– Зачем рожать так рано, попользуйтесь жизнью! – советовала Жанна в трубку, глядя, как за окном густой, молочный туман съедает контуры соседних домов. – Мир посмотрите, себя найдите. Успеется еще с пеленками.
Она слушала сбивчивые оправдания невестки своего гражданского мужа, улыбалась собственным мыслям и машинально поглаживала гладкий, прохладный бок глобуса, стоявшего на ее рабочем столе. Этот глобус, испещренный линиями ее прошлых и будущих маршрутов, был единственной по-настоящему ее вещью в этой квартире. Все остальное было «их». Общее.
– Да, Жанна Аркадьевна, мы понимаем… но свое гнездо хочется… – доносился тоненький голосок из смартфона.
– Гнездо подождет, – мягко, но настойчиво закончила Жанна и, попрощавшись, положила телефон.
Утро в зимнем Иркутске было вязким и тихим. Туман, пришедший с Ангары, поглотил все звуки, оставив лишь приглушенное гудение холодильника и мерное тиканье старых настенных часов. Алексей, ее Алексей, с которым они прожили без малого двадцать лет, сидел на кухне, укутавшись в теплый халат, и хмуро листал новости в планшете. Он поднял на нее глаза, когда она вошла.
– Опять Валерия обрабатываешь? – спросил он беззлобно, но с ноткой упрека. – Оставь детей в покое, Жанна. Сами разберутся.
– Я не обрабатываю, а советую, – она налила себе чашку горячей воды, добавив в нее дольку лимона. – Я в их возрасте уже пол-Союза объездила с одним рюкзаком. А они хотят себя в ипотечную кабалу на тридцать лет загнать.
– У всех свои приоритеты, – буркнул Алексей и снова уткнулся в экран. Эта фраза была его щитом от любых разговоров, требовавших эмоционального участия.
Жанне было за шестьдесят. Высокая, все еще стройная, с короткой стрижкой седых волос и живыми, смеющимися глазами, она работала учительницей русского языка и литературы в местной гимназии. Последний год перед пенсией. Она смотрела на своих одиннадцатиклассников, циничных, уставших от ЕГЭ и взрослых проблем, и пыталась зажечь в них искру интереса к чему-то большему, чем новый айфон. Она читала им про арсеньевские путешествия по Уссурийскому краю, про дерзкий побег Монте-Кристо, про то, как Чехов трясся в повозке до Сахалина, – и видела в их глазах лишь скуку. А ей хотелось крикнуть: «Ребята, мир огромен! Он ждет вас!»
Но кричала она только внутри себя.
Алексей был ее тихой гаванью. Надежный, основательный, предсказуемый. Он любил диван, телевизор и дачу летом. Ее страсть к путешествиям он воспринимал как милую блажь, чудачество, которое можно потерпеть. Раз в год он отпускал ее «подышать воздухом» – в Лиссабон, в Прагу, в Стамбул. Сам он дальше дачи под Ангарском выезжать не любил. «Чего я там не видел?» – искренне удивлялся он.
Их жизнь текла ровно, как Ангара в безветренный день. Утром – работа, вечером – ужин и сериал. В выходные – уборка и поездка в супермаркет. Она давно привыкла, смирилась. Романтика первых лет, когда они, уже немолодые, нашли друг друга, уступила место уютному быту. Жанна иногда ловила себя на мысли, что она, как героиня одного из своих уроков, живет в «футляре», только ее футляр был соткан из комфорта и стабильности.
Телефонный звонок нарушил утреннюю тишину. Номер был незнакомый.
– Жанна Аркадьевна? Доброе утро. Это Марина, туристическое агентство «Вокруг света». Помните, вы у меня интересовались одним туром?
Жанна нахмурилась. Она интересовалась десятками туров.
– Марина, здравствуйте. Напомните, пожалуйста.
– Антарктида, – голос Марины звучал заговорщицки-радостно. – Появилось одно место в группе. Горящее! Вылет из Москвы через три недели. На экспедиционном судне «Академик Шокальский». Это тот самый, легендарный. Понимаете, кто-то отказался по состоянию здоровья. Скидка почти сорок процентов. Я сразу про вас подумала.
Сердце Жанны пропустило удар, а потом забилось часто-часто, как у девчонки. Антарктида. Белый континент. Предел мечтаний, самая смелая строчка в ее списке желаний, которую она давно вычеркнула как несбыточную. Слишком дорого. Слишком далеко. Слишком… нереально.
