Найти в Дзене
Безумно интересно!

«СЕРЫЙ КАИН»

Антиутопическая научно-фантастическая повесть «Серый Каин». Действие происходит в будущем, где общество разделено на бессмертную элиту, проживающую в стерильном «Элизиуме», и смертных, влачащих жалкое существование в «Нижнем секторе». Главный герой, Каин — агент Системы, веками служивший её порядку. Во время операции против повстанцев он сталкивается с жестокостью и страданиями низов, что пробуждает в нём сомнения. Он узнаёт, что его жена Сарра, считавшаяся мёртвой, на самом деле была «архивирована» — её сознание стало частью системы управления Элизиумом, обречённой на вечные муки. Ради её освобождения Каин предаёт Систему, жертвуя своим бессмертием, чтобы дестабилизировать её основу — «Алтарь». Его жертва становится катализатором перемен, положившим начало концу бессмертной тирании и давшим надежду на сопротивление. Глава 1. Нектар и прах Воздух в операционном центре «Элизиума» всегда имел одну и ту же температуру — ровно 21,7 градуса по Цельсию. Он был лишён запаха, если не считать

Антиутопическая научно-фантастическая повесть «Серый Каин». Действие происходит в будущем, где общество разделено на бессмертную элиту, проживающую в стерильном «Элизиуме», и смертных, влачащих жалкое существование в «Нижнем секторе». Главный герой, Каин — агент Системы, веками служивший её порядку. Во время операции против повстанцев он сталкивается с жестокостью и страданиями низов, что пробуждает в нём сомнения. Он узнаёт, что его жена Сарра, считавшаяся мёртвой, на самом деле была «архивирована» — её сознание стало частью системы управления Элизиумом, обречённой на вечные муки. Ради её освобождения Каин предаёт Систему, жертвуя своим бессмертием, чтобы дестабилизировать её основу — «Алтарь». Его жертва становится катализатором перемен, положившим начало концу бессмертной тирании и давшим надежду на сопротивление.

Глава 1. Нектар и прах

Воздух в операционном центре «Элизиума» всегда имел одну и ту же температуру — ровно 21,7 градуса по Цельсию. Он был лишён запаха, если не считать едва уловимого аромата озонированного металла и стерильной пластмассы. Этот воздух не обновлялся, не циркулировал; он пребывал в вечной стагнации, как и всё, что находилось внутри небоскрёба. Каин часто думал, что дышит не кислородом, а самой концепцией порядка.

Он провёл пальцами по шву своего мундира, ощущая гладкость синтетической ткани. Двести три года. Большую часть этого срока он носил вариации одного и того же костюма. Менялся крой, технологичные ткани, но суть оставалась: униформа слуги Системы. Его собственное тело, застывшее в возрасте, который медики называли «оптимальным для физической и когнитивной эффективности», было такой же униформой. Иногда ему казалось, что под кожей у него не мышцы и кровь, а пучки охлаждённого оптоволокна и тихо жужжащие сервоприводы.

— Фокус, Каин, — голос Наставника прозвучал прямо у него в ухе, передаваемый кохлеарным имплантом. — Биосканеры зафиксировали аномальную тепловую сигнатуру. Сектор 7-Гольф, подвал заброшенного блока синтезаторов. Похоже на их схрон.

Наставник стоял в трёх метрах от него, у голографического терминала, но его голос в голове был таким же чётким и неоспоримым, как всегда. Он был старше Каина на добрых полвека, но выглядел так же — подтянуто, без единой морщины, волосы густые, пепельные. Только глаза выдавали его истинный возраст. Не цвет — он был таким же серым, как у всех, прошедших процедуру Стабилизации, — а глубина. Взгляд Наставника был похож на отполированный до зеркального блеска булыжник: холодный, твёрдый и абсолютно непроницаемый.

— Принято, — автоматически ответил Каин, его пальцы уже летали по интерфейсу на предплечье, вызывая схему сектора. — Готовлю группу к проникновению.

— Не нужно группы. Ты идёшь один. Протокол «Тихая Тень».

Каин на миг замер. Протокол подразумевал точечную, скрытную ликвидацию или задержание цели без лишнего шума. Но против ячейки повстанцев, пусть и малочисленной, это было самоубийством. Или… проверкой. Архонт Валерий любил проверки.

— Понял. «Тихая Тень».

Он встал, и его тело отозвалось привычным, выученным до мышечной памяти движением. Проверил заряд тазер-винтовки, энергоячейки в бронежилете, набор для быстрого допроса. Все предметы были холодными и идеально гладкими, продолжениями его собственного тела.

Дорога до лифта, спуск на транспортный уровень, поездка на бронированном катере через подземный канал — всё это было ритуалом, лишённым смысла. Он видел одни и те же тускло освещённые туннели, слышал один и тот же гул двигателей. Его сознание было чистым листом, готовым к выполнению задачи.

Всё изменилось, когда шлюз катера открылся, и его обдало воздухом Нижнего сектора.

Здесь пахло. Пахло жизнью. Гнилью, плесенью, человеческими испражнениями, пережаренным синтетическим маслом и чем-то ещё — плотным, тяжёлым запахом отчаяния. Воздух был влажным и холодным, но эта влажность была липкой, противной, в отличие от стерильной сухости Элизиума. Каин непроизвольно сморщился, его лёгкие, веками дышавшие фильтрованным воздухом, спазмировали от этой гремучей смеси.

Он вышел на улицу. Вернее, то, что когда-то было улицей. Высоко над головой, на недосягаемой высоте, тянулись транспортерные ленты и переходы между башнями Элизиума, подсвеченные неоном. Рекламные голограммы предлагали «Вечную молодость для вашего клона-компаньона» и «Нектар — вкус, который вы забыли». Здесь, внизу, царил полумрак. Гигантские капли конденсата падали с ржавых ферм перекрытий, с глухим стуком разбиваясь о лужи на разбитом асфальте. Стекло в окнах давно сдали на переплавку, и проёмы зияли, как глазницы черепов.

Он двигался бесшумно, становясь частью пейзажа. Его датчики выхватывали из темноты облик затаившихся людей. Они жались в подворотнях, грелись у самодельных буржуек, дым от которых поднимался кверху, будто молитва, которую никто не слышал. Их лица были бледными, испуганными. Они видели его мундир и отшатывались вглубь теней, словно он был не человеком, а смертоносным насекомым, выползшим из улья Элизиума.

«Они правы», — мелькнуло у него в голове. Он и был насекомым. Солдатом в колонии, защищающим свою королеву — Систему.

— Приближаешься к цели, — прошипел голос Наставника в импланте. — Готовься к проникновению. Жизни повстанцев не являются приоритетом. Данные — приоритет.

«Данные». Всегда данные. Контакты, схемы, планы. Живые люди были лишь носителями информации, которую следовало извлечь и стереть.

Целью было одно из бесчисленных заброшенных зданий — бывший блок синтезаторов пищи. Когда-то здесь производили питательную пасту для населения. Теперь это был просто бетонный остов. Каин нашёл лаз — разбитую вентиляционную шахту — и бесшумно скользнул внутрь.

Здесь пахло по-другому. Пахло страхом. Резким, животным, знакомым за километр. И ещё… пахло лекарствами. Слабыми, кустарными антисептиками.

Он двигался по коридорам, похожим на кишечник гигантского павшего зверя. Его ботинки не издавали ни звука на слое пыли и окалины. И вот он услышал голоса. Приглушённые. Женский голос, напряжённый, и… детский плач. Слабый, хриплый.

Каин замер у едва приоткрытой двери. Через щель он видел часть помещения. Трое людей. Двое мужчин, один с перемотанной гноящейся рукой, и женщина, склонившаяся над импровизированной койкой, на которой лежал ребёнок. Девочка. Лет пяти. Она была бледной как полотно, и её тело сотрясал глухой, влажный кашель. Каждый выдох звучал как предсмертный хрип.

