Телефонный звонок вырвал Людмилу из вязкой рутины послеобеденного приёма. На экране высветилось «Костя». Она поморщилась, словно от зубной боли. За сорок восемь лет жизни она научилась безошибочно определять тональность его звонков по времени суток. Утренние – деловые, вечерние – семейные, дневные – почти всегда предвестники проблем. Она сбросила вызов, отправив стандартное «Перезвоню, на приёме».
Пациентка на кушетке, пожилая женщина с тремором рук, обеспокоенно посмотрела на неё.
– Ничего страшного, Мария Ивановна, – голос Людмилы, привыкший успокаивать, мгновенно обрёл профессиональную мягкость. – Давайте вернёмся к вашим рефлексам.
Она постучала молоточком по колену, но мысли её были далеко. Ветер за окном её кабинета в областной больнице Воронежа яростно трепал молодые листья тополей, гнул их до самой земли. Такой же ветер гулял у неё в душе. Тревожный, срывающий с места привычные вещи. Третий день этот ветер не унимался, и третий день город жил в состоянии нервного напряжения, будто в ожидании бури, которая всё никак не начиналась.
Приём закончился. Людмила устало опустилась в кресло. Стопка непрочитанных научных журналов по неврологии укоризненно смотрела на неё с края стола. Рядом лежал томик современного романа, который она читала урывками, – её маленькая отдушина. Она потёрла виски. Костя. Прошло полгода со дня смерти отца, и брат становился всё настойчивее. Телефон снова завибрировал. «Костя». Она вздохнула и приняла вызов.
– Да, Костя, я освободилась. Что-то срочное?
– Привет, Люд. Да нет, не срочное, рабочее. Слушай, нам надо поговорить насчёт отцовской фирмы. Есть предложение.
Людмила почувствовала, как по спине пробежал холодок, не имеющий отношения к работающему кондиционеру. «СтройКомплект». Небольшое, но крепкое предприятие по поставкам стройматериалов, которое отец строил всю жизнь. По завещанию им с братом досталось по пятьдесят процентов акций.
– Какое предложение? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
– Не по телефону, – в голосе брата проскользнули деловые, чуть покровительственные нотки, которые она так не любила. – Давай встретимся где-нибудь. Через час, в «Дубль два» на проспекте Революции?
– Хорошо, – коротко ответила она и повесила трубку.
К чёрту журналы. Она решительно сдвинула их в сторону. Ветер за окном с новой силой ударил в стекло, и верхушка старого тополя угрожающе качнулась.
***
Кафе было почти пустым. Константин уже сидел за столиком у окна, постукивая по экрану дорогого смартфона. На нём был идеально скроенный костюм, который, однако, казался чуть тесным в плечах, словно он всё ещё пытался дорасти до образа успешного бизнесмена, который так старательно создавал. Людмила подошла, и он поднял голову. Улыбка не коснулась его глаз.
– Привет, сестрёнка. Кофе будешь?
– Буду. Латте.
Она села напротив, положив на столик свою потёртую кожаную сумку, в которой рядом с фонендоскопом и тонометром всегда лежала книга. Сейчас это был роман о женщине-археологе, в одиночку ведущей раскопки во враждебном окружении. Иногда ей казалось, что это про неё.
– Ну, я не буду ходить вокруг да около, – начал Костя, как только официант отошёл. – Ты же понимаешь, «СтройКомплект» сейчас в сложном положении. Рынок меняется, конкуренты давят. Нужны быстрые, решительные действия. Инвестиции, новые контракты.
Людмила молча слушала, разглядывая его ухоженные руки. На безымянном пальце правой руки виднелась бледная полоска – след от обручального кольца. С женой он развёлся год назад, ещё до болезни отца. Громко, со скандалом.
– И? – она подняла на него глаза. В её взгляде была привычка врача – внимательно наблюдать, подмечая малейшие нестыковки в рассказе «пациента».
– И я готов взять всё на себя. Выкупить твою долю. Я всё посчитал. Даю хорошую цену, рыночную. Даже чуть выше. Купишь себе новую машину, на море с Гришей съездите несколько раз. Закроешь ипотеку Настину. Зачем тебе эта головная боль?
Вот оно. Главный вопрос, сформулированный как забота. Людмила сделала глоток горячего латте. Пенка оставила на верхней губе смешные белые «усы».
– Отец хотел, чтобы мы управляли вместе, – тихо сказала она.
– Отец был идеалистом! – Костя нетерпеливо махнул рукой. – Он жил в другое время. Люд, ну пойми ты, это бизнес, а не кружок по интересам. Тут надо пахать, разбираться в логистике, в налогах, в откатах, прости господи. Ты – врач. Прекрасный врач, лучший невролог в Воронеже, я горжусь тобой. Но ты в этом не разбираешься! Твоя доля – это просто тормоз. Любое решение нужно согласовывать, проводить собрания акционеров из двух человек. Это парализует работу.
Людмила подумала, что хотела бы сказать: «Отец верил, что я разберусь. Он верил в меня больше, чем ты». Но вместо этого она задала другой вопрос, холодный и точный, как укол иглы при люмбальной пункции:
– Ты уже с кем-то договорился о продаже компании?
