Стояла я в коридоре с полным тазом мокрого белья — стиральная машинка опять барахлит, приходится отжимать руками. Вода с рукавов стекает на линолеум, я уже собралась на балкон идти, вешать всё это на верёвки. И тут услышала голос мужа из комнаты сына Димки:
— Только маме ни слова, понял? Это наш с тобой секрет.
Замерла. Таз чуть из рук не выронила. Димка что-то ответил тихо — не разобрать, а Виктор добавил:
— Молодец. Мужчина должен уметь молчать.
Ноги ватные сделались, сердце колотится так, что в висках стучит. Какой ещё секрет? От меня? Димке всего девять лет, какие у них с отцом могут быть секреты от матери?
Первая мысль — самая страшная. Другая женщина. Виктор завёл кого-то, и теперь сына в сообщники втягивает. Слышала я такие истории — мужики детей на встречи с любовницами таскают, мороженым закармливают, чтобы молчали. "Не говори маме" — классика жанра.
Встала, вытерла руки о фартук. Бельё так и осталось в тазу посередине коридора — не до того. Прошла на кухню, включила чайник. Заварку насыпала. Просыпала половину на стол.
Виктор вышел из комнаты минут через десять. Весёлый такой, насвистывает что-то.
— Свет, а чё бельё в коридоре валяется? — спросил, заглядывая на кухню.
— Забыла, — буркнула я. — Сейчас повешу.
Он посмотрел на меня внимательно:
— Ты чего кислая? Голова болит?
— Голова, — кивнула я. — Таблетку выпила.
— Ну ты полежи, я ужин сам разогрею, — предложил он и направился к холодильнику.
Смотрела я на него — сорок пять лет, спина прямая, плечи широкие. Работает он у нас в ЖКХ, сантехником. Руки всегда в мозолях, рабочие. Семнадцать лет вместе. А вдруг, всё это время обманывал?
Димка выскочил следом, рюкзак на плече — на кружок по авиамоделированию собрался.
— Мам, я пошёл! — крикнул он, натягивая куртку.
— Постой, — остановила я. — Подойди.
Он подошёл, смотрит снизу вверх — рыжий весь в меня, нос в веснушках, глаза серые. Любимый мой, единственный.
— Чем с папой занимались? — спросила я, стараясь говорить спокойно.
— Да так, болтали, — пожал он плечами. — Мам, мне бежать надо, а то опоздаю!
— Иди, — отпустила я.
Виктор проводил его до двери, вернулся на кухню. Достал из холодильника кастрюлю с гречкой, сосиски.
— Может, к врачу сходишь? — предложил он. — Голова у тебя часто болеть стала.
— Схожу, — соврала я.
Никакая голова у меня не болела. Болело другое — там, где сердце. От мыслей, которые в голову лезли одна страшнее другой.
***
На следующий день решила проследить. Позвонила на работу, сказала что заболела — Марина Петровна, заведующая в нашей библиотеке, женщина понимающая, отпустила без вопросов.
Димку в школу проводила как обычно. Виктор ушёл на работу в половине девятого — у него смена с девяти. Я дождалась, пока он за угол скроется, и следом пошла. Как в детективе каком-то, честное слово. Стыдно было до жути, но не идти не могла.
Он дошёл до остановки, сел в автобус — маршрут семёрка, который до ЖКХ идёт. Я тоже села, только в заднюю дверь зашла, капюшон натянула. Виктор вышел на своей остановке, пошел в сторону ЖЭКа. Всё как обычно.
Весь день я ходила как неприкаянная. В квартире прибралась, обед сварила, бельё перегладила — машинально всё, голова занята другим. Может, вечером куда-то пойдёт? Может, после работы не домой, а к ней? К этой другой?
Димку из школы забрала, накормила. Уроки он делал, а я рядом сидела, носки штопала. Руки заняты, а сама всё думаю: что же они с отцом скрывают? И почему Димка как ни в чём не бывало, весёлый, хохочет над какими-то картинками в учебнике?
Виктор пришёл в седьмом часу. Усталый, грязный — полдня в подвале провозился, трубу меняли. Разделся, помылся, сел ужинать.
— Как день? — спросил он.
— Нормально, — ответила я. — Ты как?
— Да труба эта замучила. Старая вся, советская ещё. Меняешь один участок — в другом месте течь появляется.
Обычный разговор. Привычный. А я сижу напротив и думаю: вот он сейчас мне про трубы рассказывает, а сам, может, только что от любовницы пришёл?
***
В субботу проснулась рано. Виктор ещё спал, похрапывал тихонько. Встала, пошла на кухню чай ставить. Проходила мимо комнаты Димки — дверь приоткрыта, он тоже спит, раскинувшись на всю кровать, одеяло на пол скинул.