– Марина… я… я даже не знаю, – пролепетала она, чувствуя, как пересыхает во рту.
– Думать некогда, Жанна Аркадьевна. Решение нужно принять до завтрашнего вечера. Бронь снимут. Понимаю, что внезапно, но это шанс, который бывает раз в жизни. Буквально.
Она положила трубку, и комната, казалось, поплыла перед глазами. Антарктида. Она подошла к окну. Туман чуть рассеялся, и стали видны заснеженные крыши и голые, черные ветви деревьев, покрытые инеем. Иркутский морозный воздух казался ей сейчас жарким по сравнению с тем ледяным дыханием, которое она себе представила. Пингвины. Айсберги цвета сапфира. Тишина, которую не нарушает ничего, кроме скрипа снега и криков птиц.
– Что с тобой? – Алексей оторвался от планшета, заметив ее застывшую фигуру. – На тебе лица нет.
– Леша… – она обернулась, и ее глаза горели. – Мне сейчас звонили. Есть место. В Антарктиду.
Он посмотрел на нее так, будто она предложила слетать на Марс.
– Куда?
– В Антарктиду! На экспедиционном судне. Со скидкой. Это… это мечта всей моей жизни!
Алексей отложил планшет. На его лице проступила та самая складка между бровей, которая означала начало долгого и бесполезного разговора.
– Жанна, ты в своем уме? Какая Антарктида? В наши-то годы. Это опасно. И холодно. И вообще, сколько это стоит, даже со скидкой?
– Я не знаю точно, но у меня есть накопления. Я же откладывала…
– «Откладывала» она, – передразнил он беззлобно. – На ремонт на даче мы откладывали. И Валерию помочь обещали. У них же ипотека на носу. Они молодые, им нужнее.
Слова «им нужнее» прозвучали как приговор. Жанна почувствовала, как радостное возбуждение внутри нее гаснет, сменяясь привычной, тупой обидой. Она не стала спорить. Какой смысл? Она просто молча отошла к своему столу и провела пальцем по глобусу, остановив его на самом юге. Белое пятно. Terra Incognita ее личной жизни.
Вечером приехали Валерий с женой Леной. Молодые, румяные с мороза, они привезли торт и сразу завели разговор о главном.
– Пап, Жанна Аркадьевна, мы тут вариант нашли. Двушка в Ново-Ленино. Не центр, конечно, но своя. Застройщик хороший. Но первоначальный взнос… – Валерий выразительно посмотрел на отца.
Алексей тут же оживился. Он расстелил на столе план квартиры, они начали что-то чертить, считать на калькуляторе. Жанна сидела чуть поодаль, наливала чай и чувствовала себя чужой на этом празднике жизни. Она была не свекровь, не мать. Она была «Жанна Аркадьевна», папина женщина, удобное приложение к его жизни. И ее собственная, только что вспыхнувшая мечта казалась теперь глупой и эгоистичной.
– А вы же сами говорили, Жанна Аркадьевна, пожить для себя, – вдруг сказала Лена, поймав ее тоскливый взгляд. В голосе девушки не было яда, скорее, искреннее недоумение. – Вот мы и хотим пожить для себя. В своей квартире, а не с родителями.
Жанна почувствовала, как щеки заливает краска. Ее же оружие обернули против нее. Она хотела сказать, что «пожить для себя» – это не про квадратные метры. Это про другое. Про звезды над пустыней, про вкус уличной еды в Бангкоке, про гул водопадов Игуасу. Но она промолчала. Кто бы ее понял?
Ночью она не спала. Алексей мирно посапывал рядом, а она лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, на котором плясали отсветы уличного фонаря, пробивавшиеся сквозь туман. В голове звучал голос Марины: «Шанс, который бывает раз в жизни». А потом голос Алексея: «Им нужнее». И снова голос Лены: «Пожить для себя».
Чего я хочу на самом деле? Этот вопрос, который она задавала своим ученикам на уроках литературы, теперь встал перед ней самой во весь рост. Чего хочет она, Жанна Аркадьевна Белозерова, без пяти минут пенсионерка? Продолжать эту тихую, уютную жизнь, где все решено за нее? Отдать свои сбережения, которые она по копейке собирала с каждой зарплаты, на ипотеку почти чужому ей парню? Или…
Или рискнуть.
