— Чтобы всё по дому делала, — сказал Андрей, разглядывая телефон.
Я застыла с пакетами продуктов в руках. Только что пришла с работы, в ногах гудело, на часах восемь вечера. Он сидел на диване — в той же позе, в которой я его оставила утром. Даже подушка не сдвинулась.
— Кстати, ужин когда? — не поднимая глаз, добавил он.
Пятьдесят два года, двадцать восемь лет брака, последний год он без работы. Живём на мою зарплату и его пособие — которое закончится через два месяца.
Я поставила пакеты на пол. Достала продукты. Морковь, лук, курица. Руки делали всё на автомате, а в голове вдруг стало очень тихо. Не гнев, не обида — пустота. Будто что-то отключилось.
Включила чайник. Достала одну чашку. Одну тарелку.
— Марин, ты чего? — он наконец оторвался от экрана.
— Готовлю, — ответила я спокойно. — Себе.
Как это началось
Год назад всё было иначе. Андрей вернулся с работы раньше обычного, лицо серое.
— Сокращение, — сказал коротко. — Весь отдел.
Я обняла его тогда. Мы сидели на этом же диване, и я гладила его по плечу.
— Ничего, — говорила я. — Найдёшь новую. Ты же специалист.
Он кивал. Обещал, что это ненадолго. Месяц, максимум два.
Первые недели он действительно искал. Рассылал резюме, ходил на собеседования. Помогал по дому — сам предлагал. Мыл посуду, пока я готовила. Выносил мусор без напоминаний.
— Хоть какая-то польза от меня, — шутил он тогда.
Но собеседования не приводили к результату. То возраст не тот, то опыт не в той сфере, то зарплатные ожидания не совпадают. Андрей стал мрачнее. Реже выходил из дома. Всё больше времени проводил с телефоном.
А потом перестал помогать. Сначала забывал вынести мусор. Потом — помыть посуду. Потом просто сидел и ждал, когда я сама всё сделаю.
— Марин, принеси воды, — говорил он, не поднимаясь.
— Марин, где ужин? Я же голодный.
— Марин, постирай мне рубашку, завтра собеседование.
На собеседование он так и не пошёл.
Появление философии
— Жена для того и нужна, — чтобы дом в порядке был.
Эта фраза появилась месяца три назад.
Мы сидели у Лены, моей подруги. Её муж Виктор рассказывал, как в выходные убирался в гараже.
— Лена занята была, — пояснил он. — Вот я и прибрался. Ничего сложного.
Андрей хмыкнул:
— Везёт тебе. У меня жена всё сама делает. Жена для того и нужна — чтобы дом в порядке был.
Он сказал это легко, с улыбкой. Виктор промолчал. Лена посмотрела на меня с сочувствием. Я сделала вид, что не заметила.
Но дома эта фраза вернулась.
— Почему у нас полы грязные? — спросила я осторожно. — Андрей, ты же весь день дома.
— Жена для того и нужна, — отозвался он из комнаты. — Чтобы полы мыть.
— Но я работаю восемь часов...
— И что? Я тоже устаю. Работу ищу — это тяжело.
Я промолчала. Помыла полы в десять вечера, когда он уже спал.
Вчера он разговаривал с кем-то по телефону. Не скрывался — я же на кухне, что я услышу.
— У меня жена молодец, — говорил он весело. — Всё успевает. И работа, и дом. Женщины выносливее, это точно.
Засмеялся. Собеседник что-то ответил.
— Да ладно, какая усталость. Ужин приготовить — не мешки таскать. Они это любят, между прочим. Заботиться.
Я стояла у холодильника с луковицей в руке. И вдруг поняла: он правда так думает. Это не шутка. Не временная слабость. Он искренне считает, что я должна его обслуживать. Потому что я жена.
День, когда всё изменилось
Сегодня утром я проснулась в шесть. Как обычно. Андрей спал. Как обычно.
Я оделась, собрала сумку, прошла на кухню. По привычке достала две чашки. Поставила чайник. Достала хлеб, масло, сыр — ему на завтрак.
Потом остановилась.
Убрала вторую чашку в шкаф. Хлеб и сыр — в холодильник. Залила себе кипяток в термокружку и вышла из дома.
Вернулась в восемь вечера. Пакеты с продуктами, усталость в ногах, его фраза про то, чтобы всё по дому делала.