Только чайник поставила, слышу — Виктор встал. Шаркает тапками по коридору, к Димке зашёл. Я тихонько к двери подкралась, прислушиваюсь.
— Димон, подъём, — говорит Виктор. — Нам сегодня ехать надо.
— Куда? — сонным голосом спрашивает Димка.
— Помнишь, договаривались? Только маме пока не говори, она волноваться будет.
Всё внутри похолодело. Значит, не показалось. Значит, правда что-то скрывают.
— Пап, а когда скажем? — спрашивает Димка.
— Скоро. Давай вставай, нам к десяти надо быть.
Я отошла от двери, вернулась на кухню. Села за стол, налила себе чай. Чашка звякнула о блюдце — руки дрожат. Куда они собрались? Почему втихаря? И почему я волноваться буду?
Виктор вышел, уже одетый:
— Свет, мы с Димкой съездим по делам, к обеду вернёмся.
— По каким делам? — спросила я.
— Да так, по мужским, — улыбнулся он. — Не переживай.
— Я с вами, — сказала я.
— Не надо, — быстро ответил Виктор. — Ты лучше дома отдохни, мы быстро.
— Я сказала — еду с вами.
Он переглянулся с Димкой, который уже в коридоре стоял, в куртке.
— Света, ну правда не надо, — начал было муж, но я его перебила:
— Виктор, либо еду я, либо вы вообще никуда не едете. Что за секреты от меня? Думаете, я дура?
Голос сорвался на крик. Димка испугался, прижался к стене. Виктор вздохнул тяжело:
— Ладно. Поехали все вместе. Только ты потом не говори, что я сюрприз испортил.
***
Сели в нашу старую «Калину». Я на заднем сиденье, Димка рядом со мной. Молчим все трое. Виктор завёл машину, выехали со двора.
Едем по городу. Проезжаем центр, рынок, автовокзал. Потом сворачиваем на трассу — на Саратов. Я сижу, руки на коленях сжала. Думаю: всё, везёт меня к любовнице знакомиться? Или что?
Проехали километров двадцать. Виктор свернул на какую-то просёлочную дорогу. Вокруг поля, вдалеке деревня виднеется. Остановились около старого дома — покосившийся забор, крыша шифером крыта, во дворе собака на цепи лает.
— Приехали, — сказал Виктор.
— Куда приехали? — спросила я. — Что это за место?
Он вышел из машины, открыл мне дверь:
— Пойдём, увидишь.
Димка выскочил первым, побежал к калитке. Я за ними плетусь, ноги ватные. Во дворе нас встретил мужик лет шестидесяти, в телогрейке, резиновых сапогах.
— А, Виктор, приехал! — обрадовался он. — И семью привёз, молодец. Проходите, проходите.
Мы зашли во двор. Там сарай стоит, рядом загончик деревянный. А в загончике — щенки. Штук семь, наверное, пушистые, рыжие, друг на друга карабкаются, повизгивают.
— Вот, выбирай, — сказал Виктор Димке. — Какой нравится?
Я стояла как вкопанная. Щенки. Они ехали за щенком.
— Пап! — закричал Димка. — Правда можно? Правда?
— Правда, сынок. Обещал же — на девятилетие подарю собаку.
Димка бросился к загончику, присел, начал щенков разглядывать. А я смотрю на Виктора, и у самой слёзы наворачиваются — от стыда, от облегчения, от злости на саму себя.
— Ты думала, я тебе изменяю? — тихо спросил он.
Я кивнула, не в силах слово вымолвить.
— Света, — обнял он меня, — я хотел сюрприз сделать. Димка мечтал о собаке сколько уже? Года три. А ты всё говорила: рано, маленький ещё, не справится. Вот я и решил — сам привезу, поставлю перед фактом. Думал, когда щенок уже дома будет, ты не станешь обратно везти.
— Дурак ты, — всхлипнула я. — Я же с ума сходила эти дни.
— Прости, — прижал он меня к себе. — Не подумал, что ты так истолкуешь.
***
Димка выбрал самого рыжего щенка, с белой грудкой. Мужик дал нам коробку картонную, постелил туда старое одеяло. Щенок пищал всю дорогу обратно, Димка его на руках держал, гладил, шептал что-то.
Я сидела рядом с мужем, смотрела в окно. Поля мимо плывут, небо серое, низкое — скоро снег пойдёт. А у меня на душе тепло стало, впервые за эти дни.
— Вить, прости, — сказала я. — Я думала... Ну ты понял.
— Понял, — кивнул он, не отрывая взгляд от дороги. — Но ты же знаешь меня. Когда я тебе повод давал не доверять?
— Никогда, — призналась я. — Просто эта фраза — "не говори маме"... Она как гвоздём по сердцу.
— Надо было по-другому сказать, — согласился Виктор. — Думал, романтику создаю, а получилось наоборот.
