ниток.
Она не пошла вышивать. Она села в кресло мужа, еще хранившее его тепло, и долго смотрела в темное окно, где отражалась ее комната и бледное лицо незнакомой, растерянной женщины. Дочери партнера. В Колпашево. Эта ложь была такой же грубой и нелепой, как дешевая синтетическая ткань, которую она никогда бы не позволила себе использовать в работе. И эта нелепость пугала больше всего. Он даже не старался.
***
На следующий день позвонила Жанна, сестра Артема. Она работала в агентстве недвижимости и обладала громким, напористым голосом, который, казалось, мог продать даже воздух.
– Юлька, привет! Артем звонил, расстроенный весь. Ты чего опять мужика изводишь?
Юлия молча поправляла шелковый платок на шее манекена в своей маленькой, но уютной студии. Солнечный свет, пробиваясь сквозь высокое окно, играл на рулонах тканей, создавая ощущение покоя.
– Я ничего не извожу, Жанна. Я задала вопрос.
– Вопрос! Да он вкалывает как проклятый, чтобы у вас все было, а ты ему сцены ревности устраиваешь на пустом месте! Ну купил куклу дочке какого-то там начальника из области, чтобы контракт подписать, что такого-то? Бизнес, Юль, это не фиалки на подоконнике разводить. Ты бы лучше поддержала его, а не пилила.
Жанна говорила заученными фразами, которые Юлия слышала уже много раз. «Артем старается для семьи», «Ты должна быть мудрее», «Мужчине нужно доверять». Раньше эти слова ее успокаивали, заставляли чувствовать себя виноватой. Сейчас они звучали фальшиво.
– Хорошо, Жанна. Спасибо за совет. У меня клиентка, я перезвоню.
Она положила трубку. Руки слегка дрожали. Она подошла к своему рабочему столу и взяла в руки пяльцы с незаконченной вышивкой. Ровные ряды крестиков. Порядок. Контроль. Она сделала несколько стежков, но игла не слушалась, то и дело соскальзывая не туда. Она отложила рукоделие.
Вечером, когда Артем снова «задерживался на встрече», Юлия села за ноутбук. Она не была хакером, но знала пароль от их общего банковского приложения. Артем был уверен, что она туда никогда не заглядывает. Она открыла выписку по его личной кредитной карте, той, что «только для представительских расходов».
Платежи в аптеках. Платежи в магазинах детского питания. Регулярные, раз в неделю, переводы на одну и ту же карту, подписанные «На хозяйство». И вишенка на торте – оплата в частной клинике «Мать и дитя» две недели назад.
Мир сузился до экрана ноутбука. Ветер за окном стих, и наступила звенящая тишина. Каждый платеж был стежком, но не на ее канве, а на какой-то другой, тайной, чужой вышивке, о существовании которой она и не подозревала. И этот узор был уродлив. Он складывался в картину предательства, огромного, всепоглощающего.
Ее внутренний мир, такой же упорядоченный, как ее коробки с мулине, рассыпался на тысячи цветных ниток. Она закрыла ноутбук. Что делать дальше? Устроить скандал? Он снова все будет отрицать, назовет ее сумасшедшей, скажет, что помогает какому-нибудь дальнему родственнику. И Жанна будет вторить ему по телефону.
Она чувствовала себя так, будто с нее сорвали всю одежду посреди площади. Она, которая создавала для других женщин броню из ткани и стиля, сама оказалась совершенно голой и беззащитной.
На следующий день она нашла в интернете телефон частного детектива. Это казалось диким, мелодраматичным, чем-то из дешевого сериала. Но другого выхода она не видела. Ей нужны были не догадки, а факты. Неопровержимые, как идеально сидящий по фигуре жакет.
Детектив, Владимир, оказался мужчиной лет шестидесяти, с усталыми глазами бывшего следователя и неожиданно мягкими, понимающими манерами. Его офис находился в полуподвальном помещении старого дома, пахло крепким чаем и бумагой.
