Война с Джунаидом закончилась, но служба — никогда.
Для Михаила Дмитриевича Поспелова наступила новая, странная эпоха, полная противоречий и перемен.
Он, бывший штабс-ротмистр Императорской армии, ныне носил на воротнике выцветшей гимнастёрки красные кубики командира батальона РККА, словно время решило сыграть с ним в причудливую игру.
Каждое утро он вставал с первыми лучами солнца, седлал коня и объезжал посты вдоль пыльной советско-персидской границы.
Рядом часто гарцевал комиссар Гвоздев, человек из другого мира, с грубоватой прямотой пролетария и неугасимой верой в мировую революцию.
Их союз, рождённый в огне сражений и скреплённый пролитой кровью, стал легендой среди пограничников.
Гвоздев держал связь с центром, доносил до бойцов идеи новой власти. А Поспелов, опираясь на свой несокрушимый опыт и глубокое знание края, творил дело.
Он возводил новую границу: создавал учебные центры, разрабатывал тактику борьбы с басмаческими шайками, сам обучал юных красных командиров — вчерашних рабочих и крестьян — тонкому искусству пограничной службы.
Учил их читать следы на песке, предугадывать ходы контрабандистов, уважать обычаи местных дехкан, не забывая о бдительности.
— Враг хитер, но предсказуем, — говорил он курсантам, глядя на них из-под густых рыжих бровей. — Он всегда идёт тропой жадности. А вы ступайте путём долга — и тогда опередите его на шаг.
В июле 1923 года Поспелова назначили первым начальником пограничной школы в Ашхабаде. Здесь он готовил кадры для всей Средней Азии, выковывая из необстрелянных парней настоящих стражей рубежей.
Его выпускники, называвшие его за глаза «Усатым» или «Рыжим командиром», боготворили наставника, не подозревая, какие звёзды сияли на его погонах в прошлой, канувшей в Лету жизни.
Его супруга Софья, пережившая с ним все тяготы, организовала при школе лазарет. Повзрослевшие дочери, закалённые ужасами осад и лишений, помогали ей, поддерживая жён и детей молодых курсантов. Семья Поспелова обрела хрупкий, выстраданный мир в этом оазисе посреди пустыни.
Но время не стояло на месте. Тридцатые годы принесли новый ветер — ледяной, колючий, пропитанный запахом подозрительности и чисток. Прошлое Михаила Дмитриевича — его дворянское происхождение, служба в «золотопогонниках» — стало опасным грузом, который не мог остаться незамеченным в глазах новой системы.
Первый арест случился в 1934 году. Ночью. Два хмурых человека в форме НКВД, ордер, быстрый обыск. Он уходил спокойно, успев лишь сжать руку Софьи и сказать: «Всё будет хорошо. Я просто честно служил».
Его увезли в ашхабадскую тюрьму. Следователь — молодой, фанатичный уполномоченный с горящими глазами — кричал на него, обвинял в подготовке контрреволюционного заговора, в связях с британской разведкой.
Поспелов слушал его молча. А потом тихо спросил:
— Сынок, ты сколько лет на границе служишь?
— Не твоё дело, враг народа! — взвился следователь.
— А я — двадцать. И за это время поймал столько настоящих шпионов, сколько ты в книжках не читал. Если бы я работал на англичан, Джунаид плясал бы на твоих костях ещё в девятнадцатом году..
Его спасло имя. И ученики. Весь пограничный округ встал на дыбы. Десятки командиров, от юных лейтенантов до седых полковников, его бывшие курсанты, писали письма в защиту своего «бати».
Сам Гвоздев, к тому времени занявший высокий пост в Москве, пустил в ход всё своё влияние. Через два месяца Поспелова выпустили с формулировкой «за отсутствием состава преступления».
Аресты повторялись ещё дважды. Каждый раз это была пытка неизвестностью, каждый раз Софья провожала его с застывшей болью в глазах. Но его авторитет, его легенда — Красный Шайтан — делали невозможным тихое уничтожение. Он был не просто офицером прошлого. Он был символом.
Однако Поспелов понимал: система не оставит его в покое. Перед самой Великой Отечественной войной, чувствуя, как тучи снова сгущаются, он сделал шаг, который спас ему жизнь.
Не подлежащий призыву по возрасту, он подал рапорт о переходе на службу в пожарную охрану Ташкента. Из армии — в «пожарники». Для многих это выглядело падением. Для него — продолжением службы.
Всю войну он, начальник пожарного управления столицы Узбекской ССР, тушил пожары на заводах, спасал от огня эвакуированные госпитали, обучал молодёжь новому ремеслу.