— Держись, солнышко, держись, — шептала женщина, прижимая ко лбу девочки тряпку. — Мы достали медикаменты. Сегодня ночью передадим Лиле, она знает, что делать.

Лилия. Имя прозвучало в сознании Каина как удар гонга. Лидер этой ячейки. Та самая «угроза Системе».

— Она не доживёт до ночи, Марта, — хрипло сказал один из мужчин, тот, что был ранен. — Эта проклятая гниль… лёгкие отказывают. Нам нужен настоящий врач. Из Верхнего города.

— И как ты предложишь его достать? Попросишь у них? — женщина, Марта, с ненавистью посмотрела в сторону, где, как она чувствовала, должен был находиться Элизиум.

Каин стоял в тени, его палец лежал на спусковом крючке тазера. Его задача была проста: войти, обезвредить, изъять все носители. Эти люди были террористами. Они взрывали коммуникационные узлы, воровали грузы с «Нектаром» — тем самым веществом, которое поддерживало метаболизм бессмертных. Они угрожали Стабильности.

Но он смотрел на девочку. На её впалые щёки. На то, как её маленькая грудка судорожно вздымалась, пытаясь вдохнуть отравленный воздух её же мира. Этот кашель… Он проникал сквозь броню его векового равнодушия, словно раскалённое шило.

И тут его взгляд упал на стол в углу. Среди разобранного оружия и самодельных взрывчаток лежал маленький, потёртый радиоприёмник. И он вдруг включился. Видимо, сработал таймер.

Из динамика полился искажённый, но полный огня и страсти женский голос.

— …они говорят вам, что бессмертие — это прогресс. Что они — вершина эволюции. Но я говорю вам — они ошибка природы! Они — соляной столп, оглянувшийся назад и застывший навеки! Они отняли у нас будущее, чтобы вечно цепляться за своё настоящее! Они не живут — они просто… длятся! И за эту вечную длительность мы платим своими короткими, полными страданий жизнями! Мы — топливо для их бессмысленного огня!

Это был голос Лилии.

В помещении воцарилась тишина, нарушаемая лишь хрипами девочки. Трое повстанцев смотрели на приёмник с благоговением, словно на икону.

— Не слушайте их посулов, — голос Лилии понизился, став почти интимным. — Не верьте, что ваша жизнь ничего не стоит. Она стоит всего. Потому что она настоящая. Она имеет начало и конец. И только от нас зависит, что будет между ними. Боритесь! Не за место под их солнцем, а за своё собственное небо!

Каин слушал, и слова впивались в него, как иглы. «Соляной столп». «Они просто длятся». Он смотрел на свои руки — руки, которые не старели два века. Руки, которые держали оружие, подписывали смертные приговоры, нажимали кнопки. Что он сделал за это время? Что создал? Что любил, кроме холодной эффективности Системы?

— Обнаружил цель, — его собственный голос прозвучал в импланте чужим, механическим. — Трое взрослых, один ребёнок. Больной.

— Ребёнок не является субъектом операции, — немедленно парировал Наставник. — Ликвидируй угрозу и изыми данные.

«Ликвидируй угрозу». Эти люди с их гноящимися ранами и умирающим ребёнком. Эта «угроза» плакала над дочерью и слушала голос из радио.

— Каин? Ты на связи? Доложи обстановку.

Он видел, как Марта повернулась и посмотрела прямо в его сторону. Их взгляды встретились сквозь щель в двери. В её глазах не было страха. Только усталая, бездонная ненависть. Ненависть к нему, к его мундиру, к миру, который он представлял.

И в этот миг что-то в нём сломалось. Веками выстраиваемая стена равнодушия дала трещину. Сквозь неё хлынуло осознание. Он не просто солдат. Он тюремщик. Он — часть машины, которая обрекает детей на смерть в грязи, чтобы он сам мог вечно дышать стерильным воздухом.

Его палец на спусковом крючке дрогнул.

— Каин! Что происходит? Доложи!

Он сделал шаг назад. Потом ещё один. Его сердце, этот вечный, надёжный мотор, вдруг забилось с непривычной силой, гоняя по сосудам кровь, которая вдруг снова показалась ему горячей и живой.

— Угрозы нет, — тихо, но чётко произнёс он в имплант. — Помещение пусто. Ложная тревога. Возвращаюсь на базу.

В наушниках воцарилась оглушительная тишина. Тишина, более громкая, чем любой взрыв. Он знал, что Наставник ему не поверит. Значит, проверка провалена. Или… это был его первый настоящий экзамен, и он только что его сдал.

Он развернулся и пошёл прочь, оставляя за спиной хрипы ребёнка и голос из радио. Он шёл по тёмным коридорам, и каждый шаг отдавался в нём эхом. Он не был больше «Серым Каином», безликим агентом Системы. Он был просто… человеком. Очень старым, очень уставшим и впервые за долгие-долгие годы — живым.

Он вышел на улицу, и серая мгла Нижнего сектора показалась ему ярче всех неоновых реклам Элизиума. Он поднял голову и увидел, как с высоты одной из башен отделяется и бесшумно скользит в его сторону теневое судно наблюдения.

Игра только начиналась.

Глава 2. Анатомия предательства

Теневое судно не стало снижаться. Оно зависло в серой мути неба, как хищная стрекоза. Оно не приближалось и не открывало огонь. Оно просто наблюдало. И в этом был весь Элизиум. Они не тратили силы на прямую конфронтацию, когда можно было сломать волю одним лишь давлением незримого ока.

Каин заставил себя повернуться спиной к кораблю и сделать шаг. Потом ещё один. Он шёл по направлению к каналу, где его ждал катер, и каждый шаг отдавался в висках гулом нарастающей паники. Его тренированное сознание, веками отточенное для подавления эмоций, теперь работало против него, проигрывая миллион сценариев.

Сценарий 1: Немедленное устранение. Судно испаряет его с поверхности улицы импульсом сфокусированной энергии. Вероятность: низкая. Он — ценный актив, артефакт эпохи Стабилизации. Его гибель потребует отчётности, его нужно будет «списать».

Сценарий 2: Арест и допрос. Его доставляют в Белый Зал Правосудия Архонта Валерия. Вероятность: средняя. Но Наставник предпочёл бы решить проблему на своём уровне, не вынося сор из избы.

Сценарий 3: Провокация. Его оставляют в игре, но теперь каждое его действие будет под колпаком. Его будут подталкивать к ошибке, заманивать в ловушку, чтобы падение было окончательным и неоспоримым. Вероятность: высокая.

Именно этого он и боялся больше всего. Быть разменной фигурой в чужой игре, где правила известны только Архонту.

Воздух Нижнего сектора, который несколько минут назад пах свободой, теперь пах ловушкой. Влажный холод пробирался под мундир, цеплялся за кожу липкими щупальцами. Он дошёл до катера, его движения были механическими, выученными. Шлюз закрылся, отсекая внешний мир, но не ощущение прицела на его затылке.

Поездка обратно была похожа на транспортировку трупа. Он сидел в пустом салоне, глядя на свои руки. Они не дрожали. «Интересно, — подумал он, — когда именно нервы из оптоволокна перестают передавать дрожь?»

В операционном центре его ждал Наставник. Он стоял у того же терминала, его поза была непринуждённой, почти расслабленной. Он не обернулся, когда Каин вошёл.

— Доклад, — произнёс Наставник. Его голос был ровным, без единой нотки упрека или вопроса.

Каин остановился в нескольких шагах от него, приняв стойку «смирно». Его собственный голос прозвучал чужим, откалиброванным на абсолютную нейтральность.

— Операция завершена. Помещение пусто. Угроз не обнаружено. Ложное срабатывание сканеров.

— Ложное срабатывание, — повторил Наставник, как эхо. Он наконец повернулся. Его серые глаза изучали Каина с лёгким, почти академическим интересом. — Биометрические показатели в ходе операции показали аномалию. Скачок кортизола, повышенная частота сердцебиения в моменты статического наблюдения. Ты что-то видел, Каин?