Дома щенка устроили в коридоре — Димка коробку притащил побольше, мою старую кофту туда постелил. Собачонка обнюхала всё вокруг, присела в угол на газетку — видать, мужик в деревне приучать начал.
— Как назовём? — спросил Димка.
— Рыжик, — предложила я.
— Банально, — скривился сын. — Пусть будет Лорд.
Виктор рассмеялся:
— Лорд? Ну ты даёшь.
— Пусть Лорд, — согласилась я. — Пусть хоть какое-то благородство в нашей жизни будет.
***
Вечером, когда Димка уснул, а щенок угомонился в своей коробке, мы с мужем сидели на кухне. Он чай пил, я вязала — носки ему новые начала, старые совсем истрепались.
— Вить, а ты правда думал, что я против собаки буду? — спросила я.
— Ну, ты же всегда говорила: грязь, шерсть, гулять надо, — пожал он плечами.
— Говорила, — кивнула я. — Но это же собака, справимся.
Он отпил чаю, посмотрел на меня:
— Света, у нас всё нормально? Я имею в виду — между нами?
— Нормально, — ответила я. — Просто я испугалась. Мало ли что в жизни бывает. У Ленки с работы муж ушёл в прошлом году, она даже не подозревала ничего. А тут — на тебе, заявил, что любит другую, и съехал.
— Я никуда не съеду, — твёрдо сказал Виктор. — Куда мне ехать-то? Вся моя жизнь здесь — ты и Димка. Ну и теперь ещё Лорд этот.
Засмеялись оба. А потом он встал, подошёл, обнял меня сзади:
— Ты же знаешь, Свет. Семнадцать лет назад я тебя на танцах увидел — в синем платье, косу через плечо перекинула — и всё, пропал. До сих пор иногда смотрю на тебя и думаю: как повезло-то. Самая красивая, самая добрая. Куда мне от тебя уходить?
Я опустила вязание, накрыла его руки своими:
— А я вот сижу иногда и думаю: старая уже, сорок два года, седина пробивается, вес набрала. Вдруг он на молодую засмотрится?
— Света, ты о чём вообще? — возмутился он. — Какая молодая? Мне с тобой хорошо. С тобой — понимаешь? Не с молодой какой-то, не с красивой, а именно с тобой. Потому что ты — это моя жизнь.
***
Прошёл месяц. Лорд вырос, окреп, стал грызть мои тапки и Витькины ботинки. Димка выгуливает его три раза в день, даже в дождь. Я теперь по утрам не только за мужем и сыном убираю, но и за собакой — газетки меняю, миску мою. И знаете что? Нравится мне.
Но главное — я поняла кое-что важное. Жизнь научила меня не доверять. Подруга одна мужа потеряла — изменил и ушёл. Другая — избивал годами, молчала, стыдно было признаться. Третья — запил муж, квартиру пропивать начал. Сколько таких историй кругом — не счесть.
И вот когда ты всё это видишь, слышишь, когда каждый день на работе бабы обсуждают, кто кого бросил, кто с кем изменил — начинаешь и своей жизни бояться. Начинаешь везде подвох искать.
А подвоха-то может и не быть. Может, твой муж просто хотел сыну сюрприз сделать. Может, "не говори маме" означает не измену, а желание порадовать. Может, секрет — это не предательство, а забота.
Как-то в воскресенье сидели мы всей семьёй на кухне. Димка Лорда на руках держал, Виктор видео в телефоне смотрел, я блины пекла. И вдруг так мне стало хорошо, так спокойно на душе. Подумала: вот оно, счастье. Не в деньгах, не в чём-то большом. А в том, что муж рядом, сын смеётся, собака хвостом виляет. Обычная жизнь обычной семьи в обычном городе.
И главное — доверие. Без него никак. Если начнёшь во всём сомневаться, до добра не доведёшь. Я чуть свою семью не разрушила этими подозрениями. Слава богу, вовремя опомнилась.
Теперь, когда слышу, как Виктор с Димкой о чём-то шепчутся, не напрягаюсь. Наверняка опять что-то задумали — то ли сюрприз ко дню рождения, то ли ещё что. Пусть шепчутся. Пусть будут у них свои мужские секреты.
А я буду печь пироги, гладить рубашки, гулять с Лордом и радоваться тому, что имею. Потому что не так уж много надо для счастья. Крыша над головой, любимые рядом и уверенность в том, что завтра будет таким же, как сегодня. Простым. Надёжным. Настоящим.
Лорд сейчас лежит у меня под ногами, пока я чай пью и эти строки пишу. Виктор храпит в комнате — устал за день. Димка уроки делает, бурчит что-то про математику. Обычный вечер. Обычная жизнь.
И знаете, я бы ни на что её не променяла.
***
Спасибо всем, кто поддерживает канал лайком и подпиской🖤