– Юлия Андреевна, – сказал он, выслушав ее сбивчивый рассказ. – Я понимаю ваше состояние. Давайте так: без эмоций, только факты. Мне нужен объект, фотография, известные адреса, номер машины. Я не буду задавать лишних вопросов и лезть в душу. Моя работа – предоставить вам информацию. Что вы будете с ней делать – решать только вам.
Она передала ему фотографию Артема и всю информацию, что у нее была. Когда она вышла из его конторы на улицу, порывистый ветер снова трепал ее волосы и пальто. Но на этот раз он не казался враждебным. Он был похож на глубокий вдох перед прыжком в ледяную воду. Точка невозврата была пройдена. Она запустила механизм, который уже не могла остановить.
***
Владимир работал быстро и тихо. Через три дня он прислал первое фото. Артем, выходящий из подъезда обычной панельной девятиэтажки на окраине Томска. Рядом с ним шла молодая женщина, лет тридцати, державшая его под руку. Они смеялись.
Юлия смотрела на фотографию, и воздух не шел в легкие. Вот она. Та, кому покупали детское питание и оплачивали визиты в клинику. Та, что получала переводы «на хозяйство». Это было больно, но в то же время приносило странное, извращенное облегчение. Она не сошла с ума. Ее интуиция, ее профессиональное чутье на фальшь, ее не подвело.
Она увеличила изображение. Женщина была одета просто, но со вкусом. Юлия, как стилист, машинально отметила удачное сочетание цветов и крой джинсов. Потом ее охватил стыд. Она анализирует одежду любовницы своего мужа.
Вечером Артем был дома. Он был необычно любезен, даже привез ей букет ее любимых пионов.
– Прости за тот вечер, Юль. Нервы. Замотался совсем. Давай в выходные съездим куда-нибудь? В спа-отель?
Он обнял ее, и она заставила себя не отстраниться. Она чувствовала запах чужого парфюма, смешанный с его собственным. Она смотрела через его плечо на свою вышивку в пяльцах. Идеальный, упорядоченный мир. И рядом – ее реальный мир, кривой, лживый, распадающийся на части.
– Да, давай съездим, – пробормотала она.
Она перезвонила Владимиру.
– Я хочу знать все. Кто она. Есть ли ребенок. Все.
Следующие две недели превратились в пытку. Юлия жила двойной жизнью. Днем она была успешным стилистом, помогая управляющей банка выбрать наряд для юбилея. Она улыбалась, советовала, подбирала аксессуары, а в голове крутились обрывки информации от Владимира: «Ее зовут Марина. Ей 32. Работает в аптеке. Не замужем. Сын, три года. Прописаны в той самой квартире на Иркутском тракте».
Вечером она играла роль любящей жены. Они с Артемом ужинали, смотрели кино. Он рассказывал о своих «успехах» и «трудных переговорах», а она кивала, улыбалась и чувствовала, как между ними растет стеклянная стена, холодная и абсолютно прозрачная для нее одной. Ее рукоделие было заброшено. Она не могла заставить себя взять в руки иглу. Создавать красоту и порядок казалось кощунством, когда вся ее жизнь была пронизана хаосом и ложью.
А потом Владимир позвонил снова. Его голос был необычно серьезен.
– Юлия Андреевна, тут… всплыло кое-что еще. Не по телефону. Можете подъехать?
Ее сердце ухнуло вниз. Что еще могло быть? Что могло быть хуже уже известного?
В его полуподвальном офисе пахло так же, чаем и старой бумагой. Владимир положил перед ней несколько распечаток.
– Я пробил вашего мужа по старым базам. На всякий случай. Артем Петрович был женат до вас. В Новосибирске. Брак расторгнут двадцать шесть лет назад, как раз перед вашим знакомством.
– Я знаю, – кивнула Юлия. – Он говорил. Не сошлись характерами.