Это была ловушка. Признаться — значит раскрыть обман. Отрицать — значит признать свою неэффективность или, что хуже, утрату контроля над собственной физиологией.

— Видел бомжей, Наставник. И больного ребёнка. Вид нищеты и болезней всегда вызывает физиологический отклик. Это признак работы зеркальных нейронов. Протоколы не запрещают нам сохранять базовую человеческую эмпатию. Напротив, её изучение помогает предсказывать поведение смертных.

Он произнёс это с ледяной отстранённостью, как если бы читал доклад по социальной инженерии. Наставник медленно кивнул, уголки его губ дрогнули в подобии улыбки.

— Базовую человеческую эмпатию. Да, конечно. Именно она когда-то и позволила нам понять, что смертные не способны к долгосрочному планированию и потому не должны управлять своим будущим. Их эмпатия избирательна, коротка. Наша… наша должна быть инструментом. Холодным и точным.

Он подошёл ближе.

— Ты не отчитался об энергозатратах. Твой имплант зафиксировал необоснованно высокий расход энергии на нейромоторные функции в период принятия решения о выходе из зоны. Объясни.

Каин чувствовал, как под мундиром выступает холодный пот. Они видели всё. Каждый нервный импульс, каждую микроскопическую задержку.

— Проводил сканирование на предмет скрытых лазов или мин-ловушек. Стандартная процедура при работе в одиночку по протоколу «Тихая Тень».

— Стандартная процедура, — Наставник кивнул ещё раз, и его взгляд стал тяжелее. — Хорошо. Отчёт принят. Ты свободен. Завтра у нас новая задача. Более сложная.

Это был не вопрос, а приговор. «Более сложная» задача. Та самая провокация.

Каин отсалютовал и развернулся. Он уходил, чувствуя на спине тяжесть взгляда Наставника, который, казалось, прожигал ему позвоночник. Он не пошёл в свои апартаменты. Вместо этого он направился в архивный отсек 7-Бета — место, куда редко заглядывали живые оперативники. Здесь работали архивариусы-киборги, чьё сознание было навсегда вшито в нейросети, и их редко интересовали дела плоти.

Он прошёл к терминалу с самым низким приоритетом доступа, тому, что использовался для оцифровки древних, докибернетических архивов. Его служебного кода «Альфа» было более чем достаточно. Он ввёл координаты сектора 7-Гольф, но не сегодняшние, а за последний месяц. Его интересовали не тепловые сигнатуры, а паттерны. Перемещения, закупки, коммуникационные всплески.

Система выдала данные. Он видел, как группа людей — двое мужчин, женщина и ребёнок — появилась в секторе три недели назад. Они не совершали резких движений, не подключались к основным сетям. Они покупали медикаменты на чёрном рынке. Антибиотики, жаропонижающие. И вот, что было интересно, — неделю назад их паттерн изменился. Они начали получать зашифрованные пакеты данных. Короткие, ёмкие. Источник установить не удавалось — ретрансляция через полдюжины анонимных серверов, некоторые из которых находились в технических зонах самого Элизиума.

«Они были на связи с кем-то внутри», — пронеслось у него в голове. «Или Система сама их кормила информацией, чтобы вырастить идеальную приманку».

И тогда он нашёл это. Запись с уличной камеры наблюдения, сделанную через сорок минут после его ухода. Кадр был мутным, зашумлённым, но он узнал Марту, женщину с ненавидящими глазами. Её и раненого мужчину вели двое в потёртой форме техников-коммунальщиков. Они не сопротивлялись. И они не несли ребёнка.

Девочки нигде не было.

Каин откинулся на спинку кресла. Его сердце снова забилось с той же непривычной силой. Они забрали взрослых. Но ребёнка оставили? Или… забрали другим путём? Или она умерла за эти минуты?

Он не знал. Но эта неизвестность грызла его изнутри сильнее, чем любое чёткое знание. Он стал соучастником. Он оставил ребёнка, возможно, умирающего, одного, в холодном подвале. Ради чего? Ради своего пробудившегося «чувства человечности»? Какая от него польза мёртвому ребёнку?

Он вышел из архивного отсека. Вернуться в свои апартаменты значило запереться в клетке, где каждое его движение, каждый вздох будут мониториться. Он пошёл в медблок, сославшись на необходимость плановой диагностики имплантов после полевой операции.

Медблок был таким же стерильным, как и всё в Элизиуме, но здесь был другой звук — тихое, почти неслышное гудение диагностического оборудования. Санитар-киборг с лицом, лишённым какого-либо выражения, провёл его в кабинку.

— Жалобы? — спросил киборг механическим голосом.

— Стабильность нейроинтерфейса под нагрузкой. Проверьте латентность, — приказал Каин, занимая место в кресле-сканере.

Пока аппаратура водила над ним синими лучами, он закрыл глаза. Он должен был думать. Система его проверяла. Значит, у него ещё есть время. Значит, он ещё не осуждён. Он — эксперимент. И у каждого эксперимента есть цель.

Что хочет доказать Архонт? Что даже самый старый слуга Системы сломим под давлением? Или, напротив, что он способен переродиться, пройти некий тест на профпригодность для новой, более сложной миссии?

Мысли путались. В ушах снова стоял детский кашель. Он видел лицо Марты. Слышал голос Лилии из радио: «Они — соляной столп… они просто длятся».

Он длился. Двести лет. И ради чего?

— Диагностика завершена, — голос киборга вернул его к реальности. — Латентность в норме. Зафиксированы микроскачки в лимбической системе, нехарактерные для фазы покоя. Рекомендован мониторинг эмоционального фона.

Каин открыл глаза. Да, они всё видят. Даже его сны, если бы он ещё способен был спать.

— Это будет учтено, — он поднялся с кресла.

Выйдя из медблока, он почти физически ощутил следующую фазу плана. В кармане его мундира вибрировал его личный, незарегистрированный коммуникатор. Тот самый, что он сохранил со времён давно забытой войны, артефакт, о котором, он надеялся, Система не знала.

Он зашёл в уборную — одно из немногих мест, не оснащённых сканерами нейронной активности, — и достал его. На экране горело одно слово:

«Мост».

И ниже координаты. Не сектор в Нижнем городе, а старый индустриальный район, доки. Место, которое должно было быть стёрто с карт ещё полвека назад.

Это было приглашение. Или вторая часть ловушки.

Каин посмотрел на своё отражение в зеркале. Серые глаза, холодное лицо, идеальная форма. Солдат Системы. Но внутри него теперь жил другой. Тот, кто боялся. Тот, кто ненавидел. Тот, кто помнил кашель умирающего ребёнка.

Он стёр сообщение и раздавил коммуникатор в руке, обломки пластика и микросхем упали в утилизатор. Контакт был установлен. Канал был опасен.

Теперь ему предстояло решить: явиться на «Мост» и сделать шаг в неизвестность или остаться и ждать, пока Система сама затянет петлю на его шее.

Он вышел из уборной. Выбор был сделан. Он не мог больше просто длиться.

Он был Каин. Первый предатель. И он шёл на встречу со своим новым предназначением.

Глава 3. Мост изгнанников

Доки. Зона 7-Дельта. Когда-то, в эпоху до Великого Разделения, здесь кипела жизнь. Грузовые суда с последними дарами умирающей природы — настоящей древесиной, ископаемым топливом, пресной водой в пластиковых бутылях — разгружались день и ночь. Теперь это было царство ржавчины и тишины. Гигантские портовые краны замерли в неестественных позах, словно скелеты доисторических ящеров, побеждённых временем. Вода в доке была густой, чёрной, маслянистой плёнкой покрытой поверхность. Она не отражала тусклый свет скудных аварийных фонарей, а поглощала его, как поглотила бы и тело.