— Ужин когда? — спросил он.
— Не знаю, — ответила я, доставая из пакета курицу. — Когда ты его приготовишь.
Тишина. Долгая. Он смотрел на меня, как на незнакомку.
— Ты чего, Марина?
— Готовлю ужин. Себе.
— А мне?
— А себе — сам. Андрей, ты взрослый человек. Пятьдесят пять лет. Справишься.
Я положила курицу на доску, достала нож. Внутри было спокойно и пусто — как после долгого нездоровья, когда жар спал.
— Ты что, съехала? — голос его стал громче. — Это же твоя обязанность!
— Какая обязанность?
— Ну как какая? Жена должна готовить!
— Жена должна работать восемь часов в день?
— При чём тут это?
— А ты должен весь день сидеть на диване?
Он вскочил. Прошёлся по кухне.
— Я работу ищу! Это тяжело, ты не понимаешь!
— Год ищешь, — сказала я ровно, нарезая морковь. — За год можно три диплома получить. А ты даже резюме не отправляешь.
— Откуда ты знаешь?
— Твой ноутбук открыт. Последний отклик — два месяца назад.
Тишина. Он сел обратно на диван.
— Марина, ну хватит. Давай не будем ссориться. Я голодный просто.
— Тогда приготовь себе что-нибудь.
— Я не умею!
— Научишься. Интернет полон обучающих роликов.
Я поставила курицу в духовку. Достала овощи для салата. Накрыла на стол — одну тарелку, один прибор.
Андрей сидел на диване и смотрел на меня. В глазах — непонимание, обида, растерянность.
— Ты серьёзно? — спросил он тихо.
— Очень, — ответила я.
Первая неделя
Первый день он голодал. Демонстративно. Лежал на диване, отвернувшись к стене.
Я пришла с работы, разогрела себе вчерашнюю курицу, съела в тишине. Помыла за собой посуду.
— Марин, — позвал он из комнаты. — Может, хватит уже?
— Чего хватит?
— Ну этого... дурачества.
— Какого дурачества?
— Не готовишь на меня, вот какого!
— Я не дурачусь. Я больше не буду тебя обслуживать.
— Почему?!
— Потому что устала. Потому что ты год не работаешь и требуешь, чтобы я была твоей прислугой. Потому что мне пятьдесят два, и я хочу отдыхать вечером, а не стоять у плиты до одиннадцати.
Он молчал. Потом:
— Я же не издеваюсь над тобой. Просто прошу готовить.
— "Жена для того и нужна", — повторила я его слова. — Помнишь?
Тишина.
— Я пошутил тогда.
— Нет. Ты так думаешь. И я больше не хочу быть той, "для чего нужна".
Я отвернулась. Он ушёл в комнату, хлопнув дверью.
Второй день он попытался давить.
— Марина, это ненормально! — кричал он, пока я собиралась на работу. — Ты же жена! У тебя есть обязанности!
— А у тебя? — спросила я, надевая туфли.
— Что у меня?
— Обязанности. Зарабатывать, например. Или хотя бы за порядком следить, раз уж ты весь день дома.
— Я работу ищу!
— Врёшь.
Слово прозвучало резко. Он осёкся.
— Что?
— Врёшь, — повторила я спокойно. — Ты не ищешь работу. Ты просто привык, что я всё за тебя делаю. И решил, что так и будет дальше.
— Ты меня не уважаешь!
— Ты себя не уважаешь, — ответила я. — Пятьдесят пять лет, и ты не можешь себе яичницу поджарить.
Захлопнула дверь. Спустилась по лестнице. В груди колотилось — но не от страха. От облегчения.
Третий день он молчал. Обижался демонстративно. Не здоровался, не прощался. Сидел в комнате с закрытой дверью.
Я готовила себе, ела, убирала. Жила, как будто его нет.
Странное чувство — лёгкость. Будто сняла рюкзак после долгого подъёма.
Четвёртый день случилась сцена, которую я запомню.
Я готовила себе стейк из сёмги с овощами. Запекала в духовке. Запах разнёсся по всей квартире — рыба, лимон, розмарин.
Андрей вышел из комнаты. Остановился на пороге кухни. Смотрел, как я достаю противень. Он стоял в дверях и сглатывал. Четвёртый день на голодном пайке — аппетит зверский.
