Найти в Дзене

МАТЕРИНСКИЙ ИНСТИНКТ

Вика не помнила, как влетела в квартиру с ребёнком на руках, с силой захлопнула дверь. Коляска с пакетами из магазина осталась где-то на этаже. Возвращаться за вещами не хотелось. Там опять она. Ничего, Дима скоро придёт с работы, занесёт продукты, закатит коляску. Но что делать с сумасшедшей? Полицию вызывать? И что она им предъявит? Что у старой карги при взгляде на ребёнка что-то триггернуло? Женщину передёрнуло, когда она вспомнила, как соседка по этажу, обычно незаметная бабушка в цветастом халате, при взгляде на Вику с коляской заревела белугой, замотала головой и начала орать: «Снам не верь! Не верь им!», — тыча руками то в Вику, то в коляску. Руки у сумасшедшей были расцарапаны, под ногтями грязь. Седые волосы сосульками свисали на лоб, мешая разглядеть глаза, из которых буквально ручьём катились слёзы. При всём при этом она пыталась улыбаться, что пугало ещё сильнее. Хрен знает, что у такой в голове. Потому Вика схватила ребёнка и, толкнув коляску в сторону соседки, забежала в

Вика не помнила, как влетела в квартиру с ребёнком на руках, с силой захлопнула дверь. Коляска с пакетами из магазина осталась где-то на этаже. Возвращаться за вещами не хотелось. Там опять она. Ничего, Дима скоро придёт с работы, занесёт продукты, закатит коляску. Но что делать с сумасшедшей? Полицию вызывать? И что она им предъявит? Что у старой карги при взгляде на ребёнка что-то триггернуло?

Женщину передёрнуло, когда она вспомнила, как соседка по этажу, обычно незаметная бабушка в цветастом халате, при взгляде на Вику с коляской заревела белугой, замотала головой и начала орать: «Снам не верь! Не верь им!», — тыча руками то в Вику, то в коляску. Руки у сумасшедшей были расцарапаны, под ногтями грязь. Седые волосы сосульками свисали на лоб, мешая разглядеть глаза, из которых буквально ручьём катились слёзы. При всём при этом она пыталась улыбаться, что пугало ещё сильнее. Хрен знает, что у такой в голове. Потому Вика схватила ребёнка и, толкнув коляску в сторону соседки, забежала в тамбур. Благо дверь опять забыли закрыть.

И что теперь делать? Гулять-то нужно каждый день и не по одному разу. Переехали, чёрт, поближе к парку. Купить перцовый баллончик?

Поток мыслей прервал стук в дверь. Через глазок виднелась другая соседка, тоже с их этажа. То ли Марина, то ли Мария. Женщина лет сорока пяти, улыбчивая, подтянутая и современная. Она всегда пыталась помочь, когда видела Вику: дверь придержать, закатить коляску в лифт. Она же предлагала «в случае чего» приглядеть за малышом: занести к ней, сделав «младшим учеником». Марина-Мария преподавала английский на дому, школьники и студенты шли к ней нескончаемым потоком.

Надо бы открыть.

Вика отнесла сына в люльку, глубоко вдохнула, выдавила улыбку.

— Здравствуйте?

— Здравствуйте, здравствуйте. Что, напугала она вас? Ну ничего, вы, Виктория, не обижайтесь на неё и не бойтесь. Вреда Танюша не причинит. Она просто очень несчастный человек, очень. Постоянно жить с таким чувством вины. Вы простите, что вмешиваюсь, я обычно не навязываюсь, но тут такое дело... Деликатное, скажем. Можем поговорить? Я много времени не займу, просто хочу объяснить.

С одной стороны, говорить Вике не хотелось. С другой, накручивать себя, оставаясь одной, — тоже так себе перспектива. Потому пригласила соседку пройти на кухню, заварила чай.

— Видите ли, — учительница вздохнула, — мы с соседями, кто здесь давно живёт, стараемся это не рассказывать. Но тут, вы же бояться будете, думать, что Таня агрессивная. Нервничать, ещё полицию вызывать, прости господи. В общем, послушайте её историю. Танюша, кстати, однокурсница моя, да. Сорок шесть лет всего. Горе её такой сделало.

***
Таня рано вышла замуж по большой любви за парня из университета. Он изучал Древний Египет, ездил в экспедиции, обожал свою специальность и часами мог рассказывать о верованиях, мифах, традициях. А Таня любила слушать. Хоть Боря и красавцем не был, но влюблял в себя. Так вот, расписались они, когда им по двадцать два года было. А в двадцать четыре Серёженька родился.

И всё у них шло прекрасно, пока Бориса в очередной экспедиции какая-то дрянь не укусила. Насекомое какое-то.

Уж чем оно заразно было, не вспомню, но что-то с неврологией связано и воспалением костей. За полгода Боря усох, прихрамывать начал, потом слёг. Полтора года ещё мучился. Мы, однокурсницы, Тане помогали, чем могли, но разве тут поможешь. И после этого тревожиться она стала сильно. Вдруг что с ребёнком случится?

Везде его с собой таскала. Ей на кафедре работу дали, пожалели, так она до школы с Серёжкой приходила. Не доверяла садикам.

И себе не доверяла.

Стали мы замечать, что перестала она машину водить. А машину им папа Борин на свадьбу подарил, он на северах работал где-то в хорошем месте. Так вот, годиков с трёх Серёжкиных перестала она за руль садиться. Мы уж думали, машина сломалась…

Сон Тане приснился. Говорит, видела чётко-чётко, что едут они с мужчиной-водителем за рулём, а сами с сыном на заднем сидении, за руки держатся. И тут авария. Серёженьке ручку отрывает. Из оторванного плеча кровь рекой, ребёнок на глазах в мел превращается. И понимает Танюша, что до скорой кровью он истечёт, не выживет. Страх-то какой!