Каин стоял в тени опрокинутого грузового контейнера. Он сменил мундир на потёртые рабочие одежды, добытые из заброшенного гардероба. Ткань пахла потом, машинным маслом и тоской. Это был запах того мира, которому он служил вековую службу. Мира, который он предал.

Он провёл здесь уже сорок семь минут. Наблюдал. Анализировал. Его взгляд, привыкший выхватывать малейшее движение, скользил по груде металлолома, тёмным проёмам разрушенных складов, скелетам судов. Ничего. Ни души. Только крысы, шуршащие в пустоте, и монотонное капаньё воды откуда-то сверху.

«Ловушка», — настойчиво шептал голос инстинкта, выкованный за сотни лет выживания. «Они заманили тебя сюда, чтобы убрать без свидетелей. Или чтобы арестовать с поличным».

Но был и другой голос. Тот, что появился совсем недавно. Голос, в котором звучал хриплый кашель девочки. «Они оставили ребёнка. Они забрали взрослых. Ты был их последним шансом, и ты его упустил. Эта встреча — искупление».

Он сделал глубокий вдох. Воздух был спёртым, с привкусом окисленного металла и влажной тряпки. Он чувствовал каждый грамм этого воздуха в лёгких, как будто дышал впервые. В Элизиуме он не дышал — он потреблял отфильтрованную газовую смесь. Здесь же он был частью гниющего, но живого организма.

И тогда он увидел знак. Не движение, а его отсутствие. В ста метрах от него, на втором ярусе полуразрушенного административного здания, на три секунды погас один из мерцающих фонарей. Погас и снова зажёгся. Слишком равномерно, чтобы быть случайностью. Слишком неестественно, чтобы быть правдой.

Они наблюдали за ним. Проверяли его терпение, его выдержку. Старая, как мир, тактика партизан.

Каин вышел из тени. Он не попытался скрыть своё движение. Он шёл прямо, его походка была твёрдой, но без агрессии. Он поднялся по шаткой, ржавой лестнице на второй этаж. Дверь в помещение, где мигал фонарь, была приоткрыта. За ней — темнота, пахнущая птичьим помётом и пылью.

— Я пришёл один, — сказал он, останавливаясь на пороге. Его голос прозвучал громко в гробовой тишине.

Из темноты вышел человек. Высокий, худой, с лицом, испещрённым шрамами и глубокими морщинами. Он выглядел на все шестьдесят, может, семьдесят. Возраст, немыслимый для бессмертного. В его руке был старый, но ухоженный импульсный пистолет. Оружие смертных. Опасное, но для кого-то в бронежилете Каина — не более чем раздражитель.

— Сними броню, — хрипло произнёс незнакомец. — Все датчики, все импланты с внешним доступом. Выложи здесь.

Это был голос, в котором не было ни капли доверия. Только холодная, выстраданная необходимость.

Каин медленно, чтобы не спровоцировать выстрел, расстегнул застёжки своего рабочего комбинезона. Под ним был тонкий, но прочный бронежилет. Он снял его, затем — наручный интерфейс, кохлеарный имплант, который он извлёк из уха, и сканер сетчатки, снятый с виска. Он сложил всё это аккуратной кучкой на пол.

— Доволен? — спросил Каин.

— Никогда, — старик мотнул головой вглубь помещения. — Иди.

Каин прошёл дальше. За поворотом коридора горел тусклый светодиодный фонарь, освещая небольшое помещение, похожее на старую диспетчерскую. Здесь был ещё один человек. Женщина. Она сидела на ящике из-под патронов, её руки были заложены за спину, голова опущена. Это была Марта. Та самая женщина из подвала.

Она подняла голову, и в её глазах Каин увидел не ненависть, в которой он видел себя несколько часов назад, а что-то худшее — пустоту. Пустоту полного поражения.

— Где девочка? — спросил Каин, прежде чем кто-либо успел что-то сказать.

Старик с пистолетом фыркнул.

— Заботится о ней Система? Или твоя совесть?

— Где девочка? — повторил Каин, не отводя взгляда от Марты.

— Мертва, — тихо сказала она. Голос был безжизненным, плоским. — Через час после того, как ты ушёл. Лёгкие отказали. Твои техники-коммунальщики нашли нас. Они забрали нас. Её… её тело оставили гнить в том подвале.

Каин почувствовал, как по его спине пробежал ледяной холод. Он не спас её. Его порыв, его отказ выполнить приказ — всё это было бессмысленно. Девочка всё равно умерла. Он просто сломал свою карьеру, своё положение, свою жизнь ради жеста. Красивого, но бесполезного.

— Зачем вы меня позвали? — спросил он, и в его голосе впервые зазвучала усталость, настоящая, не сыгранная.

— Чтобы показать тебе цену твоего «пробуждения», — сказал старик. — Чтобы ты понял, что одно доброе намерение ничего не меняет. Ты — вирус в организме Системы. И мы хотим понять, способен ли этот вирус мутировать во что-то полезное.

— Я не вирус. Я — раковая опухоль, — горько усмехнулся Каин. — И Система уже начала химиотерапию. Они знают, что я здесь.

— Знают, — согласился старик. — Но они не знают — зачем. Они думают, что ты идёшь на сделку с повстанцами, чтобы внедриться к нам. Они позволят этому случиться. Они хотят, чтобы ты проник к нам.

Каин смотрел на него, пытаясь понять игру в игре.

— Значит, вы не повстанцы.

— Мы — те, кто выживает, — поправил его старик. — Я — Алексей. Я был инженером-экологом. Я проектировал системы очистки воздуха для Элизиума, пока меня не признали «неэффективным» и не списали вниз, в этот ад, пятьдесят лет назад. Марта… Марта была врачом. Она лечила детей в Нижнем секторе, пока Система не сочла её методы «неоптимальными».

— А Лилия? — спросил Каин. — Её голос… она вдохновляет на борьбу.

— Лилия — призрак, — сказал Алексей. — Миф. Голос из радио, который мы создали, чтобы смертные не потеряли последнюю надежду. Чтобы у них был кто-то, на кого можно молиться.

Каин почувствовал, как почва уходит из-под ног. Не было харизматичного лидера. Не было грандиозного заговора. Была лишь горстка выброшенных на свалку стариков, которые создали иллюзию сопротивления, чтобы не сойти с ума.

— Вы… вы не боретесь. Вы просто… существуете.

— Мы помним, — страстно прошептала Марта, поднимая на него свои мёртвые глаза. — Мы помним, каким мир был до вас. Каким он мог бы быть. И мы помним каждого, кого забрала Система. Каждого ребёнка, который умер из-за нехватки лекарств, потому что все ресурсы идут на ваш проклятый «Нектар». Наша борьба — это память. И сейчас ты — часть этой памяти. Ты — тот агент, который не выполнил приказ.

— Зачем вы мне всё это рассказываете? — спросил Каин. — Теперь я знаю, что ваше сопротивление — фикция. Я могу вернуться и доложить. Меня восстановят в правах.

— Можешь, — кивнул Алексей. — Но ты не сделаешь этого. Потому что, если ты вернёшься, ты никогда не узнаешь правду.

— Какую правду?

— Правду о том, что случилось с твоей женой.

Воздух вырвался из лёгких Каина, словно от удара. Он отшатнулся, наткнувшись спиной на холодную бетонную стену.

— Сарра… — это имя вырвалось у него само, имя, которое он не произносил вслух больше ста лет. — Она отказалась от бессмертия. Она умерла. Её тело кремировали.

— Нет, — Алексей покачал головой, и в его глазах вспыхнула странная, почти безумная искра. — Она не умерла. Она не могла умереть. Архонт Валерий не позволил бы этому случиться. Она была слишком ценным активом. Такой же гениальный нейрофизиолог, как и ты. Твоя работа была в железе, её — в софте. Она поняла, к чему ведут ваши исследования. Она пыталась остановить это. И за это… её не убили. Её сохранили.

