Иногда одна фраза способна изменить всё, во что ты веришь.
Она вошла тихо, будто боялась нарушить порядок в салоне.
Невысокая, с аккуратной стрижкой, в пальто цвета топленого молока. На вид ей было лет семьдесят, но взгляд… взгляд у неё был удивительно живой.
В нём не было усталости, какая бывает у многих пожилых людей. Там светилось что-то другое. Будто человек пришёл не просто за покупкой, а за чем-то очень личным. И дорогим.
Мы с мужем в тот день работали, как обычно: измеряли, чертили, советовали. Муж обсуждал с клиентами технические вопросы, я – по дизайну. Мы листали каталоги, перебирали образцы. Всё шло, как всегда. И с ней тоже всё было, как с обычными клиентами.
До тех пор, пока женщина не сказала:
— Я хочу красную кухню.
Мы переглянулись.
Красную?
Обычно такие слова звучат от молодых, смелых клиенток, которым хочется эксперимента. Но не от тех, кто выбирает жить размеренно и спокойно.
Муж, профессионал до кончиков пальцев, улыбнулся и мягко спросил:
— Вы уверены, что хотите именно красную? Этот цвет очень активный, он быстро утомляет. Может, рассмотрите бежевые, молочные, светло-серые оттенки, они создают ощущение покоя, тепла.
Она слушала внимательно, кивала, а потом сказала спокойно, будто всё это не имело к ней отношения:
— Мне осталось жить два понедельника. А я всю жизнь мечтала о красной кухне.
Я помню, как он замер. Он даже не сразу понял, что она сказала.
— Простите… два понедельника? — переспросил он тихо.
— Да, — кивнула она. — Так сказали врачи. И я не хочу уходить, не увидев, как солнце отражается в красных фасадах.
В салоне стало очень тихо.
Мы стояли между рядами образцов — дерево, камень, пластик, блеск и матовость — а воздух будто застыл.
Муж медленно закрыл каталог.
— Пусть будет красная! — громко сказал он. — Самая красивая, какая может быть.
Жанна Васильевна (так её звали) приходила ещё несколько раз. Выбирала ручки, уточняла высоту шкафов, обсуждала оттенок: не алый, не вишнёвый, а именно тот, глубокий, живой, как вино при свете заката.
Мы смеялись, пили чай прямо за столом, на котором лежали чертежи.
Она рассказывала про мужа, которого давно нет, про свою старую кухню, где треснула плитка, и где она всё равно пекла пироги для соседей.
Мы узнали, что дети разъехались по городам и весям. Всё общение с ними и внуками сводится к телефонным разговорам и получениям посылок и переводов.
— Вы знаете, — сказала она однажды, — я долго боялась жить. Всё откладывала. То детям помочь, то внукам. А теперь понимаю — времени не осталось. И это, знаете, очень освобождает.
Мой муж слушал её молча, но в глазах у него появилось что-то новое: мягкость, которую я раньше редко видела.
Он, человек властный и практичный, вдруг стал внимательным к мелочам: не стал поручать работу с этой кухней даже мне. Сам поехал выбирать фурнитуру, настоял, чтобы кухня была установлена раньше срока, проверил даже погрузку её в газель.
День установки выдался солнечным, будто сама погода решила порадовать хозяйку красной кухни.
Когда мы вошли в квартиру, пахло свежестью и яблочным вареньем. Жанна Васильевна суетилась, старалась чем-то помочь, хотя мы просили её отдохнуть. Муж проверил , чтобы каждая дверца плавно закрывалась, поправил то, что и так было идеально.
Когда последние инструменты были убраны, Жанна Васильевна подошла ближе и просто застыла.
Кухня сияла — красная, как спелая черешня, как закат в августе. Глянцевые фасады отражали свет, и казалось, будто в комнате стало больше жизни.
Жанна Васильевна медленно провела рукой по столешнице, потом по дверце шкафа, улыбнулась и прошептала:
— Вот теперь всё правильно. Теперь я дома.
Муж стоял рядом, смотрел, как она улыбается, и вдруг сказал:
— Можно я задам глупый вопрос? Почему именно красная?
Она повернулась к нему и ответила:
— Потому что я всегда боялась этот цвет выбрать. Красный — цвет тех, кто живёт, кто чувствует, кто не боится. Я всё время боялась быть "слишком": слишком мечтательной, слишком наивной, слишком красивой. А потом поняла: хуже, чем не успеть, не бывает.
Жанна Васильенва тихо рассмеялась.
— Я хотела, чтобы последние два понедельника были не серыми, а живыми. Чтобы утром, когда я наливаю кофе, кухня сияла, как праздник.
Мы ушли, но её фраза осталась с нами. Муж долго молчал в машине, потом сказал:
— Представляешь… два понедельника. А она улыбается, будто у неё впереди вся жизнь.
После этого случая он изменился. Стал другим с клиентами, терпеливее, человечнее что ли. Говорил, что с тех пор не может советовать людям бежевые кухни: если сердце хочет яркости, надо давать яркость.
Прошло несколько месяцев.
Мы как-то вспоминали ту женщину, и я вдруг предложила заехать — просто узнать, как она. Мы позвонили, но дверь не открыли.
Выглянула соседка:
— Она ушла… ровно через две недели после того, как вы установили кухню.
Муж молча постоял у двери. Потом улыбнулся и сказал:
— Значит, она успела. Значит, её два понедельника были красными.
С тех пор, когда к нам приходит кто-то нерешительный, кто сомневается, выбирая между «практично» и «по душе», я всегда вспоминаю её. И говорю:
— Делайте, как хотите. Пусть будет красная кухня. Пусть будет так, как мечтается!
Потому что иногда у человека остаётся не жизнь, а всего два понедельника. И только от нас зависит, какими они будут: серыми и осторожными или ярко-красными, как вино под вечер.
Эта фраза "Пусть будет красная!" стала у нас почти поговоркой.
У всех свои два понедельника. И кто знает, сколько их у нас.
А вы что выбираете: красиво или практично?