На следующий день в школе было особенно тяжело. Контрольная у одиннадцатого класса. Они сидели, уткнувшись в листки, и на их лицах была вселенская тоска. После уроков она зашла в учительскую проверить почту. И увидела письмо от Марины. Тема: «Просто посмотрите на это». Внутри была ссылка на видео.
Жанна надела наушники и нажала на play.
С экрана на нее обрушилась оглушительная тишина. Огромные, неправдоподобно синие айсберги дрейфовали в темной воде. Тысячи пингвинов копошились на берегу. Тюлень лениво поднял голову, посмотрел в камеру и снова завалился на бок. И люди. Люди в ярких красных куртках стояли на палубе корабля, и на их лицах было такое выражение… восторга, потрясения и детского счастья, какое Жанна не видела уже очень давно.
Она сняла наушники. За окном учительской все так же висел серый иркутский день. Коллега, Марина Викторовна, молодая историчка, пила чай с печеньем.
– Что, Жанна Аркадьевна, опять про свои путешествия мечтаете? – улыбнулась она. – Я вот тоже мечтаю. На Байкал бы летом съездить, на Ольхон. Муж все никак не соберется.
– А ты сама, – вдруг неожиданно для себя сказала Жанна. – Соберись и поезжай. С подругой. Одна. Какая разница?
Марина Викторовна посмотрела на нее удивленно.
– Одна? Да как я его оставлю? Кто ему борщ варить будет?
– Не умрет без борща неделю, – отрезала Жанна. – А ты? Тебе что нужно? Или ты не в счет?
Она сама испугалась своих слов. Это было так не похоже на нее, на тихую и деликатную Жанну Аркадьевну. Но слова уже были сказаны. Марина Викторовна задумалась, а Жанна, схватив сумку, почти выбежала из учительской.
Она не поехала домой. Она поехала в центр, в офис к Марине.
– Я знала, что вы придете, – улыбнулась та, отрываясь от компьютера.
Они сидели в маленьком уютном офисе, заставленном картами и рекламными проспектами. Марина, энергичная женщина лет сорока, говорила быстро и по делу. Она разложила перед Жанной все расчеты. Сумма была огромной, даже со скидкой. Она съедала почти все ее сбережения. Но глядя на фотографии ледников, Жанна вдруг поняла, что деньги – это просто бумага. А вот это… это жизнь.
– Понимаете, Жанна Аркадьевна, это не просто круиз, – горячо говорила Марина. – Это экспедиция. Там будут лекции от ученых, биологов, гляциологов. Высадки на зодиаках. Вы увидите то, что видели единицы. Это… это перезагрузка. Полная. Моя жизнь, мои правила. Помните?
– Помню, – тихо сказала Жанна. – Оформляйте.
Она перевела аванс прямо с телефона. Руки дрожали. В груди было смешанное чувство – дикий восторг и леденящий ужас. Точка невозврата была пройдена.
Домой она шла пешком, через весь центр, мимо деревянных домов с их знаменитым «кружевом» наличников, мимо памятника Бабру. Туман стал еще плотнее, и редкие прохожие выныривали из него, как призраки. Она чувствовала себя героиней какого-то фильма. Вот сейчас она откроет дверь, и все будет по-старому. Но она сама уже была не старая.
Алексей встретил ее в прихожей. Лицо у него было странное – виноватое и одновременно решительное.
– Жанна, я тут… В общем, я решил. Надо помочь мальчику. Я сегодня перевел ему деньги на первый взнос. С нашего общего счета.
Он сказал это так, будто сообщал, что купил хлеба.
Мир Жанны, который и так качался, рухнул окончательно. Она смотрела на него и не узнавала. Двадцать лет. Двадцать лет она считала его своей опорой, своей стеной. А он оказался… ничем. Просто соседом по квартире, который распоряжается ее жизнью и ее деньгами, не считая нужным даже спросить.
– Ты… что сделал? – прошептала она.
– Ну, перевел деньги. А что такого? Мы же семья. Я глава семьи, я и решаю такие вопросы. Он же мой сын.
– А я? – ее голос вдруг окреп и зазвенел. – Я кто в этой семье, Алексей? И деньги эти – они чьи? Половина из них – моя. Я их зарабатывала, я отказывала себе во многом!
