Я даже не успела снять траурное платье после похорон, когда она ворвалась в дом с воем, от которого задрожали окна.
— Эта девка пустое место! — орала Валентина Петровна, моя свекровь, размахивая руками. — Отдай ключи! Немедленно отдай ключи от МОЕГО дома!
Месяц назад мы хоронили Андрея, моего мужа. Инфаркт в сорок два года. Я до сих пор не могла поверить, что его больше нет.
— Валентина Петровна, успокойтесь... — начала я, но она не дала договорить.
— Ты его убила! — она ткнула в меня пальцем. — Своей никчёмностью! Пять лет замужем — ни одного внука! Ты высасывала из него силы, а теперь ещё и дом захватила!
— Андрей завещал мне дом, — тихо сказала я. — Вы были на зачитывании завещания...
— Завещал! — она рассмеялась истерично. — Ты заставила! Подделала документы, пока он умирал!
Она схватила меня за руку, впиваясь ногтями. Я попыталась вырваться, но она была сильнее.
— Ты морила его голодом! Довела до инфаркта! — продолжала кричать она.
И ударила меня по лицу. Просто так, с размаху. Я отлетела, ударившись о комод. Во рту появился привкус крови.
— Я докажу, что ты подделала завещание! — зашипела свекровь. — Мой сын был невменяем! Болел! А ты воспользовалась!
Она нашла мою сумку, вытряхнула содержимое, схватила ключи.
— Вот они! Теперь это мой дом! А ты убирайся! Чтобы духу твоего не было! Ты убила моего сына!
Дверь захлопнулась. Я осталась сидеть на полу, держась за щёку. Рядом валялась фотография с нашей свадьбы — мы с Андреем смеялись, он обнимал меня.
Пять лет мы были счастливы вопреки всему. Вопреки его матери, которая считала меня недостойной. Вопреки тому, что не получались дети..
Теперь его нет. И она обвиняет меня в его смерти.
Я позвонила нотариусу. Он вздохнул: «Боюсь, она имеет право оспорить завещание. Готовьтесь к суду».
Той ночью я не спала. Утром поехала поделам. Когда я вернулась и вошла внутрь, ахнула. Все наши с Андреем фотографии валялись на полу со разбитыми стёклами. Моя одежда разбросана. На стенах надписи маркером: «Убийца», «Воровка», «Дрянь».
Я села на пол и заплакала. Но сквозь слёзы пробивалась злость. Я не убивала Андрея. Я любила его. Была рядом до конца.
А где была она, когда её сын умирал?
На следующий день я вышла во двор и встретила соседку тётю Галю. Она отвернулась.
— Тётя Галя? — окликнула я.
— Мне не о чем с вами разговаривать, — холодно ответила она. — Валентина Петровна всё рассказала. Как вы морили Андрея голодом, экономили на лечении. Довели до инфаркта.
— Это неправда! — я схватила её за руку. — Вы же знаете меня!
— Знаю, — она усмехнулась. — Знаю, что у его матери даже угла нет, а вы в особняке разместились.
Она ушла. Валентина Петровна начала войну. Рассказывала всем, что я виновата.
К вечеру пришло письмо от адвоката. Иск об оспаривании завещания. В нём писалось, что Андрей был невменяем, что я манипулировала им, угрожала.
Каждое слово — ложь.
Следующие недели были адом. Свекровь приходила с подругами к воротам, кричала на весь переулок: «Выходи, убийца! Воровка!» Я вызывала полицию, но участковый только разводил руками.
На работе директор музыкальной школы вызвала меня: «Родители не хотят, чтобы вы преподавали их детям. Может, возьмёте отпуск за свой счёт?»
Меня выдавливали. Без зарплаты, без денег на адвоката.
Потом пришёл адвокат свекрови с предложением: «Откажитесь от дома — получите сто тысяч и отказ от претензий».
Сто тысяч за дом стоимостью пять миллионов.
— Нет, — сказала я. — Дом мой.
— Тогда в суде докажем, что ваш муж был невменяем. У нас есть свидетели, — холодно ответил он.
Свидетели. Люди, готовые лгать за деньги.