Это она мне по секрету рассказала, чтоб перестала ребят, кто с машиной помочь может, искать. Говорит, видела всё так отчётливо, руку тёплую в ладошке ощущала, что дала себе зарок вместе с сыном в машине не ездить. А лучше вообще не ездить. Вдруг мироздание ей так знак дало: беда будет, если в машину сядешь. Вот так оно бывает. И ладно бы это было, только когда Серёжка мелкий был. Нет, с возрастом она ещё сильнее под влияние этого сна подпала.

А Серёжа ещё на редкость умненьким оказался. В первую тогда в нашем городе математическую гимназию поступил: ездил туда с пересадками, на двух автобусах. На соревнования по шахматам мотался по разным районам. Хоть в снег, хоть в дождь. И это при наличии машины. Не продала её Таня — память. До сих пор в гараже гниёт.

В общем, как только подрос парень, так подрабатывать начал, чтобы накопить на автошколу. С шестнадцати лет с детьми математикой занимался, программировать начал. В восемнадцать со скандалом записался на обучение. Мать даже паспорт его прятать пыталась. Ох, дурная ты, Таня, какая ж дурная.

Раньше бы отучился, может, трагедии бы не случилось.

В тот день уехали они к нашей общей подруге на дачу. На автобусах, естественно. Подруга, Лиза-то, постарше, муж её и дочь с сыном, семь месяцев малышу было, не на общественном транспорте, конечно.

Так вот. Собрались, посидели, шашлыка поели. Муж Лизин изрядно выпил и уснул сном богатырским.

А ребёнок вдруг стал дышать неровно и синеть. Дочь с бабушкой в панике. Надо навстречу скорой мчать, а их единственный водитель спит. Они к Тане, вспомнили, что у той права, а на неё оцепенение напало. Не могу, мол, вести, и всё. Тут Серёжка взорвался. Юношеский максимализм. Четыре урока в автошколе отъездил — водитель. Посадил Лизу на переднее сидение, Олю с ребятёнком назад. Погнал.

Уехал недалеко.

Неопытный ещё, торопился, при выезде на трассу газельке не уступил. Так она им в бок влетела, закрутила. Ребёнка из рук матери выкинуло, оторвало левую ручку по плечико. За минуты кровью истёк. Лиза с Олей живы остались, отделались синяками, да у кого-то перелом ключицы был. Муж Лизин как узнал, повесился в гараже… А Серёже бедро раздробило. Но спасли, собрали. Уж после больницы в суд да тюрьму. Ещё по-божески, говорят, дали. Семь лет, но по амнистии вот через полгода выйти должен.

Мать он видеть не хочет. И я его понимаю. Молодой, умный парень, с клеймом на всю жизнь. И на тяжёлую работу нельзя: с тростью ходит. Но и Таню жалко. Сами видели, во что превратилась, а ведь такой красавицей была. Она в психушке первый год лежала, потом выпустили. Тихая. Мы периодически с соседями ей еды покупаем да в квартире убираемся. Эх, жизнь наша. Вы уж не обижайтесь. Тут как у Ахматовой.

Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.

***
Вика выслушала всё, не перебивая. Она понимала, что соседка давит на жалость, только вот ей лично всё равно. Сумасшедшая баба и тюремщик-наследник не подходили на роль соседей. Витюша растёт, а окружение много значит для гармоничного развития. Вика уже оправилась от первого шока, да и противник её больше не пугал. В голове зрел план.

Конечно, Марии-Марине женщина свои эмоции не демонстрировала. Напротив, надела сочувствующее выражение лица, горько повздыхала, произнеся соответствующее случаю: «Кошмар какой, вот жизнь, не дай бог такое пережить». Заверила соседку, что всё будет хорошо. Уточнила, в какие часы лучше выходить на прогулки, чтобы не пересекаться с Татьяной и не тревожить её материнское сердце. А тут и Витя закряхтел — посторонним пора на выход.

Вечером Вика заказала несколько больших относительно реалистичных пупсов и красной краски. Вряд ли довести Татьяну до серьёзного помешательства будет сложно. А вот что делать с её сыном… Может, он сам захочет сбежать от воспоминаний. Продаст квартиру да свалит. Для него же лучше.

Ну да ладно. Решать проблемы надо по мере необходимости.

Дура выходит из дома по средам и субботам за продуктами в девять утра. Также выбрасывает мусор в мусоропровод каждый день вечером с пяти до пяти пятнадцати. Помешанные часто живут по расписанию.

Через пару дней Вика получила свой заказ. В четверг.

В этот же день ровно в 16:58 у мусоропровода появилась оторванная кукольная рука, измазанная красным у плеча. Удобное, кстати, время: почти все на работе. В 17:08 раздался вопль. Вика, как добропорядочная соседка, растрёпанная и в халате, первой вылетела в коридор.

После выбежала и Мария-Марина. Застала Танюшу бьющейся головой о стену и Вику, бегающую вокруг с криками «Хватит!». Никаких оторванных рук у мусоропровода, конечно же, уже не было.

В этот раз пришлось вызвать скорую.

Вернули Татьяну через семнадцать дней. А на девятнадцатый всё повторилось. После третьей руки дуры не стало: сердце не выдержало. Отмучилась.

А Вика на время выдохнула. Теперь оставалось лишь ждать и надеяться на благоразумие Серёжи, сына сумасшедшей.

Витюшу должны окружать лишь добропорядочные соседи.

Автор: Мария Ращукина

Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