– Ой, началось, – поморщился он. – Что ты там зарабатывала в своей школе, не смеши. Я всю жизнь на заводе вкалывал. Хватит истерить. Дело сделано.
И в этот момент что-то щелкнуло. Последняя ниточка, связывавшая ее с этим человеком, с этой жизнью, лопнула. Она посмотрела на него долгим, холодным взглядом.
– Нет, Алексей. Дело не сделано. Дело только начинается.
Он не понял. Он вообще редко что-то понимал, что не касалось его комфорта. Он просто пожал плечами и ушел на кухню греметь кастрюлями.
А Жанна прошла в комнату. Она не плакала. Она чувствовала странную, звенящую пустоту и легкость. Она открыла шкаф и достала большой чемодан, тот самый, с которым объездила полмира. Он был покрыт пылью, но наклейки из аэропортов Лиссабона, Рима, Праги все еще были яркими.
Она начала собирать вещи. Спокойно, методично. Несколько теплых свитеров. Термобелье. Книги. Фотоаппарат. Она складывала в чемодан не одежду, она складывала свою новую жизнь. Она не защищала деньги, она не спорила из-за квартиры. Она уходила из отношений, где ее не было. Где она была просто функцией, удобной и незаметной.
Алексей заглянул в комнату через час. Он увидел раскрытый чемодан и замер на пороге.
– Это еще что за цирк? Ты куда собралась? На дачу зимой?
– Нет, – спокойно ответила она, не оборачиваясь. – Я собралась в Антарктиду. А потом… потом посмотрим.
– В какую еще Антарктиду? Жанна, прекрати этот спектакль! Я не отпущу тебя.
– Тебе не нужно меня отпускать, – она повернулась и посмотрела ему в глаза. В ее взгляде не было ни гнева, ни обиды. Только холодное отчуждение. – Мы ведь не семья, Алексей. Ты сам сказал. Ты глава своей семьи, со своим сыном. А я… я сама по себе. Мы просто сожители. И наш договор окончен.
Он смотрел на нее, и до него, кажется, начало что-то доходить. Его лицо из самоуверенного стало растерянным, почти испуганным.
– Жанка… ты чего? Ты серьезно? Из-за денег? Да я… я верну! Валерка отдаст!
– Дело не в деньгах, Леша. Никогда не было в деньгах. С этим ты сам как-нибудь разбирайся.
Она застегнула молнию на чемодане. Взяла с рабочего стола глобус. Он был тяжелым, но она не могла его оставить. Это была единственная вещь, которую она хотела забрать из этого дома.
Она вызвала такси. Пока ждала, стояла у окна. Туман начал редеть, и сквозь него пробивался бледный свет зимнего солнца. Город проступал из небытия, обретая четкие, резкие очертания. Таким же четким и ясным стало и ее будущее.
Когда приехала машина, она без единого слова вышла из квартиры, которую двадцать лет считала своим домом. Алексей что-то кричал ей вслед, но она уже не слышала. Она спустилась по лестнице, села в такси и сказала водителю адрес Марины. Она поживет у нее пару недель до отъезда.
Сидя на заднем сиденье, она смотрела на проплывающий мимо заснеженный Иркутск. На замерзшую Ангару, из которой валил пар, как из кипящего котла. Она не чувствовала ни сожаления, ни боли. Только огромное, всепоглощающее облегчение. И предвкушение.
Она оставила ему все: квартиру, мебель, дачу. Она знала, что по закону ей, возможно, что-то и полагалось, но бороться за это не хотела. Она платила за свою свободу, и эта цена казалась ей смехотворно малой. Она обрела не просто путешествие на край света. Она обрела себя.
Через три недели, стоя на палубе экспедиционного судна, укутанная в ярко-красную парку, она смотрела, как мимо проплывает первый айсберг. Он был громадный, величественный, и сиял на солнце так, что было больно глазам. Холодный ветер бил в лицо, пахло солью и чем-то еще – первозданным, чистым, вечным.
Рядом стоял седовласый мужчина, один из ученых-лекторов, и говорил кому-то по-английски: «Это невероятно. Каждый раз, как в первый раз. Чувствуешь себя на краю земли, в начале времен».
Жанна улыбнулась. Она не была на краю. Она была в самом начале. Ее личного времени. И впереди был целый белый континент. Целый мир.