Катя всегда считала, что москвичом становится не по прописке, а по графику. Встать в шесть сорок, сварить кофе так, чтобы не сгорела турка, прыгнуть в электричку, потом в метро, а вечером — вернуться в свою тихую двушку на Преображенке, где всё по полочкам и ничего неожиданного. Илья, её муж, инженер-наладчик, тоже любил порядок: инструменты лежали по размерам, чеки в конверте, в холодильнике — подписанные контейнеры. Они долго копили и сами делали ремонт, спорили, где розетки и как лучше поставить диван, — и теперь квартира казалась им маленькой, но законченной задачей с правильным ответом.
Весной звонит Света, Катина двоюродная сестра, девчонка из подмосковного Юбилейного, вечно с идеями. Колко смеётся, быстро говорит, последнее время крутится в перепродаже винтажной одежды: «три худи — одна история», «продаю атмосферу», «подписчики обожают». У Светы есть парень Кирилл — высокий, худой, лоб блестит от вечной какой-то спешки. И у обоих — лёгкая манера брать, как будто им уже всё должны.
— Кать, приветик! — заливисто прозвенело из телефона. — Слушай, можно у тебя пару коробок на недельку оставить? У нас дома бабушка перемещается по квартире с ходунками, ей мешают. Ну вообще пара, честно, — и такой смешок, как будто даже если не честно, то ничего страшного.
Катя посмотрела на Илью поверх кружки.
— Пару — это сколько? — спросила она в трубку.
— Ну пару, — повторила Света. — Три-четыре, максимум пять, малюсенькие. Я попозже заберу, как только отгрузка пройдёт.
Илья пожал плечами: помогать родственникам нормально. «На недельку» — значит, пережить небольшой беспорядок. Катя вздохнула и согласилась, мысленно выделив для коробок место у стены в коридоре, рядом с комодом.
На следующий день после работы она открыла дверь и застыла. В коридоре, в комнате, под столом, вдоль балконной двери — коробки, пакеты, в какие-то заманчивые бумажные штуки запаянные вещи. На одной коробке корявым маркером: «ПЛАТЬЯ — ВЕСНА», на другой: «ШТУЧКИ НЕ ЗАБЫТЬ». В спальню пробиться можно было боком. На кухонном столе — накладные, наклейки с адресами, чёрный скотч.
— Это максимум пять? — спросила она вслух пустую квартиру.
Через двадцать минут приехали Света и Кирилл. Кирилл, не краснея, вынес ещё две коробки, улыбнулся соседке Тамаре Ивановне, та в ответ лишь хмыкнула и потянула носом — у коробок пахло чем-то сладким, синтетическим.
— Сорри, Катёнок! — Света виновато сложила ладони. — Логист зафакапил поставку, всё привезли не туда. Мы завтра всё-завтра.
Илья пришёл, посмотрел, осторожно снял с полки свою дрель, чтобы не сшибить «ШТУЧКИ НЕ ЗАБЫТЬ», и сказал:
— Неделя — неделя. Давайте без ночных визитов и без посторонних. Это же наш дом.
— Ну конечно, что ты, — легко согласилась Света. — Мы тихо-тихо. Ты нас вообще не заметишь.
Первая неделя прошла с ощущением, что в хрупкое равновесие комнаты вставили клин. Катя утром пробиралась к стиральной машине, стучась бедром о картон, Илья на балкон выходил боком; ночью коробки потрескивали — как живые. Света два раза забегала «на минутку», а в эти «минутки» она перекладывала вещи и громко комментировала каждую футболку по телефону: «Да, нашла зелёную, фоткаю завтра, нет, не косячь с ценой», — а Кирилл достал из рюкзака портативный парогенератор и увлажнил полквартиры тёплым паром, «чтоб ткань села». Пара оказалась десятью. «Десять — тоже пара, только расширенная», — шутил он, не встречая улыбок.
