— Опять твои дрыгоножки до ночи скакали? — голос мужа, пропитанный пивным выхлопом и плохо скрываемым раздражением, ударил Юлю по ушам, едва она переступила порог квартиры. — Я есть хочу, между прочим! Или твой балет теперь и ужином кормить будет?
Юля молча стянула кроссовки. Усталость свинцовыми гирями висела на плечах. Весь день на ногах: утренняя группа с «малышами-карандашами», дневная — с подростками, которые считали себя звёздами Бродвея, и вечерняя, самая любимая, — с женщинами «за сорок», которые приходили не столько танцевать, сколько вытанцовывать из себя дневные заботы и обиды. Она любила свою работу. Этот маленький, арендованный в полуподвале дома культуры зал был её миром, её отдушиной, её детищем.
— Женя, я же просила, разогрей пельмени. Я оставила пачку в морозилке, — тихо ответила она, проходя на кухню.
На столе сиротливо стояла пустая бутылка из-под пива, рядом валялся пакет от чипсов. В раковине громоздилась гора немытой посуды со вчерашнего дня. Женя, развалившись на диване перед телевизором, даже не повернул головы.
— Я тебе что, кухарка? — буркнул он в экран, где какой-то политик яростно жестикулировал. — Я целый день на заводе пахал, как проклятый, железки таскал. А ты? Ножками помахала — и вся работа. Не перетрудилась, поди.
Юля закусила губу. Это был их вечный камень преткновения. Её работа, которую Женя презрительно называл «танцульками» или «дрыгоножками». Он, слесарь пятого разряда на местном заводе, считал свой труд единственно правильным и достойным. Мужским. А её тренерство — так, баловство, хобби, которое, по его мнению, приносило «три копейки» и отнимало время от «главных женских обязанностей»: готовки, уборки и обхаживания его, кормильца.
— Мои «три копейки» в прошлом месяце покрыли всю коммуналку и твой кредит за телефон, — не выдержала она. — А твоя зарплата где?
— Где, где! — передразнил он. — Мужику и отдохнуть нельзя? С пацанами посидели после смены, пивка выпили. Что, я не заслужил? Я семью содержу!
В этот момент в кармане Юли завибрировал телефон. На экране высветилось «Зинаида Викторовна». Свекровь. Сердце неприятно ёкнуло. Звонки в такое время не сулили ничего хорошего.
— Да, Зинаида Викторовна, здравствуйте.
— Юлечка, деточка, а что это у вас там происходит? — зазвучал в трубке елейно-тревожный голос. — Женечка звонил, жаловался. Голодный сидит, бедный мальчик. Ты же знаешь, у него желудок слабый, ему нельзя без горячего!
Юля сжала кулаки. Конечно, жаловался. Этот тридцатипятилетний «бедный мальчик» чуть что — сразу к маме под крылышко.
— Он не голодный, Зинаида Викторовна. В морозилке целая пачка пельменей. Руки у него есть, сварить себе ужин в состоянии.
— Ну что ты такое говоришь, Юля! — голос свекрови мгновенно похолодел. — Он мужчина, добытчик! После тяжёлой смены должен приходить в чистый дом, где его ждёт горячий ужин и улыбчивая жена. А ты где-то пропадаешь до ночи! Всё скачешь со своими... клиентками. Несерьёзно это всё. Я всегда говорила Женечке, что жена должна домом заниматься, а не вот этим вот всем. Ни статуса, ни денег.
«Ничего ты не добилась», — эхом пронеслись в голове Юли слова, которые муж и свекровь повторяли ей с завидной регулярностью. Как мантру. Как приговор.
— Мои «танцульки» — это моя работа, — отчеканила Юля, чувствуя, как внутри закипает глухая ярость. — И я её люблю. А теперь извините, мне нужно приготовить ужин для своего мужа-добытчика.
Она бросила трубку, не дожидаясь ответа. Женя, услышав обрывок разговора, злобно посмотрел на неё с дивана.
— С матерью моей ещё так разговаривать будешь! Совсем корону нацепила, королева паркета! Да кому нужны твои танцы? Бабкам целлюлит трясти помогаешь? Великое достижение!
Он встал и, картинно хлопнув дверью, ушёл в комнату. А Юля осталась стоять посреди кухни, в этом царстве грязной посуды и липких крошек. И впервые за десять лет брака она почувствовала не обиду, не горечь, а холодное, звенящее отчуждение. Словно между ней и мужем в этот миг выросла невидимая ледяная стена. Она поняла, что больше не хочет пробивать эту стену. Она хочет развернуться и уйти.