Костя на мгновение растерялся. Его глаза быстро забегали.
– С чего ты взяла? Нет, конечно. Я хочу развивать дело отца. Просто для этого мне нужен полный контроль.
«Врёт», – констатировал внутренний диагност Людмилы. Он уже всё решил. Он не просто скупает её акции, он готовит всю компанию к продаже, и ему мешает её пятьдесят процентов.
– Я подумаю, – сказала она, поднимаясь. Она не притронулась к кофе. – Мне нужно время.
– Сколько? Неделя? – в его голосе слышалось плохо скрываемое раздражение.
– Столько, сколько потребуется, – ответила она и, не оборачиваясь, вышла из кафе.
Ветер тут же набросился на неё, растрепал волосы, попытался вырвать из рук сумку. Она шла по проспекту Революции, мимо памятника Белому Биму, и чувствовала себя персонажем какой-то злой, неправильной сказки. Брат, который пытается отнять наследство. Это было так пошло, так банально. Но от этого не менее больно.
***
Дома её встретил Григорий. Он сидел на кухне и чистил картошку. Григорий, инженер-конструктор на авиазаводе, был её тихой гаванью последние десять лет. Спокойный, надёжный, с руками, которые могли починить всё на свете, и с удивительной способностью не задавать лишних вопросов.
– Ну как? – спросил он, не поворачивая головы.
– Предлагает выкупить мою долю. Говорит, я ничего не понимаю в бизнесе.
Григорий хмыкнул, ловко срезая кожуру.
– А ты?
– А я думаю, что он врёт. И что отец перевернулся бы в гробу, если бы я так просто всё отдала.
Она подошла к окну. Их квартира на девятом этаже выходила на Воронежское водохранилище. Ветер гнал по воде белые барашки, поверхность казалась неспокойной, вздыбленной. Тревожной. Как её собственная душа.
Вечером позвонила дочь. Анастасия, двадцатичетырёхлетняя, недавно вышедшая замуж и живущая своей отдельной, взрослой жизнью.
– Мам, привет! Мне тут дядя Костя звонил.
Сердце Людмилы ухнуло вниз. Вот и второй фронт.
– И что он тебе сказал?
– Сказал, что сделал тебе предложение по фирме. Мам, это же отличный вариант! – голос Насти звенел энтузиазмом. – Он же деловой человек, он всё правильно сделает. А тебе зачем эти проблемы? У тебя работа, дом, Гриша. Ну правда, мам, тебе сорок восемь лет! Пора уже о себе подумать, о спокойствии. Деньги хорошие предлагает. Мы бы с Димкой ипотеку погасили… – последнюю фразу она произнесла тише, но именно она была ключевой.
Людмила молчала, чувствуя, как внутри всё каменеет. Голос общественных стереотипов, приправленный дочерним эгоизмом. Ты женщина, ты врач, тебе почти пятьдесят. Сиди смирно. Не лезь. Твоё время прошло.
– Настя, – медленно, отчётливо проговорила она, – это дело касается только меня и твоего дяди. И нашего с ним отца. Твоего деда.
– Но, мам…
– Я сказала всё, что хотела. Спокойной ночи, дочка.
Она нажала отбой. Руки дрожали. Не от злости – от обиды. Она подошла к книжному шкафу, её убежищу. Провела пальцем по корешкам. Классика, история, научная фантастика. Книги, которые учили её думать, анализировать, видеть скрытые мотивы. Неужели всё это зря? Неужели она позволит считать себя глупой курицей, неспособной отличить правду от лжи?
Она посмотрела на Григория. Он молча наблюдал за ней.
– Он и Настю обработал, – глухо сказала она.
– Я так и понял, – кивнул Гриша. – Что будешь делать?
Людмила посмотрела на свои руки. Руки врача. Чувствительные пальцы, которые могли нащупать увеличенный лимфоузел, определить патологический рефлекс. Руки, привыкшие к точности и ответственности.
– Завтра я возьму отгул, – твёрдо сказала она. – И поеду в офис.
***
Офис «СтройКомплекта» находился на левом берегу, в промзоне. Небольшое двухэтажное здание из серого кирпича. Людмила не была здесь много лет. Ветер гонял по асфальту пыль и сухие листья. Она дёрнула ручку двери. Заперто. Конечно. Суббота. Она достала из сумки связку ключей, которую ей отдала мать после похорон. Один из них, старый, медный, с трудом, но повернулся в замке.
Внутри пахло пылью, старой бумагой и чем-то ещё, неуловимо знакомым. Отцом. Его дешёвыми сигаретами и крепким чаем. Она прошла по коридору в его кабинет. Костя здесь явно навёл свой порядок. Современное кожаное кресло, новый компьютер. Но старый отцовский стол из дуба он убрать не решился. И его портрет на стене тоже остался. Отец смотрел с фотографии строго, но с лукавой искоркой в глазах. «Ну шо, доча, справишься?» – словно слышала она его характерное воронежское «шо».