Катя, сдержанная и пунктуальная, сначала считала это тренировкой терпения. Она себе объясняла: «Света — семья, у семьи бывает сложно». Но когда она в очередной день вернулась и увидела, что в прихожей лежит пакет с чужим платьем и записка «заберу завтра, Маруся», сердце странно толкнулось. Чужая Маруся прошла в их квартиру, пока никого не было, положила что-то и ушла. Ключ?
— Света, у кого ключ? — вечером спросила Катя.
— У меня и у Кирилла, — пожала плечами Света, будто ничего. — Мы же забегаем, когда вы на работе. Ну и у моей знакомой Лизки — она курьерит нам, отнесёт-отдаст. Ты не переживай, она своя.
— «Своя» — это кто? — медленно сказал Илья. — Ты на секунду подумала, что это чужой человек в чужой квартире?
— Да ладно, — отмахнулась Света. — Кать, не будь строгой училкой. Лизка — кремень, половина московских шоу-румов с ней работает. Она заходит, берёт пакет и уходит. Всё чисто.
Катя повернулась к Илье: «Не драматизируй». Но внутри у неё уже скреблось. Она вспомнила, как днём сидела в офисе и, пока обсуждали финансовый отчёт, она думала о своей входной двери: цела ли, закрыта ли, кто в неё втыкает ключ.
На выходных они договорились «разгрузить». Света обещала привести ребят — «оперативную группу» — и забрать основное. В субботу в десять утра в дверь позвонили. На коврике толпились трое: та самая Лиза в яркой кепке, мужчина с бейджем «партнёр доставки», и какая-то девочка с телефоном на стабилизаторе.
— Мы быстро, — сказала Лиза. — По списку забираем. Можно провентилировать, а то ткань притомилась?
Илья вздохнул, открыл окна. Девочка с телефоном прошуршала в комнату и, не спросив, включила прямой эфир: «Ребят, мы сегодня на новом локейшене! Смотрите, какой винтаж заехал!»
— Выключи, пожалуйста, — ровно сказала Катя. — Это частная квартира.
— Ой, прости-прости, — легко сказала девочка и улыбнулась в объектив: — Нас тут просили не снимать, правила дома!
Соседка Тамара Ивановна вышла из своей двери, прищурилась: — У вас свалка или бизнес?
— Социальная помощь винтажу, — парировал Кирилл, вроде бы шутя. — Не волнуйтесь, это временно.
— Все временно, — сказала Тамара Ивановна. — Только потом следы остаются.
К обеду часть коробок увезли. Катя провела рукой по свободному пространству и почувствовала странную лёгкость. Как будто сняли с головы тяжёлую корзину. И в тот же момент телефон пискнул: сообщение от Светы — «сорян, снова завезут в понедельник, вышло накладно, мы потом всё…».
Илья положил ладонь Кате на плечо.
— Надо обозначить правила, — сказал он. — Чётко, письменно. Срок — неделя. Ключ — только у них двоих. Вход по согласованию. Иначе — никак.
Катя кивнула. Она не любила конфликты, ей казалось, что они оставляют вязкие следы, от которых трудно отмыться. Но бумага с правилами — это просто порядок. Вечером она села за стол и написала: «На хранение принимаем только по договорённости. Срок — 7 дней. Ключи — у Светы и Кирилла. Третим лицам вход запрещён. Визиты только в присутствии нас или по предварительному звонку». Подписались вдвоём.
Света бумагу прочитала, хмыкнула:
— Ого, серьёзно пошло. Ну окей. Мы же семья, чё.
— Потому и пишем, — спокойно ответил Илья. — Чтобы не ссориться.
Две недели было тише. Света старалась сообщать заранее, Кирилл перестал запускать парогенератор в одиннадцать ночи. Катя чуть расслабилась. Вечерами к ним заходила Лера — Катина подруга, учительница, шептала заговорщицки: «Ты героиня, я бы давно всех выставила», — но Катя только улыбалась и ставила на стол пирог.