— Пахнет вкусно, — сказал он тихо.
— Угу, — ответила я, перекладывая рыбу на тарелку.
— Марин... Поделишься?
Я посмотрела на него. Исхудавшее лицо, мятая футболка, виноватые глаза.
— Нет, — сказала я.
— Почему?
— Жёны для того и нужны, — ответила я ровно. — Чтобы мужья сами готовили.
Он вздрогнул, будто я его ударила.
Села за стол. Ела медленно, с наслаждением. Он стоял у двери и смотрел.
— Я извинился же, — сказал он глухо.
— За что?
— Ну... за то, что нагрубил.
— А за то, что год сидишь на моей шее и требуешь обслуживания?
Молчание.
— За это ты не извинялся, — добавила я. — И не собираешься, верно?
Он развернулся и ушёл.
Через полчаса услышала, как хлопнула входная дверь. Посмотрела в окно — он пошёл куда-то. Первый раз за неделю вышел из дома.
Вернулся через час с пакетом. Достал оттуда хлеб, сосиски, яйца.
Молча прошёл на кухню. Включил плиту.
Я сидела в комнате с вязанием и слушала, как он гремит посудой. Как шипят сосиски на сковороде. Как ругается, обжёгшись.
Когда он вышел с тарелкой — четыре сосиски, хлеб, кетчуп — я посмотрела на него. Он не отводил глаз.
— Приятного аппетита, — сказала я.
Он кивнул. Сел на диван. Ел молча.
Я вернулась к вязанию. Но улыбнулась.
Неделя вторая: он учится
Неделя вторая началась с макарон.
Андрей варил их каждый день. Недоваривал жёстко — видимо, боялся, что разварятся. Ел с маслом, иногда с сыром.
Я готовила себе разное. Запечённые овощи, курицу, рыбу. Не издевалась — просто ела то, что хотела. Он смотрел на мои тарелки голодными глазами, но не просил.
На восьмой день случилась стирка.
— Марин, — позвал он меня вечером. — У меня футболки закончились.
— И?
— Ну... постираешь?
— Нет.
— Почему?!
— Стиральная машина вон там, — кивнула я на ванную. — Порошок под раковиной. На упаковке инструкция.
— Я не знаю, как!
— Научишься. Мне было двадцать три, когда я первый раз стирала. Тебе пятьдесят пять. Справишься.
Он стоял в дверях ванной минут десять. Потом я услышала, как он возится с машинкой. Открывает, закрывает, что-то бормочет.
Через час он вышел с розовой футболкой в руках.
— Она была белая, — сказал он растерянно.
— Цветное отдельно от белого, — пояснила я, не отрываясь от телефона. — В следующий раз разберёшь.
Он смотрел на розовую ткань, как на инопланетный артефакт.
— Жена для того и нужна, — пробормотала я себе под нос.
Он услышал. Ничего не ответил. Ушёл в комнату с розовой футболкой.
Неделя третья принесла посуду.
У него закончились чистые тарелки. Раковина была завалена грязными — он складывал туда всё, что использовал, и ждал, пока я помою.
Я не мыла.
На двенадцатый день он открыл шкаф, где мы храним посуду, и обнаружил, что там пусто.
— Марина, где тарелки?
— В раковине. Грязные.
— Ты не помыла?
— Я мою только свою. Свои — ты.
Он стоял посреди кухни с пустыми руками.
— Мне не из чего есть!
— Помой тарелку. Одну. Этого хватит.
Он смотрел на гору посуды, как на Эверест. Потом вздохнул, закатал рукава, открыл кран.
Я сидела в комнате и слушала плеск воды. Странное чувство — не злорадство. Облегчение. Будто после долгих лет что-то встало на место.
Месяц спустя
Неделя четвёртая. Месяц прошёл.
Я вернулась с работы и увидела его у плиты. Жарил яичницу. Неумело — желток растёкся, белок пригорел по краям. Но старался.
Похудел за этот месяц. Щёки впали, под глазами тени. Самому готовить, стирать, мыть посуду — не то что лежать на диване.
— Научился? — спросила я, ставя сумку.
— Пришлось, — буркнул он, не оборачиваясь.
Я прошла мимо, на балкон. Села в кресло, посмотрела на город. Ноябрь, вечереет рано, в окнах напротив зажигаются огни.
Андрей вышел следом. С тарелкой яичницы и хлебом. Сел рядом.
