– Я имею право на ошибки! – голос Артема, обычно бархатистый и обволакивающий, сейчас звенел от плохо скрываемого раздражения. – Все ошибаются, Рая! Это жизнь!
Раиса молча смотрела на него. На своего сорокавосьмилетнего мужа, красивого, как бог, и пустого, как барабан. Он стоял посреди их гостиной, залитой косыми лучами весеннего солнца, и разыгрывал спектакль оскорбленной невинности. Пятый раз за их двадцать лет совместной жизни. Пятый раз она находила доказательства, и пятый раз он произносил вариации на тему «имею право». Только в этот раз он еще не знал, что у нее есть не просто переписка в мессенджере. У нее были видео. Короткие ролики, снятые на его же телефон и предусмотрительно сохраненные в облако, пароль от которого он с царственной небрежностью когда-то ей сообщил.
– Ты меня не слышишь? – Артем сделал шаг к ней, его лицо изобразило обиду. – Я говорю, что это ничего не значит. Просто… слабость. Мужская слабость. Ты же мудрая женщина, Раечка.
Раиса смотрела на пылинки, танцующие в солнечном столбе, падающем на их персидский ковер. Она была менеджером проектов в крупной IT-компании. В свои сорок девять она вела проект по внедрению логистической системы для гигантского уральского холдинга «Урал-Логистика». Она управляла командой из тридцати человек, жонглировала сроками, бюджетами в десятки миллионов и требованиями капризного заказчика. Она могла одним письмом заставить совет директоров пересмотреть решение. На работе ее звали Раиса Викторовна, и ее слово было законом. А дома… дома она была «Раечка». Тихая, удобная, всепрощающая. Та, что всегда приготовит ужин, даже если вернется с работы в десять вечера, та, что будет слушать его бесконечные жалобы на «непризнанный гений» и «тупых заказчиков», которые не ценят его дизайнерские изыски.
Побуждающим происшествием, как сказали бы сценаристы, стал не сам факт измены. Им стала ее собственная реакция. Раньше она плакала, устраивала скандалы, уходила к маме на пару дней. А сейчас… ничего. Внутри была звенящая, холодная пустота. Словно перегорел какой-то предохранитель. Она просто скачала видео на флешку, вышла из его аккаунта и пошла варить кофе. Этот холод напугал ее больше, чем любая истерика.
– Ну скажи что-нибудь, – потребовал Артем. – Молчание – это худшая пытка.
– Я устала, Артем, – тихо произнесла она, и ее голос удивил ее саму. Он был ровным и безжизненным. – У меня завтра сложная презентация для «Урал-Логистики». Я пойду спать.
Она развернулась и пошла в спальню, оставив его стоять в центре гостиной с открытым ртом. Он ожидал чего угодно: слез, упреков, битья посуды. Но не этого ледяного безразличия. Это выбивало почву у него из-под ног. Он привык, что она – это эмоция, которую он может контролировать, провоцировать и гасить по своему усмотрению. А безэмоциональная Рая была для него непонятным, а потому опасным существом.
Напряжение росло с каждым днем. Артем пытался быть образцовым мужем. Покупал ее любимые пирожные, встречал с работы, даже пытался говорить о ее проекте, хотя обычно называл ее деятельность «офисным рабством». Раиса принимала это с вежливой отстраненностью. Она ходила на работу, вела совещания, а по вечерам запиралась в маленькой комнате, которую они называли кабинетом, и доставала старые нотные тетради.
Пение было ее тайной страстью, ее убежищем. В юности она пела в студенческом хоре при УрГУ, мечтала о консерватории, но потом встретила Артема. Он мягко, но настойчиво высмеял ее увлечение. «Певичек сейчас как собак нерезаных, Раечка. А ты у меня умница, у тебя серьезная профессия будет». И она поверила. Спрятала мечту так глубоко, что почти забыла о ней. Но сейчас, в этой оглушительной тишине своей души, она снова начала распеваться. Тихо, почти шепотом, чтобы Артем не услышал. Она выводила гаммы, вспоминала старые романсы. Ее голос, зажатый годами молчания, был слабым и неуверенным, но он был. Это было единственное, что казалось ей настоящим в эти дни.
Однажды вечером она решилась на робкий бунт.
– Я в пятницу задержусь. У нас в ДК прослушивание в любительский хор. Хочу сходить.
Артем, который как раз с упоением рассказывал ей, как очередной его гениальный логотип «зарубили ретрограды», замер.
– Куда? В хор? Людка, ты в своем уме ли? – он иногда называл ее Людкой, когда хотел особенно сильно уколоть, зная, что она ненавидит это имя, созвучное с простотой, которую он в ней презирал. – Тебе почти пятьдесят! Какой хор? Будешь там с бабульками «Калинку-малинку» горланить? Не позорься.