И делал это так же честно и основательно, как когда-то стерёг границу. За труд его наградили медалью «За доблестный труд» и множеством грамот. Он снова был на своём месте.
Прошли годы. Отгремели войны и чистки. Страна зализывала раны, строила новую жизнь. В небольшом домике с уютным, тенистым садом в старой части Ташкента доживал свой век персональный пенсионер союзного значения Михаил Дмитриевич Поспелов.
Это был уже не грозный Красный Шайтан, не суровый командир с горящими глазами. Это был тихий, седой старик с выцветшими, но всё ещё пронзительными серыми глазами и поредевшими рыжими усами, которые некогда внушали страх врагам.
Он возился в саду, выращивая лучшие в махалле розы, читал газеты, рассказывал внукам сказки о далёких краях и добрых джинах. Прошлое он вспоминал редко. Оно жило в нём молчаливыми шрамами, а не громкими историями.
Его Софья, верная спутница всей его страшной и великой жизни, сидела рядом в старом плетёном кресле, укрытая тёплым платком. Её руки, некогда ловко перевязывавшие раны бойцов, теперь дрожали, но взгляд оставался таким же тёплым и стойким. Они были вместе. Они победили — не только врагов, но и само время, пытавшееся разлучить их бесчисленными бедами.
Их сад был их маленьким миром. Здесь, под сенью старого тутового дерева, они находили покой. Поспелов любил сидеть на лавочке, глядя, как внуки играют у арыка, и тихо напевал старую казачью песню, которую помнил ещё с юности. «Ой, да не вечер, да не вечер...» — звучало в его хрипловатом голосе что-то неуловимо горькое, но и светлое. Софья улыбалась, слушая его, и иногда подхватывала мелодию, словно возвращаясь в те далёкие дни, когда они были молоды, а мир казался проще.
Но даже в этом тихом уголке прошлого иногда стучались гости. Однажды летним днём 1959 года в калитку их сада постучали. На пороге стоял молодой, энергичный мужчина в московском костюме, смущённо державший в руках потёртый портфель.
— Простите, вы Михаил Дмитриевич Поспелов? — спросил он, поправляя очки.
— Я, — ответил старик, отряхивая с рук землю и поднимаясь с колен.
— Меня зовут Валентин Ежов, я сценарист с «Мосфильма», — затараторил гость, явно волнуясь. — Я собираю материал для фильма о борьбе с басмачеством в Туркмении. Мне рассказали старые пограничники одну легенду… о начальнике заставы, которого бандиты звали Красным Шайтаном. Сказали, что только вы можете знать правду.
Поспелов долго смотрел на него, словно взвешивая, стоит ли ворошить прошлое. Потом его губ коснулась едва заметная, усталая усмешка.
— Легенду, говорите? — переспросил он, качнув головой. — Ну что ж… Проходите в дом, гость дорогой. Чай пить будем. А там поглядим, что за правда вам нужна.
Он умер через три года, 10 августа 1962 года. Его похоронили на Боткинском кладбище Ташкента. Тихо и скромно, как он и жил последние годы. Лишь близкие и несколько старых сослуживцев, чудом переживших чистки и войны, пришли проститься с человеком, чья жизнь была службой.
А ещё через несколько лет на экраны Советского Союза вышел фильм «Белое солнце пустыни». Миллионы людей, затаив дыхание, следили за судьбой сурового, несгибаемого начальника бывшей царской таможни Павла Артемьевича Верещагина.
Они не знали имени штабс-ротмистра Поспелова. Но они полюбили его душу. Душу человека, который до последнего вздоха просто честно делал своё дело. На своём месте. На границе своего Отечества.
И где-то там, в тенистом саду у старого арыка, казалось, всё ещё звучал его тихий голос: «Долг, сынки. Всё дело в долге».
Дорогие читатели, спасибо, что были со мной и с моими героями на протяжении всего этого пути. Ваша поддержка, ваши отклики и замечания помогли мне сделать этот роман ещё лучше. Вы вдохновляли меня, поправляли, давали силы двигаться дальше, и я бесконечно благодарен за это.
Чтобы история Михаила Дмитриевича Поспелова и его семьи не затерялась в потоке времени Вы можете приобрести электронную версию книги для себя или в подарок близким. (ссылка будет тут)
Ваши комментарии под книгой помогут узнать об этой истории ещё большему числу людей, а мне — понять, что ещё можно сделать лучше. Спасибо вам за всё!