– Так вот, – Владимир постучал пальцем по бумаге. – В том браке у него родилась дочь. Сейчас ей двадцать семь. И последние десять лет Артем Петрович числится в базе судебных приставов как злостный неплательщик алиментов. Долг – больше миллиона. Его бывшая жена подавала в розыск несколько раз.
Юлия смотрела на документы и ничего не понимала. Неплательщик? Артем, который так кичился своей успешностью и порядочностью?
– Но… зачем? У него же есть деньги.
– Думаю, он просто оборвал все связи. Сменил город, начал новую жизнь. С вами. А потом… – Владимир сделал паузу, – видимо, решил, что может начать еще одну. И еще. Ваша семья – это его официальный фасад. Семья с Мариной – его нынешняя тайная жизнь. А та, первая, в Новосибирске – просто брошенная, забытая. Вычеркнутая.
Голова шла кругом. Это был уже не просто обман. Это была какая-то чудовищная система, патология. Он не просто изменял ей. Он строил параллельные миры, переходя из одного в другой, а те, что становились неудобными, просто стирал, как ненужный эскиз.
– И это еще не все, – тихо сказал Владимир. – Похоже, у него серьезные финансовые проблемы. Его фирма под залогом у банка. Несколько крупных контрактов сорвалось. Та щедрость, которую он проявляет к Марине, и те деньги, что уходят на поддержание вашего уровня жизни… они из разных карманов. И оба кармана, похоже, скоро опустеют.
И тут Юлия все поняла. Его раздражительность. Его постоянные «встречи». Его ложь. Это была не просто похоть или влюбленность. Это была агония загнанного в угол зверя, который пытался удержать все свои миры от коллапса.
В пятницу вечером Артем вернулся домой раньше обычного. Он был бледен и взвинчен.
– Юля, нам надо поговорить.
Он сел напротив нее за кухонный стол. Юлия молча ждала. Она была готова.
– У меня проблемы. В бизнесе. Временные, конечно, но… Мне срочно нужна крупная сумма. Я хочу взять кредит под залог нашей квартиры.
Он сказал это. Он, построивший как минимум две другие жизни на стороне, пришел к ней, чтобы заложить их общий дом, их крепость, единственное, что у них, как ей казалось, еще оставалось.
– Ты должна будешь дать нотариальное согласие, – торопливо добавил он. – Это формальность. Я все решу за пару месяцев.
Юлия смотрела на него. На его бегающие глаза, на капельку пота на виске. И не чувствовала ничего. Ни злости, ни обиды. Только холодную, звенящую пустоту. И еще – ясность. Такую же кристальную, как морозный воздух над Томью зимой.
В этот момент зазвонил ее телефон. Номер Владимира. Она ответила, не отводя взгляда от мужа.
– Юлия Андреевна, – голос детектива был спокоен. – Объект сейчас по адресу на Иркутском тракте. Кажется, там что-то происходит. Скандал. Соседи жалуются. Я рядом. Если хотите поставить точку – приезжайте.
Она медленно поднялась.
– Куда ты? – спросил Артем, его голос сорвался на визг. – Я с тобой разговариваю! Это важно!
– Я знаю, – тихо ответила она. – Я тоже еду по важному делу.
Она взяла ключи от своей машины и вышла из квартиры, оставив его одного посреди кухни, посреди руин их двадцатипятилетнего брака.
***
Ветер гнал по темным улицам пыль и сухие листья. Юлия вела машину, крепко вцепившись в руль. Она не плакала. Внутри все онемело. Она ехала не для того, чтобы устроить сцену. Она ехала, чтобы увидеть все своими глазами. Чтобы сжечь последний мост, последний самообман.
Владимир ждал ее у подъезда серой девятиэтажки. Из окна на третьем этаже доносились приглушенные крики.
– Они там с самого вечера ругаются, – негромко сообщил он. – Кажется, она узнала про его долги.