Следующие полгода превратились в холодную войну. Юля с головой ушла в работу. Она словно пыталась доказать не им, а самой себе, что чего-то стоит. Она ввела новые направления: стретчинг, латину для начинающих, даже модный тверк для самых смелых. Сарафанное радио работало лучше любой рекламы. В её маленький зал стало не пробиться. Пришлось арендовать соседнее помещение, благо оно пустовало.
Одной из её новых клиенток на «латину» оказалась бойкая, остроумная женщина лет сорока пяти, Светлана Игоревна, которая, как выяснилось, была одним из лучших адвокатов по семейному праву в городе. Они быстро подружились. Светлана, с её железной логикой и едким сарказмом, стала для Юли той самой подругой, которой у неё никогда не было.
— Юлька, ты чего такая кислая? — спросила она как-то после занятия, когда они пили чай в крохотной тренерской. — Опять твой «слесарь-интеллигент» настроение испортил?
Юля вздохнула и рассказала о вчерашнем скандале. Женя требовал, чтобы она бросила «эту самодеятельность» и устроилась на «нормальную работу». Например, продавцом в магазин бытовой техники, куда звал его приятель.
Светлана расхохоталась.
— Продавцом? Он серьёзно? Юль, да ты же светишься, когда преподаёшь! У тебя дар! А он хочет запереть солнце в коробку из-под холодильника. Послушай меня, старушку, — она по-свойски положила руку Юле на плечо. — Мужики, которые сами ничего из себя не представляют, больше всего боятся успеха своей женщины. Потому что на её фоне их собственная никчёмность становится размером с Эверест. Он тебя не ценит, он тебе завидует.
В тот же вечер раздался очередной звонок от Зинаиды Викторовны.
— Юлечка, я тут подумала… У вас же квартира моя. Я её Женечке на свадьбу подарила. Может, тебе стоит больше времени дому уделять, чтобы мужа не злить? А то ведь… всякое бывает. Квартирный вопрос, знаешь ли…
Это была неприкрытая угроза. Юля почувствовала, как холодеют пальцы. Квартира действительно принадлежала свекрови. Они с Женей жили в ней все десять лет.
На следующий день, бледная и растерянная, она пересказала этот разговор Светлане.
Адвокат нахмурилась.
— Так, подруга, стоп. Давай-ка без паники. Подарила — это слова. А документы есть? Договор дарения на сына оформлен?
— Кажется, да… Я точно не знаю.
— Узнай. Аккуратно, невзначай. Скажи, мол, для какой-нибудь субсидии надо. И ещё. Ты у себя как ИП оформлена?
— Да, уже два года.
— Счета в банке на ИП?
— Да.
— Отлично. Значит, так. Все доходы от твоей студии — это доходы твоего предприятия. Конечно, по закону всё, что нажито в браке, — совместное. Но есть нюансы. Особенно если доказать, что муж в развитии твоего бизнеса не участвовал, а только палки в колёса вставлял. Начинай собирать доказательства. Скринь его хамские смс-ки, записывай разговоры на диктофон, если получится. Не для суда, так для себя. Чтобы в момент слабости не забыть, с кем имеешь дело.
Совет подруги подействовал на Юлю отрезвляюще. Она перестала плакать по ночам в подушку. В ней проснулся холодный, расчётливый гнев. Она больше не была жертвой. Она становилась бойцом.
А в жизни Жени и его маменьки тем временем назревали перемены. На заводе начались сокращения. Его цех попал под оптимизацию. Жене, как «ценному специалисту», предложили перейти в другой цех с понижением в должности и зарплате. Его гордость была уязвлена.
— Да я на них всю жизнь горбатился! — орал он дома, размахивая руками. — А они!.. Да я сам уйду! Открою свой автосервис! У меня руки золотые!
Идея автосервиса давно витала в воздухе. Его приятель Валера, такой же «недооценённый гений», подбивал его на это уже год.
— Жень, да мы озолотимся! — говорил Валера, разливая по второй кружке пива в гараже. — Найдём бокс в аренду, купим подержанный подъёмник. Клиенты валом повалят! Все от официалов бегут, там же обдираловка!
Женя загорелся. Это был его шанс доказать всем, и в первую очередь Юльке с её «танцульками», кто в доме хозяин и настоящий бизнесмен.
Зинаида Викторовна, услышав об «огромных перспективах», растаяла и дала сыну все свои скромные сбережения. Но их не хватало.
— Юль, тут такое дело… — начал Женя как-то вечером, непривычно ласково…