Его слова были как удар под дых. Но вместо привычной боли она почувствовала укол злой, холодной ярости. Она ничего не ответила. Просто кивнула и вышла из кухни. Внутренняя борьба разгоралась. С одной стороны – двадцатилетняя привычка быть «Раечкой», страх одиночества, общая квартира в хорошем районе Екатеринбурга, купленная в ипотеку, которую они почти выплатили. С другой – это новое, незнакомое чувство собственного достоинства и смутное, но настойчивое желание… просто петь. Просто стоять на сцене и чувствовать, как звук наполняет тебя изнутри. Чего я хочу на самом деле? Этот вопрос бился в ее голове, как птица в клетке.
Катализатором стала Галина, ведущий тестировщик на ее проекте. Галя была ее ровесницей, дважды разведенной, с острым языком и татуировкой в виде интеграла на запястье. Она курила крепкие сигареты и ругалась матом так виртуозно, что это звучало почти как поэзия.
– Раиса Викторовна, вы чего такая… прозрачная? – спросила она как-то в курилке, выпустив облако дыма. – На вас Артем ваш опять воду возит?
Раиса вздрогнула. Она никогда не обсуждала личную жизнь на работе.
– Галя, это не…
– Да ладно, не надо, – перебила та. – Я его видела пару раз на корпоративах. Типаж известный: «павлин обыкновенный». Весь в перьях, а под ними – куриная гузка. Знаешь, у меня второй муж такой был. Тоже весь творческий, непонятый. А по факту – обычный бытовой вампир. Он питается твоими эмоциями, твоей энергией, твоей уверенностью в себе. А ты? Тебе что нужно? Или ты не в счет?
Слова Галины были грубыми, но они попали в самую цель. «Или ты не в счет?». Эта фраза застряла в голове Раисы. Она действительно всю жизнь жила так, будто она «не в счет». Ее желания, ее мечты, ее пение – все это было отодвинуто на задний план ради комфорта и эго ее «непризнанного гения».
Точкой невозврата стал вечер четверга. Артем встретил ее в прихожей, сияющий и возбужденный.
– Раечка, у меня потрясающая новость! Я решил, нам нужна встряска! Перезагрузка отношений! Я забронировал нам на выходные лучший номер в «Рамаде» с видом на пруд. Спа, ужин при свечах… Все, как ты любишь. Мы должны спасти наш брак!
Он говорил это с таким пафосом, с таким вдохновением, что на секунду Раиса почти поддалась. Но что-то в названии отеля ее насторожило. «Рамада». Она подошла к компьютеру, открыла ту самую папку с видео. Включила один из роликов. Вот Артем целуется с какой-то блондинкой. А на заднем плане – характерные светильники и вид из окна… на городской пруд. Тот самый отель. Тот самый номер.
Он хотел устроить ей «романтическую перезагрузку» в том же месте, где развлекался с любовницей. Это была уже не просто измена. Это было запредельное, космическое презрение. Демонстрация того, что она для него не просто «не в счет», а пустое место, которое можно использовать как декорацию в его бесконечном спектакле.
В этот момент внутри Раисы что-то окончательно сломалось. Или, наоборот, выправилось.
Вечером в пятницу она вернулась домой чуть раньше. Артем уже собирал дорожную сумку.
– О, ты рано! – обрадовался он. – Поможешь мне выбрать рубашку? Голубую или белую?
– Ни ту, ни другую, – спокойно сказала Раиса, останавливаясь в дверях спальни.
– В смысле? – он непонимающе уставился на нее. – Ты что, не рада? Я же стараюсь!
– Ты никуда не едешь. И я тоже, – ее голос был тихим, но твердым, как сталь. Таким голосом она говорила с подрядчиками, срывавшими сроки.
Артем нахмурился. Маска любящего мужа начала сползать.
– Что это еще за фокусы? Я потратил деньги, все забронировал! Мы должны поговорить, все исправить!
– Не должны. Исправлять больше нечего.
– Да что с тобой происходит?! – он начал повышать голос. – Ты ведешь себя как сумасшедшая! Я признал свою ошибку! Я извинился! Что тебе еще нужно?! Я имею право на ошибку!
Началась кульминация. Большой скандал, которого он так ждал и которого она так избегала. Только сценарий был не его.
– Нет, Артем, согласие я не дам, – ее голос оставался ледяным. – Не на эту поездку. И ни на что другое.
– Ты будешь делать то, что я скажу! – взвизгнул он, теряя контроль. – Я мужик в этом доме! А ты… ты стареющая, скучная баба, которая должна быть благодарна, что я вообще с тобой живу! Кому ты нужна в свои пятьдесят?!
Он кричал, брызгал слюной, его красивое лицо исказилось от ярости. Он перечислял все ее мнимые недостатки: она плохо готовит, она поправилась, она скучная в постели, ее работа – идиотская. Он вываливал на нее ушаты грязи, пытаясь задеть, унизить, вернуть ее на привычное место сломленной и виноватой «Раечки».
А Раиса стояла и смотрела на него, как на незнакомого человека. И впервые за много лет не чувствовала ни боли, ни обиды. Только брезгливость и огромное, всепоглощающее облегчение. Когда он выдохся и замолчал, ожидая ее слез, она произнесла всего три слова.
