— Света, ну что ты такое говоришь? Какие еще «бабушкины варианты»? Это же классика, итальянский каталог! Посмотри, какой нежный рисунок, для детской — в самый раз.
— Анна Петровна, я же просила вас не вмешиваться. Мы с Андреем сами решим, какие обои клеить. Этот ваш «нежный рисунок» выглядит так, будто его сняли со стен в музее. У нас будет современный дизайн, минимализм.
Анна Петровна растерянно захлопнула тяжелый альбом с образцами, который с таким трудом привезла на другой конец города. Она всего лишь хотела помочь. Сын с невесткой недавно взяли ипотеку, купили свою первую квартиру, пусть и в старом фонде, но свою. Сейчас вовсю шел ремонт в комнате для будущих внуков, и ей казалось, что ее опыт и вкус могли бы пригодиться. Оказалось, не могли.
— Я просто хотела как лучше, — тихо произнесла она, убирая каталог в сумку.
— «Как лучше» — это когда нас спрашивают, — отрезала Светлана, не отрываясь от экрана ноутбука, где она, видимо, смотрела те самые «современные дизайны». — Мы ценим вашу заботу, но давайте договоримся: ремонт — это наша зона ответственности.
Сын Андрей, который до этого молча красил дверной косяк, наконец-то подал голос:
— Мам, ну ты не обижайся. У Светы свое видение. Мы потом тебе все покажем, когда закончим.
Анна Петровна поджала губы. «Свое видение». Ей это видение казалось холодным и неуютным: серые стены, странная мебель без ручек, голые лампочки, свисающие с потолка. Но она промолчала. Не хотела быть сварливой свекровью, вечно лезущей с советами. Она молча допила остывший чай, попрощалась и поехала домой, в свою небольшую, но уютную двухкомнатную квартиру, где каждая вещь была на своем месте и хранила тепло воспоминаний.
Тогда она еще не знала, что этот разговор про обои был лишь первым звоночком, предвестником куда более серьезных разногласий.
Прошло время. Ремонт закончился, родилась Машенька, а через два года и Петенька. Анна Петровна души не чаяла во внуках. Она оставила работу в библиотеке, чтобы полностью посвятить себя им, помогать молодым. Андрей много работал, чтобы платить ипотеку, Света тоже рано вышла из декрета. Бабушка была для них настоящим спасением. Она гуляла с коляской, варила кашки, меняла подгузники, читала первые сказки. Ей казалось, что вот оно, счастье, — быть нужной, видеть, как растут эти маленькие человечки, так похожие на ее Андрюшу в детстве.
Она приходила к ним почти каждый день, открывая дверь своим ключом. Приносила гостинцы: то пирожки собственного печения, то маленькие шоколадки, которые Машенька так любила.
Проблемы начались незаметно. Сначала Света стала делать замечания.
— Анна Петровна, я просила вас не давать Маше сладкое до обеда. Это перебивает аппетит.
— Да это же всего одна маленькая конфетка, Светочка! Для радости.
— Радость — это здоровый желудок. Давайте придерживаться режима.
Потом начались претензии к прогулкам.
— Зачем вы так тепло ее кутаете? Она же вся мокрая приходит. Перегрев хуже простуды.
— Так ведь ветер на улице, продует еще.
— Есть специальная термоодежда. Я вам сто раз показывала.
Анна Петровна вздыхала, но старалась следовать указаниям. Она списывала все на усталость невестки, на современный подход к воспитанию. Она же бабушка, ее дело — любить и баловать, а не спорить.
Роковой стала та суббота. Анна Петровна, как обычно, пришла утром, чтобы дать молодым поспать. Принесла свежие, еще теплые сырники, которые внуки обожали. Она тихонько прошла на кухню, поставила сковородку на плиту, чтобы подогреть. В комнате сладко сопели Машенька и Петя.
Дверь спальни распахнулась, и на пороге появилась заспанная, но уже сердитая Света.
— Анна Петровна, что вы здесь делаете? Мы же договаривались, что в выходные мы хотим побыть своей семьей.
— Так я же тихонько, — растерялась Анна Петровна. — Сырников вот принесла, вы же с Андреем любите. Думала, поспите подольше, а я с детьми посижу.
— Нам не нужно, чтобы вы с ними сидели! — голос Светы зазвенел от раздражения. — У нас свои планы. Мы хотели пойти в парк все вместе. А вы опять со своими сырниками! У Пети аллергия на творог, я вам говорила!
— Да когда ж она была? Всю жизнь ел, и ничего...