— Что… что ты имеешь в виду? — голос Каина стал тише шёпота.

— Бессмертие — это не только твоё тело, Каин. Это твоё сознание. И сознание можно скопировать. Можно изучать. Можно… перезаписывать. Твоя жена, Сарра, стала первым испытательным полигоном. Она — живое доказательство того, что Система может не только дарить вечность, но и отнимать душу.

Каин смотрел на Алексея, и весь мир сузился до этого одного момента, до этих слов. Все его долгие годы службы, его апатия, его чувство вины — всё это оказалось ложью. Грандиозной, чудовищной ложью.

— Где она? — прошипел он. Его руки сжались в кулаки так, что кости затрещали.

— Узнай это сам, — сказал Алексей. — Это будет твоим настоящим испытанием. Не на лояльность Системе. А на прочность твоей собственной памяти. Вспомни. Вспомни всё.

И в этот миг снаружи, в отдалении, послышался нарастающий гул двигателей. Не тихих, как у теневых судов, а мощных, громовых. Гул десантных катеров Системы.

— Они идут, — безразлично констатировала Марта. — Они решили, что проверка завершена.

Алексей посмотрел на Каина.

— Выбор за тобой, опухоль. Умереть здесь как предатель, вернуться туда как лжец… или найти свою жену и узнать, ради чего на самом деле была построена твоя вечная жизнь.

Он сунул руку в карман и бросил Каину маленький, холодный предмет. Тот поймал его на лету. Это был старый электронный ключ. На нём была выцарапана едва заметная надпись: «Сектор Омега. Уровень Ноль».

Гул становился всё ближе. Прожекторы уже скользили по стенам здания, выхватывая из тьмы клубы пыли.

Каин сжал ключ в ладони. Холодный металл впивался в кожу. У него не было времени думать. Только действовать.

И он знал, что его выбор был предрешён с того момента, как он услышал имя «Сарра».

Глава 4. Нисхождение

Гул десантных катеров превратился в оглушительный рёв, разрывающий тишину доков. Белые лучи прожекторов, похожие на щупальца гигантского светового спрута, шарили по развалинам, выхватывая из тьмы клочья ржавой жести и ослепляя крыс, бешено метавшихся в панике.

— Они здесь! — крикнул Алексей, его голос был слышен даже сквозь грохот. Он отшвырнул импульсный пистолет — бесполезный против брони штурмовиков — и схватил Каина за плечо. — Вниз! В старые канализационные коллекторы! Это единственный путь!

Марта уже была на ногах. В её глазах пустота сменилась животным страхом, тем самым, что заставляет бежать, даже когда бежать некуда. Она рванула за собой Каина, и он, всё ещё оглушённый открывшейся бездной, позволил ей вести себя.

Алексей отдернул кусок ржавого листа, скрывавший люк в полу. Оттуда пахнуло запахом столетий — застоявшейся воды, разложения и холодной, мёртвой земли. Марта, не раздумывая, прыгнула в черноту. Каин последовал за ней, его пальцы судорожно сжались на холодном металле ключа. Сектор Омега. Уровень Ноль.

Алексей был последним. Он захлопнул люк, погрузив их в абсолютную тьму, как раз в тот момент, когда снаружи послышался шипящий звук парализующих гранат и грубые окрики: «Осветить площадь! Проверить все углы!»

Каин почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. Они были в паре десятков метров от штурмовиков. От Наставника.

Марта включила слабый фонарик, прикреплённый к её поясу. Луч выхватил из мрака узкий, облицованный потрескавшимся бетоном туннель. Вода по щиколотку была ледяной и густой от ила.

— Держись правой стены, — прошептала она. — Левая сторона обрушена. Провалишься — тебя не найдут.

Они двинулись вперёд, согнувшись, их шаги отдавались приглушённым эхом в сыром подземелье. Каин шёл последним, его чувства, обострённые столетиями тренировок, работали на пределе. Он слышал каждый свой вздох, каждый всплеск воды, каждый скрежет камня под ногами. Но он также слышал и другое. Голос Алексея, звучащий в его памяти.

«Она не умерла. Её сохранили».

Образ Сарры, который он тщательно похоронил в самых дальних уголках своего разума, теперь оживал с мучительной яркостью. Он видел её не так, как на официальных голопортретах — улыбающейся, холодной и эффективной соратницей Архонта, — а настоящей. Сарра, смеющаяся, когда капля дождя упала ей на нос во время их редкого выхода на поверхность, ещё до Разделения. Сарра, хмурящаяся над нейроинтерфейсом, её пальцы летали по клавиатуре, а он смотрел на неё и думал, что вечность с ней — это не проклятие, а дар. Сарра, чьи глаза наполнились ужасом, когда она начала понимать истинную цену их открытия.

— Она пыталась остановить это, — вдруг сказал он вслух, и его слова прозвучали как приговор ему самому.

Марта обернулась, её лицо в свете фонаря было бледным и измождённым.

— Она была единственной, кто осмелился сказать «нет» Валерию в лицо. Она называла бессмертие «великим оцепенением». Говорила, что, отменив смерть, мы отменили и жизнь. Что мы заморозили эволюцию, и теперь наш вид обречён на вечный застой и вырождение.

— Я… я не знал, — голос Каина сорвался. Он думал, что Сарра просто устала, что её одолели сомнения. Он пытался её утешить, убедить, что они творят благо. Что стабильность и порядок стоят любых жертв. «Мы дарим вечность, Сарра! Мы — боги!» — говорил он ей. А она смотрела на него с жалостью и отвечала: «Боги не боятся смерти, Каин. Они её принимают. Мы же… мы просто трусы, которые построили крепость из костей, чтобы спрятаться от ветра».

— Ты не мог знать, — с неожиданной долей сострадания сказала Марта. — Ты был её главным проектом. Её самым успешным и самым страшным творением. Ты — живое доказательство работоспособности её нейроалгоритмов стабилизации. Валерий не мог позволить тебя потерять. И не мог позволить ей разрушить то, что вы создали. Поэтому, когда она стала слишком опасной, её не убили. Её… архивировали.

«Архивировали». Холодное, техническое слово. Оно было страшнее слова «умерла». Оно означало, что её сознание, её душа, всё, что делало её Саррой, было превращено в набор данных. В экспонат.

Ярость, которую Каин не чувствовал веками, медленной, тягучей лавой начала подниматься из глубин его существа. Она была такой густой и плотной, что он почти физически ощущал её во рту, как привкус железа.

— Мы идём к ней? — спросил он, и его голос снова обрёл сталь.

— Нет, — ответила Марта. — Мы идём к тому, кто знает, как до неё добраться. Сектор Омега — это миф. Легенда о самом нижнем уровне Элизиума, где хранятся самые страшные тайны Системы. Никто из смертных не был там. Но ходят слухи… о Хранителе.

— Кто это?

— Отшельник. Бывший архитектор Системы. Один из первых, как и ты. Говорят, он сошёл с ума от вечности и спустился вниз, чтобы быть ближе к «корням». Он ненавидит Валерия. И он, возможно, единственный, кто знает настоящую карту Уровня Ноль.

Туннель начал сужаться, потолок опускался, заставляя их идти почти ползком. Вода стала доходить до колен. Воздух стал густым и трудным для дыхания.

— А Алексей? — спросил Каин, внезапно вспомнив о старике.

Марта на мгновение замерла.

— Алексей сделал свой выбор. Он отвлечёт их. Даст нам время.

Каин понял. Алексей не последовал за ними. Он остался, чтобы принять бой, которого не мог выиграть. Очередная жертва на алтаре его пробуждения.

Наконец, они вышли в более просторное помещение — круглую залу с куполообразным потолком. Посредине стояла странная конструкция — древний терминал с механической клавиатурой и мёртвым экраном. Стены были испещрены граффити, но не обычными надписями, а сложными схемами, математическими формулами и чертежами, которые Каин узнал — это были ранние проекты нейроинтерфейсов. Проекты его и Сарры.