– Я видела видео.
Лицо Артема изменилось за секунду. Вся его напускная ярость, вся его праведная обида схлынули, оставив после себя липкий, животный страх.
– Какие… какие видео? – пролепетал он, его голос сел.
– Из «Рамады». И из нашей машины. И еще несколько. Очень… познавательно, – она произнесла это без всякого выражения. – Так что свои права на ошибки можешь обсуждать со своим адвокатом.
Она развернулась и вышла из спальни, оставив его стоять посреди разбросанных рубашек, похожего на сдувшийся воздушный шар.
В ту ночь она не спала. Сидела на кухне, смотрела на огни ночного Екатеринбурга, на светящуюся иглу башни «Высоцкий». Впервые за много лет в квартире была абсолютная тишина. Благословенная тишина. Артем заперся в спальне и не выходил. Раиса открыла ноутбук и нашла сайт того самого ДК. Прослушивание в народный хор «Уральские зори». Суббота, 14:00.
Утром, пока он еще спал, она собрала небольшую сумку. Несколько смен одежды, ноутбук, косметичка. И стопку своих нотных тетрадей. Она не убегала. Она уходила. Она вызвала такси и поехала в заранее снятую на неделю однокомнатную квартиру на Ботанике. Крошечную, с дешевой мебелью, но свою.
В два часа дня она стояла перед дверью актового зала в старом ДК. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Ей хотелось развернуться и убежать. Но она вспомнила лицо Артема, искаженное презрением, и слова Галины: «Или ты не в счет?». Она глубоко вздохнула и толкнула дверь.
За роялем сидела полная женщина в очках, руководитель хора. В зале – несколько человек, таких же робких соискателей.
– Что будете петь? – без особого интереса спросила женщина.
– Романс «Не уходи, побудь со мною», – ответила Раиса, и ее голос дрогнул.
Она встала посреди сцены, под тусклым светом софитов. Первые ноты прозвучали неуверенно, голос срывался. Она зажмурилась. И представила не этот зал, а свою новую, пустую квартиру. Представила весеннее солнце. Представила себя – свободную.
И она запела.
Она вкладывала в этот старый романс всю свою боль, все свое двадцатилетнее молчание, всю свою накопившуюся нежность и тоску по самой себе. Голос, освобожденный от оков страха, полился свободно и сильно, заполняя собой весь зал. Он был уже не девическим, нет. В нем была глубина и мудрость женщины, прожившей жизнь, любившей, страдавшей и нашедшей в себе силы начать все сначала. Когда она закончила, в зале на несколько секунд повисла тишина. А потом раздались аплодисменты. Негромкие, но искренние.
Руководительница сняла очки и посмотрела на нее с удивлением и уважением.
– У вас… драматическое сопрано. Немного зажатое, но настоящее. Приходите на репетицию во вторник.
Рядом с ней встал высокий седовласый мужчина, который тоже прослушивался до нее.
– Это было невероятно, – тихо сказал он, и его глаза смотрели на нее с неподдельным восхищением. – Я Андрей. Пою в баритональной партии.
Прошло два месяца. Раиса подала на развод. Артем, оправившись от шока, начал яростную борьбу за имущество. Он требовал половину квартиры, машины и даже дачи, записанной на ее маму. Он звонил, писал, угрожал, умолял. Но Раиса больше не слушала. Она наняла хорошего юриста и спокойно ждала суда.
Ее маленькая съемная квартира наполнилась жизнью. На подоконнике появились первые фиалки – она всегда о них мечтала. По вечерам она учила новые партии, созваниваясь по видеосвязи с Андреем. Он оказался инженером с Уралмаша, вдовцом, таким же, как она, нашедшим в пении отдушину. Они говорили часами – не только о музыке, но и обо всем на свете. С ним было легко и спокойно. Он не пытался ее переделать, не оценивал, а просто слушал. И смотрел на нее так, будто она – самое удивительное создание на свете.
Однажды солнечным майским вечером они гуляли по набережной Исети. Ветер трепал ее волосы, в воздухе пахло свежестью и сиренью.
– Знаешь, я тут подумал, – сказал Андрей, осторожно взяв ее за руку. – У нас в сентябре сольный концерт хора. Есть идея сделать несколько дуэтов. Я бы хотел спеть с тобой.
Раиса остановилась и посмотрела на него. На его доброе лицо, на морщинки в уголках глаз. И впервые за много-много лет она почувствовала не просто спокойствие, а настоящее, тихое счастье.
– Я согласна, – сказала она, и улыбнулась.
Да, Артем, скорее всего, отсудит половину их общей квартиры. Это будет цена. Цена за свободу, за право дышать полной грудью, за возможность петь не шепотом в запертой комнате, а во весь голос на залитой светом сцене. И, глядя на сияющую гладь городского пруда, Раиса понимала, что готова заплатить эту цену. Она была смехотворно мала по сравнению с тем, что она обрела взамен. Себя.