— А вот теперь есть! Потому что вы его раскормили всякой ерундой! Все, с меня хватит! — Света сделала глубокий вдох и посмотрела на свекровь холодным, отчужденным взглядом. — Значит так. С сегодняшнего дня вы не приходите сюда без предупреждения. Ключ можете оставить на тумбочке. Если мы захотим, чтобы вы посидели с внуками, мы вам позвоним. Сами.
У Анны Петровны земля ушла из-под ног.
— Света, как это? Я же... я же бабушка.
— Вот именно. Бабушка, а не третья родительница. У детей есть мама и папа, которые сами знают, как их воспитывать. Ваша помощь нам больше не требуется в таком объеме.
Из спальни вышел Андрей, привлеченный шумом. Он выглядел растерянным.
— Света, ну что ты так... Мама же помочь хотела.
— Помочь? Андрей, она подрывает мой авторитет! Она делает все по-своему, игнорируя мои просьбы! Я больше так не могу! Это моя семья, и правила здесь устанавливаю я!
Анна Петровна смотрела на сына, ожидая защиты, поддержки. Но Андрей лишь виновато пожал плечами.
— Мам, ну правда, давай будем созваниваться. Так всем будет проще. Света устает, не обижайся на нее.
Это было предательством. Тихим, трусливым, но от того не менее болезненным. Она не стала спорить. Молча сняла с кольца ключ, положила его на тумбочку в прихожей, надела пальто и вышла, не попрощавшись. За спиной хлопнула дверь, отрезая ее от мира, который еще пять минут назад был центром ее вселенной.
Первую неделю она ждала. Телефон молчал. Она сама не звонила — гордость не позволяла. Она представляла, как внуки спрашивают: «А где бабуля?», как Света придумывает какие-то отговорки. На душе скребли кошки. Дом казался пустым и гулким. Тишина, которая раньше была благом, теперь давила на уши.
Она пыталась занять себя: перебрала книги, начала вязать свитер, который давно забросила, сходила в театр с подругой Валентиной.
— Ты слишком много им позволяла, Аня, — говорила Валентина, слушая ее сбивчивый рассказ. — Ты растворилась в них, вот они и сели на шею. Моя вон тоже пыталась командовать. Я ей сразу сказала: «Ирочка, я свою дочь вырастила, и тебя, между прочим, не хуже матери знаю. Так что советы свои оставь для подружек». И все, шелковая ходит.
— Так ты же теща, Валя. Это другое. Свекровь всегда враг.
— Глупости. Враг тот, кто себя так ставит. Ты должна была сразу свои границы очертить.
Анна Петровна не выдержала и на десятый день позвонила сама. Трубку взял Андрей.
— Привет, мам. Как ты?
— Нормально, — голос дрогнул. — Как там дети?
— Да все хорошо, бегают. Машенька сопливит немного, но это обычное дело.
— Я бы могла приехать, посидеть с ней, пока вы на работе.
— Ой, мам, не надо. Света взяла больничный. Говорит, справится сама.
— Андрей, я внуков хочу увидеть. Я соскучилась.
— Я понимаю, мам, — он вздохнул. — Давай я со Светой поговорю, и мы тебе перезвоним, когда будет удобно.
Они не перезвонили. Ни в тот день, ни на следующий. Анна Петровна чувствовала себя униженной. Она, которая отдала им всю себя, теперь должна была выпрашивать разрешение на встречу с родными внуками.
Она позвонила снова через несколько дней, на этот раз ответила Света. Голос был ледяным.
— Я слушаю вас, Анна Петровна.
— Светочка, здравствуй. Я хотела спросить, можно мне сегодня зайти к вам? Буквально на часик. Я подарочки купила...
— Сегодня никак. У нас занятия в развивающем центре. А потом по расписанию дневной сон.
— А после сна? Я бы могла с ними погулять.
— После сна у нас английский по скайпу. Анна Петровна, я же сказала, мы позвоним, когда будет возможность. Не нужно названивать каждый день.
И повесила трубку.
Анна Петровна сидела с телефоном в руке, и по щекам текли слезы. Это была стена. Глухая, холодная стена, которую возвела ее невестка, а сын молчаливо поддержал строительство.
Она попробовала другой подход. Стала звонить раз в неделю, в одно и то же время, в воскресенье вечером. Спрашивала разрешения приехать на следующий день. Иногда Света скрепя сердце соглашалась. «Хорошо, в понедельник с одиннадцати до часу. Только без пирожков, пожалуйста. И не включайте им мультики».
Эти встречи были похожи на свидания в тюрьме. Анна Петровна приходила точно в назначенное время. Света встречала ее с таким видом, будто делала великое одолжение. Она либо сидела в соседней комнате, то и дело заглядывая и контролируя каждый шаг, либо прямо говорила: «У вас два часа», — и уходила по своим делам, возвращаясь минута в минуту.