Внешняя жизнь шла своим чередом: Илья с коллегой Мишей обсуждали новый контракт на установку линии; Катя ловила себя на том, что снова замечает мелочи — как мягко садится вечер на подоконник, как пахнет хлебом из пекарни у метро. «Всё устаканится», — думала она и складывала по местам вещи.
А потом случился «понедельник», о котором Света писала. Вечером Катя подошла к подъезду и увидела возле домофона курьера с огромным мешком — как у Санты, только вместо подарков, кажется, вещи. Он спросил её фамилию и без затей попытался войти следом.
— Извините, — сказала Катя, прикрыв дверь. — К кому?
— К Лизе, квартира семнадцать. Тут склад. Забрать-внести, — уверенно ответил курьер.
Катя вздрогнула. «Склад». Слово, как гвоздь, вкрутилось в висок. Она поднялась, ощущая, как в груди нарастает сухой, неприятный жар. Открыла свою дверь — и отпрянула: в коридоре стояли два незнакомых парня, раскладывали на полу одежду. На кухне булькал чайник, и девушка, не Катя, пальцем размазывала тушь у зеркала.
— А вы кто? — голос у Кати прозвенел тише, чем хотелось.
— Я Настя, — сказала девушка и улыбнулась. — Подруга Светы. Мы на сбор, сейчас всё уложим. Пусть пока чайник постоит?
Илья вышел из комнаты, лицо у него стало деревянным.
— Выйдите, пожалуйста, — сказал он. — Прямо сейчас. Вы в чужой квартире.
— Светка сказала — можно, — пожал плечами один из парней. — Мы пять минут, акция же, распродажа, понимаете. Привезли, потом заберём. Нормально всё.
— Выйдите, — повторил Илья, — и позовите Свету.
Те поворчали, но ушли. Катя села на стул и почувствовала, как этот стул под ней становится то ли слишком жёстким, то ли слишком мягким. Пальцы дрожали. Мысли вертелись вокруг одной точки: «Нас здесь нет. Мы исчезли из собственной квартиры». Она набрала Свету. Та сначала не брала, потом ответила бодро:
— Ой, Кать, всё под контролем! Это Маркет-дэй, ты не представляешь, как взлетели просмотры! Ты просто расслабься.
— У тебя ключ от наших дверей, — сказала Катя, стараясь говорить как Илья — спокойно и ясно. — И у тебя нет права приводить людей. Это не площадка, не блогерский коворкинг. Это наш дом.
— Ты чё, сильно занервничала? — в голосе Светы проступила прохладная насмешка. — Ладно-ладно, не кипятись. Сейчас всех уберу. Но завтра ещё два мешка, это последний раз.
Катя замолчала. В трубке хохотали, гремели вешалки. Она положила телефон и впервые за долгое время подумала о границах почти как о предмете мебели: есть ли они у них? Стоят ли они, как дверца шкафа, закрываются ли?
— Надо менять замки, — тихо сказал Илья. — И поговорить по-взрослому. Иначе они не поймут.
Катя кивнула, но внутри ещё жила странная надежда: «Может, правда последний раз? Может, хватит». Она не знала, что эта мысль — самая опасная из всех. Потому что именно в тот момент Света научилась произносить «последний раз» так, как будто это пароль, открывающий любые двери.
За окном к ночи пошёл мелкий снег, хотя уже конец марта. Москва шумела и успокаивалась, как огромное животное: то схлопывала пробки, то выдыхала холодом. Внутри Катиной квартиры стало тихо — Света с Кириллом уехали «на склад», чужие ушли. Но воздух был как после чужого запаха: вроде свежий, а что-то всё равно не так.
Катя легла и долго смотрела в потолок. В голове перебиралась завтрашняя обязанность: работа, отчёты, звонок маме, покупке лампочки в прихожую. И ещё — серьёзный разговор, к которому она не привыкла. «Я же взрослая, могу сказать “нет”», — пыталась она себя подбодрить. Но «нет» почему-то репетировать сложно, его будто нужно учить с паузами и интонациями. Она тихо повторила про себя: «Нельзя. Нельзя. Нельзя». И только потом уснула — недобрым, рваным сном.