— Мы здесь, — сказала Марта, выключая фонарь.

Тьма сомкнулась вокруг них, абсолютная, давящая. И тогда из глубины залы послышался скрипящий, механический голос, который, казалось, исходил от самого камня.

— Кто нарушает мой покой? Призраки прошлого или посланцы настоящего, несущие гибель?

В темноте загорелась одна-единственная точка. Светодиод. Он был прикреплён к небольшой, коренастой фигуре, сидевшей в углу на ящике. Фигура не двигалась.

— Мы ищем Хранителя, — сказала Марта, её голос дрожал.

— Хранитель мёртв, — ответил механический голос. — Я — лишь его эхо. Его последняя мысль, зацикленная в руинах его творения. Что вам нужно, эхо Сарры?

Каин шагнул вперёд, его сердце бешено колотилось.

— Вы знали Сарру?

Фигура в углу издала звук, похожий на короткое замыкание — подобие смеха.

— Знаю? Дитя моё, я был там, когда она впервые сформулировала принцип квантовой стабилизации сознания. Я был её учителем. А потом… я стал её тюремщиком.

Светодиод переместился, осветив часть лица говорящего. Это было лицо старика, но одна его половина была парализована, а другая стянута в маску безумия и боли. Но Каин узнал его. Это был Игнатий. Один из величайших умов эпохи Стабилизации. Считалось, что он погиб при теракте девяносто лет назад.

— Игнатий… — прошептал Каин.

— Так меня когда-то звали, — кивнул старик. — Теперь я — Смотритель Руин. И ты, Каин, ты наконец-то пришёл. Я ждал тебя. Ждал, когда боль от потери станет сильнее, чем страх перед вечностью.

— Где она? — потребовал Каин, его ярость прорвалась наружу. — Где Сарра? Вы сказали «тюремщик»!

Игнатий медленно поднял руку, и Каин увидел, что она не из плоти и крови, а грубый механический протез. Старик указал на центральный терминал.

— Она везде. И нигде. Валерий не просто архивировал её. Он рассеял её сознание по всей архитектуре Элизиума. Она — в алгоритмах, управляющих вентиляцией. В протоколах безопасности. В системе распределения «Нектара». Она стала нервной системой нашего великого Левиафана. Она всё видит. Всё слышит. Но не может ни на что повлиять. Её воля раздроблена на миллиарды строк кода. Это не архив. Это — распятие.

Каин смотрел на мёртвый экран терминала, и его мир рухнул окончательно. Его жена, любовь всей его бесконечной жизни, не просто была мертва или заключена в тюрьму. Она была превращена в фундамент того самого ада, который помогал строить.

Он подошёл к терминалу и положил ладонь на холодный экран.

— Сарра… — прошептал он.

И тогда экран мигнул. Один раз. Слабый, едва заметный проблеск света. И в этом проблеске, всего на долю секунды, он увидел не код, не схему, а её лицо. Искажённое невыразимой мукой, но её.

И он услышал голос. Не в ушах, а прямо в сознании, слабый, как шёпот из-за толщи стекла:

«Каин… убей меня. Пожалуйста… отпусти меня».

Это был голос Сарры.

Каин отшатнулся от терминала, как от раскалённого железа. Его ярость испарилась, сменившись леденящим душу ужасом. Его борьба, его поиск искупления — всё это оказалось ничтожным перед чудовищной реальностью его существования.

Он не просто служил системе, построенной на костях. Он жил внутри её распятой души.

Глава 5. Код скорби

Тишина в подземной зале после того шёпота стала физической, давящей субстанцией. Каин стоял, не в силах пошевелиться, прижатый к земле невыносимой тяжестью услышанного. Слова «отпусти меня» звенели в его черепе, как камертон, настраивающий всю его реальность на новый, ужасающий лад.

«Убей меня».

«Отпусти меня».

Это были не слова отчаяния. Это была просьба. Мольба о милосердии, обращённая к единственному человеку, который мог её услышать. К палачу, ставшему мужем.

— Что… что она сказала? — голос Марты прозвучал хрипло. Она не слышала голос в его голове, но видела его реакцию — животный ужас, смешанный с болью, от которой нет лекарства.

Каин не ответил. Он смотрел на свои руки. Руки, которые конструировали нейроинтерфейсы. Руки, которые держали Сарру. Руки, которые должны были теперь… выполнить её просьбу. Как? Уничтожить Элизиум? Это убило бы миллионы. Уничтожить ядро системы? Это погрузило бы мир в хаос. Убить Валерия? Это не освободило бы её сознание, размазанное по цифровым чертогам.

— Она говорит с тобой, — скрипучий голос Игнатия разорвал тишину. Старик не двигался, его единственный светодиод был направлен на Каина. — Фрагменты её сознания, её базовая эмоциональная матрица… они проявляются в моменты системных сбоев. В щелях между алгоритмами. Она в агонии, Каин. Вечная, немыслимая агония разорванного разума. Валерий не просто наказал её. Он создал новый вид ада. И ты был его архитектором.

— Я не знал! — крикнул Каин, и его голос сорвался, отдаваясь эхом в круглой зале. — Я думал, она обрела покой!

— Покой? — Игнатий издал свой жуткий, механический смех. — Покой для нас, стариков? Нет здесь покоя. Есть только осознание. Ты построил не только Элизиум, Каин. Ты построил и её темницу. Каждый провод, каждый сервер, каждый алгоритм, что поддерживает твоё бессмертие, — это ещё один гвоздь в её распятое сознание.

Каин закрыл лицо руками. Он пытался дышать, но воздух был густым, как расплавленный свинец. Чувство вины, которое он носил в себе века как смутный, фоновый шум, теперь обрушилось на него всей своей чудовищной, конкретной массой. Он был не просто соучастником. Он был причиной.

— Мы должны идти, — сказала Марта, её голос дрожал, но в нём появилась стальная решимость. Она положила руку ему на плечо. — Они найдут нас здесь. Мы не можем помочь ей, если мы мертвы.

— Помочь? — Каин опустил руки. Его лицо было искажено гримасой, в которой смешались боль и ярость. — Как, Марта? Как помочь ей? Ты слышала? Она просит смерти! Не свободы! Смерти! Как я могу дать ей смерть, не убив при этом всех?

— Я не знаю! — выкрикнула она в ответ, и в её глазах блеснули слёзы. — Но я знаю, что если мы останемся здесь, то единственное, что мы ей подарим, — это компанию в этом аду! Ты хочешь присоединиться к ней? Стать ещё одним призраком в стенах?

Её слова пронзили его. Присоединиться к ней. Мысль была одновременно ужасающей и соблазнительной. Положить конец вечности. Остановиться.

— Есть путь, — проскрипел Игнатий.

Оба обернулись к нему. Старик медленно поднял свою механическую руку и указал на одну из схем на стене. Это была не схема интерфейса, а что-то иное — чертёж энергетического ядра, сердце Элизиума.

— «Нектар», — произнёс Игнатий. — Он питает не только ваши тела. Он — основной катализатор для нейросети. Он стабилизирует и связывает воедино все цифровые сознания, загруженные в систему. В том числе и её.

Каин пригляделся. Он знал этот чертёж. Это была ранняя, отвергнутая версия.

— Реактор на основе когерентного плазмоида. Нестабильная конструкция. Мы отказались от неё в пользу более безопасных термоядерных реакторов.

— Ошиблись, — покачал головой Игнатий. — Валерий не отказался. Он доработал её. Скрыл глубоко в Нулевом Уровне. Он называет его «Алтарём». Плазмоид — это не просто источник энергии. Это гигантский процессор. Он и есть тот сосуд, в котором томится основное ядро её сознания. Остальное — лишь периферия.