Внуки радовались ей, бросались на шею, наперебой рассказывали свои новости. Машенька показывала рисунки, Петя тащил свои машинки. Но даже в их объятиях Анна Петровна не могла расслабиться. Она постоянно смотрела на часы, боясь нарушить установленный лимит. Радость от встречи была отравлена горечью унижения.
Однажды она не выдержала. Света ушла в магазин, оставив ее с детьми. Машенька попросила: «Бабуль, а пойдем на площадку? Там качели новые поставили!»
Анна Петровна колебалась. На улицу выходить ей не разрешали. Но блеск в глазах внучки был таким искренним, что она не устояла. «Только на полчасика», — сказала она, быстро одевая детей.
На площадке было чудесно. Солнце, смех детей. Она качала Машеньку на качелях, строила с Петей куличики в песочнице и на мгновение почувствовала себя прежней — счастливой, свободной бабушкой.
Когда они возвращались, у подъезда они столкнулись со Светой. Лицо невестки исказилось от гнева.
— Я что сказала? Я сказала сидеть дома! Почему вы на улице?
— Светочка, мы всего на полчасика. Дети так просили...
— Меня не волнует, что они просили! Волнует то, что говорю я! Вы опять сделали по-своему! Вы понимаете, что я вам после этого вообще не могу доверять?
Она выхватила у Анны Петровны руку Пети, схватила за капюшон Машеньку и потащила их в подъезд.
— Больше вы их не увидите, пока не научитесь соблюдать правила! — бросила она через плечо.
На этот раз телефон молчал три недели. Анна Петровна была в отчаянии. Она плохо спала, похудела. Мир потерял краски. Она бродила по квартире, натыкаясь на фотографии внуков, и плакала.
Вечером позвонил Андрей. Голос был виноватым.
— Мам, привет. Ты это... не переживай так. Света остынет. Просто она очень переживает за детей, у нее все должно быть под контролем.
— Под контролем? Андрей, она лишила меня внуков! Она относится ко мне как к прислуге, которой можно указать на дверь! А ты молчишь! Она твоя жена, но я твоя мать! Как ты можешь позволять ей так со мной обращаться?
— Мам, ну не начинай. Я между двух огней. Я не хочу скандалов.
— А я, по-твоему, хочу? Я хочу просто видеть своих внуков! Любить их! Неужели я так много прошу?
Он что-то мямлил про то, что надо потерпеть, что все наладится. Анна Петровна повесила трубку. Она поняла, что от сына помощи не будет. Он выбрал свою сторону — сторону комфорта и отсутствия скандалов. А ее чувства, ее боль — это была ее личная проблема.
Приближался день рождения Пети. Ему исполнялось четыре года. Анна Петровна обошла все детские магазины и купила ему огромную деревянную железную дорогу, о которой он давно мечтал. Она с трепетом упаковала подарок, предвкушая, как загорятся глаза внука.
Она позвонила Свете за неделю.
— Светочка, у Пети скоро день рождения. Я бы хотела прийти поздравить.
— Мы будем отмечать в детском центре, — сухо ответила невестка. — Там будут аниматоры, друзья Пети из садика. Вам там будет неудобно.
— Как это неудобно? — ахнула Анна Петровна. — Я его бабушка!
— Вы можете передать подарок через Андрея. Или завезти накануне.
— Я хочу поздравить внука лично!
— Анна Петровна, я вас не приглашала. Это будет детский праздник, и ваше присутствие там неуместно.
Это была последняя капля. Что-то внутри нее оборвалось. Вся боль, все унижение, вся накопленная обида прорвались наружу.
— Значит так, Светлана, — сказала она неожиданно твердым, стальным голосом. — Я приду на день рождения своего внука. И не в детский центр, а к вам домой. В субботу, в двенадцать часов дня. Я приду поздравить его, как положено родной бабушке. И если ты или мой сын попробуете не пустить меня на порог, я обещаю, что устрою такой скандал, который услышат все ваши соседи. А потом я пойду в опеку и расскажу, как «заботливая» мать настраивает детей против родной бабушки и препятствует их общению. Посмотрим, чей «современный подход» им понравится больше.
В трубке повисла оглушительная тишина. Анна Петровна сама испугалась своих слов, но отступать было некуда.
— Я все сказала, — добавила она и нажала отбой.
Всю неделю она жила как в тумане. Она не была уверена, что сможет исполнить свою угрозу, но чувствовала, что другого выхода нет. Она либо сломает эту стену, либо окончательно потеряет внуков.