Утром всё выглядело почти спокойно. Катя приготовила овсянку, Илья молча пил кофе, взглядом сверяя планы. Снаружи мир был как будто прежний: автобус по расписанию, дети во дворе с портфелями. Но внутри уже что-то сдвинулось — невидимо, но ощутимо.
— Я сегодня заеду в магазин замков, — сказал Илья, закрывая за собой дверь. — Мы не можем больше так.
Катя кивнула. Ей казалось, что разговор со Светой можно отложить до вечера — сначала поменяют замки, потом всё объяснят. Спокойно, без скандала. Только сначала надо дожить до конца рабочего дня.
Но Света позвонила уже в обед. Голос звенел, как ложка о стекло.
— Кать, я тут у тебя возле дома. Мы с Кириллом, ну, решили забрать остатки. Можно сейчас?
— Лучше вечером, — устало сказала Катя. — Илья сейчас купит новые замки. Мы потом откроем.
— Новые замки? — переспросила Света. — Зачем?
— Потому что к нам заходили посторонние, Свет. Без спроса. Я не хочу, чтобы такое повторялось.
— Ты что, совсем с катушек? — голос сестры стал колючим. — Мы же не воры какие-то. Мы же родня! Я что, не заслужила доверия?
— Дело не в доверии, — Катя чувствовала, как начинает гореть уши. — Дело в правилах.
— Правила у тебя в бухгалтерии, — хмыкнула Света. — А жизнь — она живая, гибкая. Ну ладно, разбирайтесь со своими замками. Только потом не обижайся, если я перестану помогать.
Помогать. Слово повисло, как ком в горле. Света всегда считала, что «помогает»: привозит, организует, что-то «налаживает». На деле — просто удобно устраивается. Катя положила трубку, чувствуя, как нарастает усталость, тяжёлая, вязкая.
Вечером Илья действительно привёз замки. Они с Катей молча стояли у двери, смотрели, как из щелей падают крошки старого механизма. Новый замок защёлкнулся глухо и уверенно.
— Всё, — сказал Илья. — Теперь только мы.
Он поцеловал её в лоб и ушёл на кухню, ставить чай. Катя провела пальцем по холодному металлу — и впервые за долгое время почувствовала себя дома.
Через три дня Света объявилась снова.
— Кать, я у подъезда. Там, кажется, наш ящик. Ты можешь открыть? Мы на минуту.
Катя глубоко вдохнула.
— Свет, ты не заметила, что мы замки поменяли? — сказала она. — Ты без предупреждения не можешь прийти.
— Ага, понятно, — протянула Света. — У вас теперь крепость. А я — враг народа. Окей, сейчас позову Кирилла, пусть через балкон зайдёт.
— Не смей, — сказала Катя и сама испугалась своего голоса.
— Шучу, господи! — фыркнула Света. — Ты стала какая-то... зажатая. Раньше проще была.
После этого она не звонила неделю. Катя даже начала надеяться, что история рассосётся. Она рассказывала подруге Лере, что, мол, «всё успокоилось». Лера слушала, хмурилась:
— Такие, как Света, не успокаиваются. Они ждут удобного момента.
— Да ладно, она не злодейка. Просто несерьёзная, — пыталась оправдать Катя.
Но через пару дней случился новый виток. В субботу вечером, когда Катя с Ильёй ужинали, в дверь позвонили. За дверью — Света и Кирилл, с коробками, с голосами, полными усталости и притворного страдания.
— Кать, ну мы ж ненадолго, — начала Света. — У нас просто соседи сверху топят, всё, капец, хана. Нам переночевать пару ночей, пока всё просохнет.
— Соседи? — переспросил Илья. — Ты же говорила, живёте в частном доме.
— Так это... — Света запнулась, — дом на два входа. Там арендаторы сверху. Ну, с кем не бывает.
Катя посмотрела на коробки: знакомые, те же самые, что когда-то стояли у их стены.