Юлия кивнула. Она подошла к подъезду и остановилась. Она не собиралась подниматься. Ей не нужно было участвовать в этом фарсе. Она просто стояла и смотрела на светящееся окно, за которым рушился еще один из миров ее мужа.
Дверь подъезда распахнулась, и на крыльцо выбежал Артем. Он был без куртки, в одной рубашке, растрепанный и злой. Он увидел ее. И замер. На его лице отразилась целая гамма чувств: шок, страх, а затем – предсказуемая, животная ярость. Он шагнул к ней.
– Что ты здесь делаешь?! Ты следила за мной?! Ты совсем с ума сошла?!
Из-за угла дома вышел Владимир, держа в руках небольшую камеру. Он спокойно, методично сделал несколько снимков. Артем перевел взгляд на него, потом снова на Юлию. Его лицо исказилось.
– Я не обязан отчитываться за каждый шаг! – кричал он, и его голос срывался. Он тыкал пальцем то в Юлию, то в детектива. – Это моя жизнь! Моя!
В этот момент Владимир сделал шаг вперед и произнес совершенно спокойным, почти будничным голосом:
– Артем Петрович, это по поводу алиментов для семьи в Новосибирске. Вас давно ищут по линии судебных приставов. Ваша бывшая супруга подала новое заявление.
Артем замолчал на полуслове. Он смотрел на Владимира, и вся его напускная ярость стекла с него, как вода. Он обмяк. Он понял, что это конец. Не одной игры, а всех сразу. Что все его миры столкнулись в одной точке, здесь, на грязном крыльце панельного дома на окраине Томска, и взрывной волной уничтожило их все. И его самого.
Юлия молча развернулась и пошла к своей машине. Она не оглядывалась. Впервые за много лет ветер, дувший ей в лицо, казался свежим и чистым. Он пах свободой.
Она приехала не в их общую квартиру. Она приехала в свою студию. Включила свет. Здесь все было на своих местах. Манекены, одетые в пробные наряды, казались молчаливыми, сочувствующими друзьями. Рулоны тканей. Ее рабочий стол. Она подошла к креслу, где лежали ее заброшенные пяльцы.
Она взяла их в руки. Незаконченная вышивка – старый Томск, резные наличники, кусочек мирной, упорядоченной жизни. Она посмотрела на ровные крестики, на те, что уже были сделаны. А потом решительно взяла ножницы и перерезала натянутую нить.
Она не будет дошивать эту картину. Она начнет новую.
На следующий день она вернулась в квартиру. Артема не было. На кухонном столе стояла бутылка виски, наполовину пустая. Юлия не стала собирать чемоданы. Она просто взяла самое необходимое: свою одежду, косметику, профессиональные инструменты. И свою корзинку для рукоделия. Она аккуратно сложила в нее все мотки мулине, иглы, ножницы. Она забрала пяльцы с незаконченной вышивкой. Не как память, а как напоминание о том, что любой, даже самый сложный узор, можно оборвать и начать заново.
Через месяц она уже жила в небольшой съемной квартире с огромными окнами, выходящими на тихий дворик. Подала на развод и раздел имущества. Артем не возражал. Он был сломлен. Ему предстояло разгребать обломки трех жизней и отвечать перед законом, бывшими женами и кредиторами.
Однажды вечером Юлия сидела в своем новом кресле. Рядом, на столике, лежали новые, чистые пяльцы с натянутой белоснежной канвой. Она еще не решила, что будет вышивать. Может быть, море, которого она никогда не видела. Или просто яркий, абстрактный узор, не подчиняющийся никаким правилам.
За окном дул ветер, но теперь он не вызывал тревоги. Он просто качал ветки деревьев. Юлия взяла в руки иглу, вдела в нее ярко-синюю нить и сделала первый стежок на чистом полотне. Это был ее мир. И теперь только она решала, каким узором он будет заполнен.