Каин почувствовал, как в его груди что-то сдвинулось. Лед тронулся. Появилась цель. Не абстрактная «правда», а конкретная, осязаемая точка приложения сил.

— Если дестабилизировать плазмоид…

— …это вызовет каскадный сбой во всей системе, — закончил Игнатий. — Бессмертные испытают шок, возможно, даже временную потерю стабильности. Но это также разорвёт связи, удерживающие её сознание в единой сети. Это не убьёт её. Это… освободит фрагменты. Даст им возможность… угаснуть.

«Угаснуть». Не смерть, не убийство. Освобождение. Милосердие.

— Но это убьёт и тебя, — тихо сказала Марта, смотря на Каина. — Ты связан с той же системой. Твой «Нектар», твои импланты… всё зависит от «Алтаря».

Каин посмотрел на неё, и в его глазах горел странный, почти мирный огонь.

— Я прожил достаточно, Марта. Слишком долго. Я думал, что служу порядку. А служил пытке. Я думал, что потерял любовь. А оказался её тюремщиком. Смерть… смерть теперь не наказание. Она — награда. Для нас обоих.

Он повернулся к Игнатию.

— Как пробраться к «Алтарю»?

Старик медленно, со скрипом, поднялся с ящика. Его механическая нога глухо стучала по каменному полу.

— Путь один. Через Серые Катакомбы. Технические туннели, которые не показывают на официальных схемах. Они ведут прямо к ядру. Но они охраняются.

— Чем? — спросил Каин. — Автоматонами? Солдатами?

— Хуже, — в голосе Игнатия прозвучала леденящая душу нота. — Они охраняются Падшими.

Каин почувствовал, как по спине пробежали мурашки. «Падшие». Так в легендах называли первых бессмертных, тех, чья психика не выдержала вечности. Они сошли с ума, но не могли умереть. Их не уничтожили — их сбросили в низшие технические уровни, как сбрасывают радиоактивные отходы. Они стали дикарями, питавшимися энергией и друг другом. Живым напоминанием о цене бессмертия.

— Они убьют нас, — прошептала Марта.

— Или мы их, — холодно ответил Каин. Его разум, наконец, очистился от мук и сомнений. Перед ним была задача. Цель. Путь к искуплению. — У нас есть оружие?

Игнатий кивнул в сторону тёмного угла.

— Там. То, что я смог спасти и модифицировать. Оружие, которое бьёт не по плоти, а по связи с Сетью. Оно не убьёт Падшего, но может отключить его импланты, ввергнуть в кататонический шок. На время.

Каин пошёл в указанном направлении. В груде хлама он нашёл несколько странного вида устройств, похожих на укороченные винтовки с широкими раструбами на стволах. ЭМИ-разрядники кустарного производства. Опасные и ненадёжные, но лучше, чем ничего.

Он взял одно из них, ощутив знакомую тяжесть оружия в руках. Но на этот раз всё было иначе. Раньше он защищал Систему. Теперь он шёл её уничтожить. Чтобы освободить ту, ради которой, как он когда-то думал, всё и было затеяно.

— Веди, — коротко бросил он Игнатию.

Старик кивнул и, ковыляя, направился к одной из арок, ведущей вглубь катакомб. Марта, взяв второе ружьё, последовала за ним.

Каин бросил последний взгляд на мёртвый терминал. Он больше не видел в нём лица Сарры. Он видел лишь цель.

— Я освобожу тебя, — прошептал он в тишину. — Обещаю.

И он шагнул в темноту туннеля, навстречу безумию и смерти, неся в руках не оружие возмездия, а инструмент милосердия. Впервые за двести лет он чувствовал, что идёт по правильному пути. Пути, ведущему к концу.

Глава 6. Шёпот безумия

Серые Катакомбы не были просто туннелями. Это была петляющая, бесконечная кишечная система Элизиума, его антитело, отторгнутое и забытое. Воздух здесь был густым и тяжёлым, им невозможно было надышаться. Он пах озоном от коротких замыканий, сладковатой гнилью органики, которая когда-то была частью системы рециркуляции, и чем-то ещё — едким, животным, что щекотало ноздри и заставляло сжиматься желудок.

Светодиод Игнатия, прикреплённый к его груди, отбрасывал на стены прыгающие, искажённые тени. Бетон был испещрён глубокими царапинами, будто его царапали в течение десятилетий. Повсюду валялись обломки техники, оплавленные провода, разорванные кабели, из которых сочилась маслянистая жидкость.

Каин шёл первым, держа самодельный ЭМИ-разрядник наизготовку. Его тело, веками действовавшее с автоматической точностью, теперь было натянуто как струна. Каждый нерв, каждый мускул был в гипертонусе. Он не боялся смерти. Он боялся не успеть.

— Они рядом, — прошептал Игнатий, его механический голос едва нарушал гнетущую тишину. — Чувствуете? Они питаются фоновым излучением Сети. Мы для них — всплеск. Яркая вспышка в их вечной ночи.

Марта шла сзади, её дыхание было частым и поверхностным. Она сжимала своё ружьё так, что костяшки пальцев побелели.

— Что они делают? Почему не нападают?

— Охотятся, — без эмоций ответил Каин. Его взгляд скользил по каждому тёмному проёму, каждому разлому в стене. — Они изучают нас. Ищут слабое место.

И тогда он услышал это. Сначала едва различимо, словно шорох крыс. Но потом чётче. Шёпот. Не один, а множество голосов, накладывающихся друг на друга, создающих жуткий, диссонирующий хор.

«…вернулся… вернулся домой…»

«…мясо… свежее мясо…»

«…отдай мне его свет… его память…»

«…Сарра… она зовёт… она всегда зовёт…»

Последний шёпот заставил Каина вздрогнуть. Он обернулся к Игнатию.

— Они знают о ней?

— Они часть той же сети, что и она, — ответил старик. — Они — её боль, её ярость, её безумие, материализовавшиеся в тех, кто не выдержал. Они — эхо её страданий.

Шёпоты становились громче, окружая их, доносясь то слева, то справа, то прямо из-под ног. В них не было смысла, только голод, тоска и невыразимая боль.

И тогда из темноты впереди вышла фигура.

Когда-то это был человек. Возможно, такой же оперативник, как Каин. Но теперь его тело было худым до скелета, кожа — серой и покрытой язвами. Глаза светились тусклым красным светом — перегруженные импланты. Его пальцы, длинные и костлявые, заканчивались острыми, металлическими когтями, скрежещущими по бетону.

— Мой… мой свет, — просипел он, его голос был похож на скрип ржавой двери. — Дай… дай мне твои воспоминания… мне так холодно…

Он двинулся вперёд. Не бегом, а странной, скользящей походкой, будто его кости были соединены на шарнирах.

Каин поднял разрядник.

— Стой!

Падший не остановился. Его красные глаза сверлили Каина.

— Ты… ты пахнешь ею… ты пахнешь болью…

Каин нажал на спуск.

Раздался резкий, сухой хлопок. Невидимая волна энергии ударила в Падшего. Он замер, затрясся, из его горла вырвался нечеловеческий визг. Красный свет в его глазах погас, и он рухнул на пол, словно марионетка с обрезанными нитями.

На секунду воцарилась тишина. Шёпоты стихли.

— Работает, — выдохнула Марта.

— Ненадолго, — предупредил Игнатий. — Импланты восстановятся. И шум привлёк других.

Как по сигналу, из туннелей по бокам вывалились ещё трое. А потом ещё пятеро. Они окружали их, медленно смыкая круг. Их шёпот теперь был громким, навязчивым, он давил на сознание.

«Голод…»

«Боль…»

«Свет…»

Каин, Марта и Игнатий встали спиной к спине, образовав треугольник.

— Экономь заряды, — бросил Каин. — Целься в центр массы.

Он выстрелил. Ещё один Падший рухнул. Марта выстрелила — промахнулась, энергетическая волна лишь сбила с ног двоих, но не отключила их. Они поднялись, их движения стали ещё более резкими и злыми.