— Нет, Свет, — сказала она. — У нас не получится. Мы не можем вас поселить.
— Серьёзно? — Света распахнула глаза. — Катя, это же на пару ночей! Мы же семья. Или ты боишься, что я украду твой чайник?
— Света, хватит, — вмешался Илья. — Мы уже помогали. Теперь — нет.
Кирилл усмехнулся:
— Вот так, да? Пока удобно — родственники, а как невыгодно — чужие?
— Речь не о выгоде, — тихо сказала Катя. — Речь о границах.
Света посмотрела на неё так, будто видела впервые.
— Ну что ж, ясно, — сказала она. — У тебя теперь новая философия. Ладно, не надорвись от собственной принципиальности.
Они ушли, громко стуча обувью по лестнице. Катя закрыла дверь и оперлась о неё спиной. Сердце билось, как после бега.
— Может, я слишком жёстко? — спросила она у Ильи.
— Нормально, — ответил он. — Ты просто впервые сказала «нет». Это звучит жёстко только для тех, кто привык «да».
Но покой длился недолго. Через два дня соседка Тамара Ивановна постучала к ним.
— Катя, — сказала она, — ты знаешь, что твоя сестра опять у подъезда торгует? Прямо с багажника. Люди идут, выбирают, шум. Я думала, вы в курсе.
Катя вышла во двор. У подъезда стояла Света, рядом Кирилл, багажник их машины распахнут. На асфальте — одежда на вешалках, девушки с телефонами снимают «контент».
— Света! — крикнула Катя. — Это что такое?
— Катёнок, не кипятись, — улыбнулась Света. — Тут же никому не мешаем. Площадка же свободная. Мы даже рекламу не ставим.
— Это наш двор! — Катя чувствовала, как сжимается горло. — Люди жалуются.
— Люди всегда жалуются, — отмахнулся Кирилл. — Мы скоро уедем. Кстати, тебе бы пошло это платье, хочешь — подарю?
— Уберите всё! — сказала Катя, голос дрожал. — Сейчас же!
— А если не уберём? — Света прищурилась. — Что ты сделаешь? Позвонишь в полицию?
Катя замерла. С одной стороны — хочется действительно позвонить. С другой — это же родня. Как потом смотреть в глаза матери?
Слово «мама» будто повисло в воздухе. Катя знала: Света обязательно позвонит тёте Вере, их общей родственнице, и та начнёт звонить Кате с нравоучениями.
Так и вышло. Вечером раздался звонок.
— Катюша, — вздыхала тётя Вера, — ну что вы с Светкой сцепились? Она же добрая девочка. Вы же как сёстры выросли. Помоги ей, у неё трудный период.
— Трудный период не даёт права пользоваться чужой квартирой, — тихо сказала Катя.
— Ты всё воспринимаешь слишком буквально, — сокрушалась тётя. — Молодёжь сейчас такая — шустрая, предприимчивая. А ты бы порадовалась: родственники не на паперти, а бизнес делают!
Катя поняла, что спорить бессмысленно.
После разговора она пошла на кухню, села за стол. Илья мыл посуду.
— У нас не получится решить это «по-доброму», — сказала она. — Они не понимают.
— Я знаю, — ответил он. — Вопрос только — когда ты сама это примешь.
Она приняла через неделю. Когда вернулась с работы и увидела, что в её почтовом ящике лежит бумажка: «Света, склад, 17 кв. — забирать завтра». Кто-то снова считал их дом «складом».
Катя постояла в подъезде, вдыхая запах краски и мокрой одежды, и вдруг ясно поняла: разговоров больше не будет. Будет действие.
Вечером она написала Свете сообщение:
«Свет, мы меняем замки снова. Никаких визитов. Всё, что осталось твоё — заберём через знакомого. Дальше — никаких вещей. Прости, но хватит».
Ответ пришёл через минуту:
«Вот ты какая, Катя. Ладно. Ещё пожалеешь».