Молчали минут пять. Он ел, я смотрела в окно.
— Марина, — сказал он тихо. — Может, хватит уже этого?
— Чего?
— Ну... всего. Давай как раньше.
— Как раньше — это когда ты работал и мы делили обязанности?
— Ну...
— Или как раньше — это когда я обслуживала тебя после восьми часов работы, а ты лежал на диване?
Он промолчал. Доел яичницу. Поставил тарелку на пол.
— Я ищу работу, — сказал он.
— Правда?
— Да. Вчера отправил три отклика.
— Три отклика за месяц?
— За вчера! — он повернулся ко мне. — Марина, я понял. Правда понял. Мне было... трудно. После сокращения. Я растерялся. А потом привык, что ты всё делаешь. И решил, что так нормально.
— Жена для того и нужна, — напомнила я.
Он поморщился.
— Я... — замолчал. Потёр лицо руками. — Марина, я всё понял. Правда. Прости...
— За что?
— За всё. За то, что сидел на твоей шее. За то, что думал, будто ты мне должна. За то, что год ничего не делал.
Я посмотрела на него. Исхудавший, осунувшийся, глаза усталые. Но в них — что-то новое. Осознание, что ли.
— Три отклика — это мало, — сказала я спокойно. — Когда я искала работу в девяностые, отправляла по десять в день.
— Я знаю. Буду больше.
— И дома ты теперь убираешь сам? Готовишь сам? Стираешь сам?
— Да. То есть... научусь. Если ты покажешь.
— Нет, — покачала я головой. — Андрей, я не хочу показывать. Я хочу, чтобы ты научился сам. Как взрослый человек.
Он кивнул. Посмотрел на свои руки.
— А мы? — спросил он тихо. — Что с нами?
— Не знаю, — ответила я честно. — Посмотрим.
Прошло ещё три недели.
Андрей действительно отвечал на отклики. Видела, как он сидит с ноутбуком, что-то печатает, звонит, записывает. Ходил на два собеседования. Оба неудачно — но ходил.
Готовил себе сам. Уже не сосиски — курицу, гречку, даже суп попытался. Пересолил, но съел.
Стирал, убирал, мыл посуду. Не идеально, но делал.
Мы почти не разговаривали. Жили рядом, но отдельно. Как соседи по квартире.
Иногда он смотрел на меня долгим взглядом — будто хотел что-то сказать. Но молчал.
Я тоже молчала. Внутри было спокойно. Впервые за год — по-настоящему спокойно.
Два месяца спустя: разговор
Через два месяца после моего отказа готовить он попросил поговорить.
Суббота, утро, мы оба дома. Я пила кофе на кухне, он вошёл, сел напротив. За окном — ноябрь, серый, промозглый.
— Марина, давай серьёзно, — начал он. — Что ты хочешь?
— От чего?
— От меня. От нас. Чтобы всё вернулось как раньше?
Я отпила кофе. Посмотрела в окно.
— Как раньше — не хочу, — сказала я медленно. — Раньше я была удобной. Работала, готовила, убирала, стирала. А ты сидел и думал, что жена для того и нужна.
— Я больше так не думаю!
— Правда? — я посмотрела на него. — А как думаешь?
Он помолчал.
— Думаю... что был неправ. Что ты не должна меня обслуживать. Что мы должны быть равными.
— Должны, — согласилась я. — Но мы не равные. Я работаю, ты нет. Я зарабатываю, ты тратишь. Я устаю, ты отдыхаешь.
— Я ищу работу!
— Два месяца ищешь. Нашёл бы за неделю, если бы захотел. Но ты не хочешь. Тебе удобно так.
Он опустил глаза.
— Мне... страшно, — сказал он тихо. — Марина, мне пятьдесят пять. Везде хотят молодых.
Голос его дрогнул. Я увидела, как он сжал кулаки.
— И поэтому я... прятался, — продолжил он. — В диване, в телефоне, в идее, что ты должна о мне заботиться. Потому что так мне казалось, что я ещё что-то значу. Что я муж, глава семьи, а ты — жена, которая меня обслуживает.
Он поднял глаза. В них — боль, стыд, растерянность.
— Но я ошибался. Понимаю теперь.