Игнатий не стрелял. Он стоял, его единственный глаз-светодиод был направлен в толпу.

— Они не хотят нас убивать. Они хотят… присоединиться. Войти в нас. Поглотить наши воспоминания, нашу личность. Это единственный способ для них чувствовать себя живыми.

Один из Падших, женщина с вырванными на лице проводами, кинулась на Марту. Та выстрелила почти в упор. Падшая отлетела, ударилась о стену и затихла. Но ещё двое были уже в двух шагах от Каина.

Он выстрелил в первого. Второй успел подойти вплотную. Костлявые пальцы со стальными когтями впились ему в плечо, пронзив ткань и кожу. Боль была острой, жгучей.

— Твоя боль… она такая… вкусная… — просипело существо прямо ему в лицо, его дыхание пахло гнилыми батареями.

Каин, не раздумывая, ударил его прикладом разрядника по голове. Раздался неприятный хруст. Падший отшатнулся, но не отпустил его. Его красные глаза светились ярче.

— ДАЙ МНЕ ЕЁ! — завопил он. — ДАЙ МНЕ ЕЁ БОЛЬ!

Каин понял. Он чувствовал Сарру. Её боль, её отчаяние, которое теперь жило в нём, было для них как наркотик.

Ярость, холодная и безжалостная, поднялась в нём. Он не был здесь жертвой. Он был хирургом, пришедшим иссечь раковую опухоль. И эти существа были частью болезни.

Он приставил ствол разрядника к животу Падшего и нажал на спуск. Существо конвульсировало, его когти разжались, и оно упало, издавая булькающие звуки.

Каин, тяжело дыша, огляделся. Ещё несколько Падших лежали без движения. Остальные отступили в тени, их шёпот стал тише, но не исчез. Они не ушли. Они ждали.

— Мы не пройдём, — с отчаянием сказала Марта. — Их слишком много.

— Мы пройдём, — сквозь зубы произнёс Каин, зажимая рану на плече. Кровь сочилась сквозь пальцы. — У нас нет выбора.

Игнатий молча указал вперёд. В конце туннеля виднелась массивная, покрытая ржавчиной бронедверь. На ней была едва видимая маркировка: «Сектор Омега. Доступ 0».

— Алтарь, — прошептал старик. — За этой дверью.

Но между ними и дверью стояла плотная стена из Падших. Десятки пар красных глаз светились в темноте. Они стояли неподвижно, словно стражники у входа в святилище.

Каин посмотрел на свой разрядник. Индикатор заряда мигал красным. Один, максимум два выстрела.

— Игнатий, — сказал он, не отводя взгляда от толпы. — Есть другой путь?

— Нет, — ответил старик. — Только через них.

Каин глубоко вздохнул. Воздух обжёг ему лёгкие. Он посмотрел на Марту. Она была бледна, но в её глазах читалась решимость. Она кивнула.

Он посмотрел на Игнатия.

— Спасибо, что довели нас досюда.

Потом он поднял голову и крикнул в темноту, обращаясь к шепчущим теням:

— Вы хотите её боль? Вы хотите её воспоминания? Так берите!

И он, отбросив разрядник, шагнул навстречу стене из безумия.

Он не знал, что будет дальше. Он знал лишь, что это единственный способ пройти. Отдать им часть себя. Ту часть, что была отравлена болью Сарры. Может быть, это и было искуплением — позволить безумию поглотить его собственную вину.

Красные глаза замерцали, и шёпот слился в один протяжный, жадный вой. Тьма сомкнулась над ним.

Эпилог: Первая тень

Прошло три месяца.

Верхний город больше не был безупречным. Неоновые рекламы «Нектара» мигали с перебоями, иногда гасли на долгие минуты, погружая проспекты в непривычную темноту. Воздух, прежде стерильный и безвкусный, теперь иногда приносил с нижних уровней запах гари и озонированный смрад коротких замыканий. Система дала сбой. Не фатальный, не смертельный, но глубокий, как трещина в алмазе. Она больше не была монолитом.

В бывшей диспетчерской доков, теперь штаб-квартире того, что начинало называться «Движением Памяти», Марта стояла у старого терминала. Экран был мёртв. Игнатий, верный Смотритель Руин, ушёл в глубины катакомб, чтобы никогда не вернуться. Он сказал, что его работа закончена.

Она положила ладонь на холодное стекло. Здесь, в этой комнате, закончилась одна история и началась другая.

То, что случилось в Серых Катакомбах, не было великой битвой. Не было громкого взрыва «Алтаря». Была тишина.

Каин, шагнув в толпу Падших, не сражался. Он бросил оружие и просто пошёл сквозь них. И случилось необъяснимое. Шёпоты стихли. Красные глаза теряли свой безумный блеск. Они расступались, образуя коридор к бронедвери. Они смотрели на него не с ненавистью, а с немым вопросом, с последней искрой того, что когда-то было человеческим.

Он дошёл до двери, и она, скрипя, отъехала. За ней был не реактор, не машина, а огромное, пульсирующее светом сердце — когерентный плазмоид, заключённый в магнитную ловушку. И в его свете Каин увидел её. Не образ, не голограмму, а саму суть — измученное, искажённое страданием сознание, прикованное к этому источнику силы.

Он не стал ничего разрушать. Он подключился.

Марта до сих пор не знала, что он сказал ей, что передал за те несколько минут, что провёл в ядре системы. Данные с остаточных датчиков, которые Игнатий сумел перехватить, показывали лишь колоссальный всплеск энтропии в нейросети, а затем — стремительную стабилизацию. Будто чудовищное напряжение вдруг отпустило.

Когда она и Игнатий, прошедшие сквозь замершую, молчаливую толщу Падших, вошли в зал, они увидели Каина. Он стоял на коленях перед угасающим плазмоидом. Свет становился мягче, ровнее, теряя свои болезненные, ядовитые всполохи.

— Она свободна, — тихо сказал он, не оборачиваясь. Его голос был пустым, как выгоревшая звезда. — Я… отдал ей всё. Все свои годы. Всю свою вечность. Стабильность моего сознания… стала ключом к её освобождению. Я взял её боль. А она… она забрала мой «Нектар».

Он обернулся. И Марта увидела, что его лицо покрывают морщины. Первые за двести лет. Его волосы поседели. Он старел на глазах. Не стремительно, как в фильмах, а медленно, неумолимо, как и должно быть.

Система не рухнула. Она изменилась. «Нектар» теперь давал не бессмертие, а долголетие. Вечность оказалась иллюзией, которую больше нельзя было поддерживать. Архонт Валерий и ему подобные скрылись в глубинах своих башен, пытаясь адаптироваться к новому порядку. Их власть была поколеблена, но не сломлена. Борьба только начиналась.

Каина не стало через неделю после их возвращения. Не от старости — его тело, лишённое подпитки, просто отказало. Он умер тихо, во сне. Его последними словами, которые он сказал Марте накануне, были: «Я почувствовал ветер. Настоящий ветер. Он пах… свободой».

Марта оторвала ладонь от терминала и подошла к грубому, вырубленному в скале окну. Внизу, в серой мути Нижнего города, горели огни. Не аварийные маячки, а костры. Люди собирались вокруг них. Они больше не боялись смотреть наверх. Они знали, что монолит дал трещину. И что однажды он падёт.

Она повернулась и взглянула на стену, где Игнатий когда-то начертал символ их движения — не сломанный крест и не кулак, а простой контур птицы, вырывающейся из клетки.

Каин не уничтожил Систему. Он дал ей шанс. Шанс на искупление. Он стал первой тенью, упавшей на ослепительно яркий фасад вечности, напомнив всем, что за ним скрывается.

И в тишине умирающего города, в мигающем свете неоновых реклам, Марта поклялась, что эта тень больше никогда не исчезнет.

Конец.