Катя положила телефон, посмотрела на Илью.
— Начинается, — сказала она.
Он кивнул.
И действительно — началось.
На следующий день Света выложила в своём блоге сторис: «Как родня в Москве предала. Помогали им, а нас выгнали». Подписчики писали: «Какие ужасные люди!», «Вот почему в Москве такие злые!».
Катя увидела это вечером. На экране — их подъезд, знакомая дверь, размытый номер квартиры. Сердце сжалось.
— Всё, — сказала она. — Завтра поедем к юристу.
— Идём до конца? — спросил Илья.
— Да.
Но конец был ещё далеко. Света не собиралась сдаваться. Через пару дней она пришла снова — с улыбкой, с букетом.
— Кать, я пришла мириться. Ну чего мы как чужие?
Катя стояла на пороге, не пуская её внутрь.
— Мир — это не когда ты снова заносишь коробки, Свет. Мир — это когда ты уважаешь чужие границы.
— Ой, началось, — вздохнула та. — Опять твоя философия. Ну хоть чай поставь, по-человечески.
— Нет, — тихо сказала Катя. — Больше — нет.
Света постояла, усмехнулась и, не попрощавшись, ушла.
Но Катя знала — это не конец. Потому что у таких, как Света, конец всегда превращается в новую возможность.
Через неделю, в воскресенье, она снова увидела знакомую машину во дворе. А потом — странный звонок в дверь, тихий, настойчивый.
Катя подошла, посмотрела в глазок — и побледнела. На пороге стояли двое мужчин в форме жилищной инспекции.
— Проверка по жалобе, — сказали они. — Сообщили, что вы незаконно храните товары и ведёте торговлю из квартиры.
Катя остолбенела.
— Что? Кто сообщил?
— Анонимно. Но описали подробно.
Она открыла дверь, впустила их. Они прошли, осмотрели комнаты — пусто, чисто. Один из них усмехнулся:
— Похоже, на вас кто-то обиделся.
Катя почувствовала, как по спине пробежал холод. Она знала, кто.
Когда проверяющие ушли, она долго сидела на кровати, обхватив колени. В голове билось одно: «Это уже не просто наглость. Это месть».
Илья зашёл, сел рядом.
— Может, поедем на пару дней к моей маме? — предложил он. — Отдохнёшь, проветришь голову.
Катя покачала головой.
— Нет. Это моя квартира. Я не сбегу.
Она встала, подошла к окну. Внизу, у подъезда, стояла Света. Курила, разговаривала по телефону, смеялась.
Катя смотрела на неё, и впервые в жизни внутри появилось не раздражение, не обида — а ровное, холодное ощущение решимости.
— Всё, — сказала она себе. — Больше — никаких «временных».
Она не знала, что через пару дней Света предпримет ещё одну попытку. И что именно она станет последней каплей.
Всё началось тихо. В понедельник утром Катя ушла на работу, как обычно. Илья уехал раньше. В квартире было чисто, спокойно, только на кухне осталась кружка с недопитым кофе.
К обеду позвонила соседка Тамара Ивановна — голос взволнованный, резкий:
— Катя! Это что у вас опять делается? Люди таскают какие-то мешки, двери хлопают, по лестнице ходят!
Катя застыла с телефоном в руке.
— Какие люди? — спросила она, чувствуя, как по коже пробегает холод.
— Да какие — твоя Света с тем своим, с Кириллом! И ещё кто-то с ними. Говорят, «вещи забрать». Но что-то мне подсказывает, не только забрать!
Катя не помнила, как добиралась домой. Автобус, метро — всё как в тумане. Сердце колотилось в горле. Когда она поднялась на свой этаж, дверь была приоткрыта.
В квартире — бардак. В прихожей стояли коробки, половина открытых. На полу валялись яркие футболки, какие-то ярлыки, пакеты. Света стояла в центре комнаты с телефоном в руке, что-то снимала. Кирилл за кадром комментировал:
— Друзья, вот что бывает, когда зависть берёт верх! Мы приехали забрать своё, а нас тут обвиняют!