В субботу ровно в полдень, с подарком в руках, она нажала на звонок их квартиры. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди. Дверь открыл Андрей. Он был бледным и выглядел несчастным.
— Мам, зачем ты так? Зачем эти ультиматумы?
Она молча прошла мимо него в квартиру. В гостиной на диване сидела Света, скрестив руки на груди. Детей не было видно.
— Где Петя? — спросила Анна Петровна, ставя коробку на пол.
— Они в своей комнате, — буркнула Света.
— Хорошо. Тогда давайте поговорим. Втроем. Один раз и до конца.
Она села в кресло напротив них. Она больше не чувствовала страха. Только холодную, звенящую решимость.
— Я не знаю, Света, чем я заслужила такое отношение. Я вырастила сына, которого ты полюбила. Я помогала вам с самого начала. Я сидела с вашими детьми, пока вы строили карьеру. Я никогда не просила ничего взамен. Единственное, чего я хочу, — это быть частью их жизни. Быть бабушкой. Не по расписанию, которое ты мне милостиво выделяешь, а по праву крови.
Она посмотрела на Андрея.
— А ты... ты мой сын. И мне больно видеть, что ты позволяешь своей жене унижать твою мать. Ты думаешь, твои дети, когда вырастут, скажут тебе за это спасибо? Они увидят, что ты не смог защитить свою маму, и сделают то же самое с тобой.
Света хотела что-то сказать, но Анна Петровна подняла руку.
— Я не закончила. Я не собираюсь лезть в вашу семью с советами. Клейте какие хотите обои, кормите детей чем считаете нужным. Это ваша жизнь. Но запрещать мне видеть внуков вы не имеете права. Ни морального, ни законного. Поэтому у вас два варианта. Либо мы сейчас договариваемся о нормальном, человеческом порядке общения, который будет устраивать всех. Либо я ухожу, и мы встречаемся уже в суде. И поверьте, я найду и свидетелей, и доказательства того, что вы препятствуете моим встречам с внуками. Мне терять нечего. А вот вы можете потерять свою репутацию идеальной семьи.
Она замолчала. В комнате было так тихо, что слышно было, как тикают часы на стене.
Андрей первым нарушил молчание. Он подошел и сел на подлокотник дивана рядом с женой.
— Света, мама права. Мы зашли слишком далеко. Это ненормально. Она их бабушка. Да, у нее свои взгляды, но она их любит. И они ее любят. Мы не можем их этого лишать.
Света смотрела в пол. Плечи ее дрожали.
— Но она меня не слушает! Она все делает по-своему! Я чувствую, что я не хозяйка в собственном доме!
— А я чувствую, что я чужая в собственной семье! — парировала Анна Петровна. — Потому что меня из нее выставили.
— Давайте установим правила, — вдруг сказал Андрей. — Четкие и понятные для всех. Мама, ты приходишь, например, каждую субботу. С утра и до обеда. Это твое время. Ты можешь с ними гулять, играть, делать что хочешь. Но без ночевок и без нарушения основных правил питания, о которых говорит Света. В остальные дни — созваниваемся. Если нужна помощь или есть свободное время — мы звоним. Если нет — значит, нет. Без обид. И ключ мы тебе вернем. Но ты обещаешь звонить, прежде чем прийти в будний день. Всех устраивает?
Анна Петровна посмотрела на Свету. Та нехотя кивнула. Это был не мир, а скорее перемирие. Хрупкое, выстраданное, но все же...
— Хорошо, — сказала Анна Петровна. — Меня устраивает.
Она встала.
— А теперь я пойду поздравлю своего внука.
В детской Петя и Маша строили башню из конструктора. Увидев бабушку, они с радостными криками бросились ей на шею.
— Бабуля, ты пришла! А мы тебя ждали!
Анна Петровна обняла их, вдыхая родной запах детских макушек, и слезы снова подступили к глазам. Но на этот раз это были слезы облегчения. Она отвоевала свое право быть бабушкой.
Отношения со Светой так и не стали теплыми. Они остались натянутыми, вежливо-холодными. Но теперь между ними было соглашение, договор, который обе стороны старались соблюдать. Анна Петровна получила свои гарантированные часы счастья каждую субботу. Она больше не чувствовала себя просительницей. Она приходила как полноправный член семьи, пусть и с ограниченными полномочиями.
Иногда, качая Машеньку на качелях или читая Пете сказку, она ловила себя на мысли, что эта победа далась ей дорогой ценой. Из их отношений ушла легкость, ушла та безусловная любовь и доверие, которые были раньше. Но потом она смотрела в счастливые глаза своих внуков и понимала, что оно того стоило. Ведь за такое счастье нужно бороться.