Мне стало его жаль. По-человечески жаль. Двадцать восемь лет вместе — это много. Я видела его молодым, сильным, уверенным. А сейчас вижу растерянного, сломленного мужчину.
Но жалость — не причина жертвовать собой.
— Андрей, — сказала я мягко. — Я тебя понимаю. Правда. Но я больше не могу так жить.
— Что ты хочешь?
— Хочу, чтобы ты нашёл работу. Любую. Не мечты, а реальную работу. Охранником, курьером, продавцом — неважно. Чтобы ты зарабатывал. Чтобы вносил вклад в семью.
— Хорошо, — кивнул он. — Ещё?
— Хочу, чтобы мы делили обязанности поровну. Готовим по очереди, убираем по очереди, стираем по очереди. Не как хозяин и прислуга.
— Хорошо. Ещё?
— Хочу уважения. Чтобы ты не говорил мне, для чего нужна жена. Чтобы ценил то, что я делаю. Чтобы мы были равными.
Он молчал. Потом медленно кивнул.
— Я постараюсь. Обещаю.
— Я даю тебе три месяца, — сказала я. — Найдёшь работу и будешь выполнять условия — поживём, посмотрим. Не найдёшь — разведёмся.
— Разведёмся? — он побледнел.
— Да. Потому что я не хочу больше тянуть груз в одиночку. Мне пятьдесят два. Я хочу жить для себя. Отдыхать, радоваться, заниматься тем, что нравится. А не приходить с работы и падать без сил на кровать.
Тишина. Долгая. Он смотрел на меня, я — на него.
— Три месяца, — повторил он тихо.
— Три месяца, — подтвердила я.
Он встал. Прошёл к окну. Постоял, глядя на серое небо.
— Я попробую, — сказал он, не оборачиваясь.
— Но я не знаю, получится ли.
— Получится, если захочешь, — ответила я.
— Вопрос в том, хочешь ли ты.
Он обернулся. Посмотрел мне в глаза.
— Хочу, — сказал он. — Марина, я не хочу тебя терять.
— Тогда докажи, — я встала, подошла к нему. — Не словами. Делами.
Он кивнул. Потянулся обнять меня. Я отстранилась.
— Пока рано, — сказала спокойно. — Сначала покажи, что действительно изменился.
Прошла неделя. Андрей нашёл работу.
Не ту, о которой мечтал, — продавцом-консультантом в строительном магазине. Зарплата небольшая, график с восьми до шести, на ногах весь день.
— Взяли, — сказал он вечером, усталый, но с огоньком в глазах. — Выхожу в понедельник.
— Молодец, — ответила я. И улыбнулась.
Он улыбнулся в ответ. Первый раз за два месяца.
Новая жизнь
Сейчас прошло три недели с тех пор, как он начал работать.
Приходит уставший, как я когда-то. Готовим по очереди. Он в понедельник, среду, пятницу. Я — во вторник, четверг, субботу. В воскресенье заказываем через интернет или готовим вместе.
Убираемся тоже по очереди. Стираем — каждый своё.
Разговариваем больше. Не как раньше — по-новому. Осторожно, уважительно, как люди, которые только узнают друг друга.
Изменится ли что-то? Вернёмся ли мы к тому, что было когда-то — любовь, близость, доверие?
Не знаю. Честно не знаю.
Вчера мы сидели на балконе. Он пил чай, я — кофе. Смотрели на город в огнях.
— Марина, — сказал он задумчиво. — Помнишь мою фразу про то, для чего жена нужна?
— Помню, — ответила я спокойно.
— Я был глупцом, — он посмотрел на меня. — Жена не для того, чтобы... — он запнулся. — В общем, ты права. Была права.
Я промолчала. Допила кофе. Посмотрела на него.
В его глазах — понимание. Настоящее, без фальши.
— Запомнил наконец, — сказала я тихо.
— Запомнил, — кивнул он.
Мы допили свои напитки в тишине. Комфортной, мягкой тишине.
Что будет дальше — не знаю. Может, мы найдём дорогу друг к другу. Может, разойдёмся.
Но сейчас, в этот момент, я знаю точно: я больше не та женщина, которая ставит чужие потребности выше своих.
И как бы ни сложилось — это уже победа.
Здесь будут ещё рассказы о женщинах, которые выбрали себя. О границах, которые не предательство, а спасение.
Если вы узнали в этой истории себя хотя бы немного — нажмите подписаться.