— Света! — крикнула Катя. — Ты что здесь делаешь?!
Света вздрогнула, обернулась.
— Катя, ты чего орёшь? Мы просто вещи забираем, не кипятись!
— Как ты вошла?! — Катя шагнула к двери. — У тебя нет ключа!
— Ну... — Света неопределённо пожала плечами. — Замок был такой, знаешь, капризный. Поддался. Не переживай, ничего не сломали.
— То есть ты взломала?! — Катя не узнала свой голос. Он сорвался, хрипел. — Из моей квартиры стрим ведёшь?!
Кирилл хмыкнул:
— Да ладно тебе, Катюх. Контент, не преступление. Мы сейчас всё уберём.
Катя сделала шаг к телефону в руке Светы, но та отступила:
— Не трогай! Я имею право снимать! Это моя защита!
— От кого? От здравого смысла? — в голосе Кати прорезалась сталь.
Илья ворвался через минуту. Он стоял на пороге, бледный, сжимая кулаки.
— Вон отсюда, — тихо сказал он. — Прямо сейчас.
— Да подожди ты, — начал Кирилл, — мы просто...
— Прямо сейчас, — повторил Илья. — Иначе я вызываю полицию.
Света посмотрела на него, потом на Катю, фыркнула:
— Ладно, не надо трагедий. Мы сами уйдём.
Они собрали часть вещей, громко стуча, что-то роняя. Когда за ними хлопнула дверь, Катя опустилась на пол. Руки дрожали, как будто она отбилась от кого-то физически.
— Всё, — сказала она. — Больше я это не выдержу.
Илья молча обнял её.
Через день пришёл участковый. Катя написала заявление — не о краже, а о незаконном проникновении. Он слушал, кивая, и записывал в блокнот.
— Родственники, значит, — сказал он, когда закончил. — С родственниками хуже всего. Ни туда, ни сюда.
Он ушёл, пообещав «проверить». Но Катя понимала: реальной помощи не будет. Придётся решать самой.
Света позвонила вечером — голос ласковый, как будто ничего не случилось.
— Кать, ну что ты устроила? Участковый приходил, представляешь? Смешно же. Мы просто вещи забирали.
— Свет, — перебила Катя, — ты перешла грань.
— Ой, опять твои грани, — рассмеялась та. — У тебя, походу, теперь вся жизнь из границ состоит. Скучно, Катёнок.
Катя нажала «отбой».
Вечером пришла Лера с пирогом и бутылкой вина. Сидели на кухне, говорили мало. Катя чувствовала, как внутри у неё всё гудит — будто кто-то невидимый трясёт изнутри.
— Знаешь, — сказала Лера, — ты слишком долго терпела. Такие, как Света, воспринимают мягкость за слабость.
— Я просто не хотела войны, — ответила Катя.
— А у вас уже война, — тихо сказала Лера. — Только ты всё ещё пытаешься вести её правилами мира.
Этой ночью Катя не спала. В полчетвёртого она встала, подошла к окну. Внизу под подъездом стояла знакомая машина Светы. Фары выключены. Кто-то сидел внутри.
Катя смотрела минут десять. Потом задернула штору и пошла на кухню.
На утро Илья сказал:
— Мы поставим камеры. Пусть будет запись.
Катя молча кивнула.
Следующие дни прошли тихо. Света не звонила, не появлялась. Катя даже начала верить, что всё закончилось.
Но однажды, возвращаясь с работы, она увидела у подъезда девушку с коробкой. Та смущённо улыбнулась:
— Я от Светы. Она сказала, можно оставить на хранение.
— Нельзя, — сказала Катя и почувствовала, как внутри всё обрывается. — Передай ей: всё, хватит.
— Она сказала, вы договорились, — пробормотала девушка.
— Мы не договаривались, — твёрдо повторила Катя. — И пусть больше никто не приезжает.