Людмила подошла к столу. Она не знала, что ищет. Просто чувствовала, что ответ где-то здесь. Она выдвинула верхний ящик. Пусто. Второй. Канцелярка. Третий, самый нижний, заклинило. Она дёрнула сильнее. Ящик с протестующим скрипом поддался. Внутри, под стопкой старых накладных, лежал толстый ежедневник в кожаном переплёте. Последний ежедневник отца.
Она села в новое, неудобное Костино кресло и открыла его. Отец вёл записи нерегулярно, но последняя запись была сделана за неделю до того, как его увезли в больницу. Почерк был уже неровным, дрожащим.
«Говорил с Костей. Рвётся в бой. Талантливый, хваткий, но торопливый. Боюсь, наломает дров. Хочет продать всё «Регион-Строю». Не понимает, что я создавал компанию не для того, чтобы её поглотил какой-то московский монстр. Я создавал её для вас. Для него и для Людки. Чтобы было что-то своё, воронежское, настоящее. Людка у меня с головой. Думает, что только в своих нервах разбирается. А она в людях разбирается, это главное. Если будут вместе – всё получится. Она его тормоз, он её мотор. Порознь – пропадут».
Людмила несколько раз перечитала эти строки. Вот он, ответ. Чёткий и ясный. Не просто сентиментальное пожелание – трезвый анализ двух его детей. «Регион-Строй». Она запомнила это название. По щеке скатилась слеза и упала на страницу, расплываясь чернильным пятном. Тридцать два года – столько она прожила под одной крышей с отцом. И только сейчас, через полгода после его смерти, он дал ей самый важный совет. Прошлое не было грузом. Оно стало картой.
Она встала, чувствуя, как тревога отступает, сменяясь холодной, ясной решимостью. Она знала, что делать. Она не будет продавать свою долю. Она не позволит брату уничтожить то, что отец строил для них обоих. Она не разбирается в логистике и налогах? Ничего. Она умеет читать, учиться и задавать правильные вопросы. Она всю жизнь ставила диагнозы, основываясь на анализе симптомов. Сейчас ей предстояло поставить диагноз семейному бизнесу.
Она достала телефон и набрала номер.
– Гриш, привет. Можешь найти мне в интернете всё про компанию «Регион-Строй»? Особенно про их сделки по слиянию и поглощению в Черноземье.
Повисла короткая пауза.
– Уже ищу, – спокойно ответил он.
***
Она вышла из офиса. Ветер всё так же дул, но теперь он не казался враждебным. Он просто был. Часть этого дня, часть этого города. Он проветривал её мысли, унося последние сомнения. По дороге домой зазвонил телефон. «Настя». Людмила уверенно сбросила вызов. Она поговорит с дочерью позже. Когда у неё на руках будут не эмоции, а факты. Когда она сможет объяснить, что это не каприз, а её осознанный выбор. Её право.
Дома, пока Григорий, уткнувшись в ноутбук, выводил на экран схемы и таблицы, Людмила создала на рабочем столе новую папку. «СтройКомплект». Она скачала туда уставные документы, которые нашла в столе отца, и начала читать. Читать так, как читала сложный анамнез болезни – вдумчиво, ища связи, подмечая детали. Юридический язык был сложен, но не сложнее описания патогенеза бокового амиотрофического склероза.
Вечером она позвонила брату.
– Костя, я приняла решение.
– Ну наконец-то! – в его голосе было нетерпеливое облегчение. – Я завтра же подготовлю документы. Пришлёшь свои реквизиты.
– Я не продаю, – спокойно сказала Людмила.
На том конце провода повисла оглушительная тишина. Даже гул ветра за окном стал слышнее.
– Что? – наконец выдавил он.
– Я. Не. Продаю. Свою. Долю, – повторила она по слогам. – Более того, на правах акционера, владеющего пятьюдесятью процентами, я требую провести полный независимый аудит компании за последние полгода. И я хочу видеть все предварительные соглашения и протоколы о намерениях, особенно с компанией «Регион-Строй».
– Ты… ты что, рылась в бумагах отца? – в голосе Кости смешались ярость и страх.
– Я читала его дневник. А теперь буду читать финансовые отчёты. У меня есть на это право.
Она повесила трубку, не дожидаясь ответа. Она не чувствовала триумфа. Только странное, опустошающее спокойствие. Война только начиналась, она это понимала. Будет тяжело. Брат не сдастся просто так. Дочь будет обижаться. Но впервые за долгие месяцы она чувствовала себя на своём месте.
Григорий подошёл сзади и обнял её за плечи.
– Ну ты даёшь, невролог, – с тёплой усмешкой сказал он.
Людмила посмотрела в окно. Ветер начал стихать. Далёкие огни на том берегу водохранилища больше не дрожали. Она прислонилась к плечу Григория. На журнальном столике лежал её недочитанный роман. Она обязательно его дочитает. Но теперь у неё появилась ещё одна, гораздо более интересная книга. История её собственной жизни, в которой она только что решилась перевернуть страницу и начать новую главу. И это было только начало.