Девушка ушла, а Катя поднялась домой, закрыла за собой дверь на все замки и прислонилась к ней лбом.
В тот момент она поняла, что границы — это не слова. Это поступки.
Через три дня — выходные. Илья уехал по делам, Катя осталась дома. Утром она пошла в магазин, вернулась — и в замочной скважине что-то заело. Ключ не входил. Она присмотрелась — в скважину кто-то налил клей.
Катя стояла с ключом в руках и вдруг почувствовала не страх — а злость. Чистую, холодную.
Она спустилась вниз, позвонила в дверь Тамаре Ивановне.
— Вы не видели сегодня Свету?
— Видела, — сказала та. — С Кириллом. У подъезда крутились, минут двадцать назад.
Катя поблагодарила, достала телефон и набрала номер.
— Алло, Свет. Ты зачем клеем замок залила?
— Что? — голос был нарочито удивлённый. — Ты о чём?
— О том, что ты перешла все границы, — сказала Катя. — Больше не будет ни вещей, ни ключей, ни разговоров. И если ты ещё раз появишься у моего дома, я сделаю всё, чтобы ты не смогла подойти даже к подъезду.
Света хмыкнула:
— Ой, какие мы грозные. А я думала, ты мягкая.
— Была, — ответила Катя и отключилась.
Через пару часов приехал мастер, поменял замок. Илья вернулся, привёз новую камеру. Установили, проверили. Катя впервые за много недель выдохнула спокойно.
На следующий день они сидели на кухне, пили чай. В окне — апрель, солнце.
— Думаешь, отстанет? — спросил Илья.
— Не знаю, — сказала Катя. — Но если придёт ещё раз, я скажу ей то, что давно надо было сказать.
Прошло два дня. Вечером снова звонок. Долгий, настойчивый. Катя подошла, посмотрела в глазок — Света. С сумкой, с усталым лицом.
— Кать, открой, — сказала она громко. — Ну чего ты? Я одна, без Кирилла. Мне просто поговорить надо.
Катя колебалась. Потом открыла — чуть, на цепочку.
— Что?
— Я устала воевать, — сказала Света. — Я просто хотела немного побыть в Москве. У тебя уютно, спокойно. А у нас там... — махнула рукой. — Всё не так.
— Свет, — перебила Катя. — Ты хочешь побыть в Москве? Пожалуйста. Но не у меня.
— То есть ты меня не пустишь? — Света наклонила голову.
— Нет.
— Даже на ночь?
— Даже на минуту.
На лице Светы появилась обида — детская, нарочитая.
— Ты изменилась, Катя. Слишком много правил, слишком мало сердца.
— А ты — нет, — ответила Катя. — Всё те же «временные вещи», «ненадолго», «пару дней».
Света замерла, потом резко вскинула голову:
— Ну и живи тогда в своей резиновой Москве одна! — выкрикнула она. — Твоя квартира не резиновая? Уезжайте и не приезжайте сюда! Поняла?!
Дверь хлопнула. Катя стояла, глядя в щель.
Эхо слов ещё звенело в ушах. Но вместо боли — тишина. Тяжёлая, но освобождающая.
Она вернулась на кухню, налила чай. За окном светился вечер, над домами растягивались облака.
Света, вероятно, снова напишет в своём блоге — что её «предали», что «родня выгнала». Люди будут обсуждать, сочувствовать, спорить.
А Катя просто сидела и слушала, как капает вода из чайника.
Она знала: история не закончена. Света не уйдёт навсегда. Такие люди не умеют уходить — они ждут, когда их снова пустят.
Но в этот раз — не пустят.
Катя подняла взгляд на дверь — новую, с блестящим замком, с камерой над проёмом. И впервые подумала:
«Это не просто дверь. Это моя граница».
За стеной кто-то смеялся, хлопали окна. Москва шумела, кипела, жила своей жизнью. А Катя просто сидела и училась — не бояться сказать «нет».
И где-то там, внизу, у подъезда, снова мог заглохнуть мотор знакомой машины.