Я наняла адвоката Ирину, которая взялась почти бесплатно.
— Позиция слабая, — честно сказала она. — Против вас три свидетеля и заключение психиатра. Нужны доказательства, что Андрей был в здравом уме.
— Хоспис! — вспомнила я. — Последние две недели он был в хосписе. Там были медсестры!
Я поехала туда. Медсестра помнила Андрея: «Конечно, он был в ясном уме. Даже шутил. А его мать? Ни разу не приехала, даже не позвонила. Зато вы были рядом каждый день».
— Можете подтвердить в суде?
— Конечно.
День суда. Я сидела в зале, сжимая платок, который Андрей подарил на последний день рождения. Напротив — свекровь в чёрном, с видом страдающей матери.
Адвокат Валентины Петровны говорил красиво: хитрая невестка воспользовалась слабостью умирающего. Потом вызвали свидетелей — трое знакомых свекрови рассказывали, как я «плохо обращалась» с Андреем, кричала, не готовила, не ухаживала.
Всё это ложь. Но я не могла возразить.
— Есть ли у ответчика свидетели? — спросила судья.
Ирина встала: «Да, ваша честь. Медсестра хосписа Елена Васильевна Крылова».
Медсестра рассказала, что Андрей до конца был в сознании, много говорил, спрашивал про мать, которая не приехала. «А его жена была рядом каждый день. С утра до вечера. Таких преданных родственников — единицы».
Валентина Петровна дёрнулась.
— А что говорил сам Андрей Владимирович?
— За три дня до смерти он попросил меня записать. Сказал, что это важно.
Судья разрешила воспроизвести. В зале повисла тишина, и зазвучал голос Андрея. Слабый, хриплый:
«Если мама будет судиться с Наташей — передайте: ты не пришла ко мне ни разу. Не позвонила. Годами просила денег, а когда я заболел — исчезла. Зато Наташа была рядом. Она одна. Дом — её. Она заслужила его своей любовью. Прости, Наташенька, что оставляю тебя с ней. Но дом твой».
Я закрыла лицо руками и заплакала. Его последние слова.
Валентина Петровна сидела белая.
Через неделю пришло решение: завещание законно, иск отклонён. Судья вынесла предписание — свекрови запрещено приближаться ко мне и распространять клевету.
Я выиграла.
Но в доме я жить не могла. Слишком много боли, воспоминаний. Я видела Андрея в каждом углу. И видела надписи на стенах, лица соседей, которые смотрели с подозрением.
Через месяц выставила дом на продажу. Нашлись покупатели — молодая пара с детьми.
Когда подписала документы, стало легче. Как будто закрыла тяжёлую главу.
С деньгАмии уехала в другой город. Небольшой, уютный, где никто не знал. Сняла помещение и открыла пекарню — о ней мечтала ещё с Андреем. Маленькую, домашнюю, где пахло хлебом и корицей.
Андрей говорил, что я пеку лучше всех. Что когда-нибудь должна открыть своё дело.
И я открыла. В память о нём.
Первые месяцы были трудными. Но с каждым днём становилось легче. С каждым довольным клиентом чувствовала — живу правильно.
Про свекровь узнала от бывшей соседки. Валентина Петровна жалуется всем на «неблагодарную невестку», но ей не верят. Слишком много узнали правды после суда.
Она осталась одна. Без сына, без дома, без сочувствия.
Мне её не жалко. Пять лет пыталась быть хорошей невесткой. Но она не хотела любить. Хотела контролировать.
А я научилась жить для себя.
Иногда, доставая булочки из духовки, кажется — Андрей рядом. Смотрит и улыбается. Гордится.
«Спасибо, — шепчу я. — За то, что дал мне свободу. За веру. За любовь».
Прошло два года. Пекарня стала популярной. Я ношу обручальное кольцо. И буду носить всегда. Андрей был моей любовью.
Но теперь живу настоящим. Каждый день, каждый рассвет — это моя новая жизнь. Жизнь, которую заслужила. Которую подарил Андрей.
И знаете что? Я счастлива. По-настоящему счастлива.
Конец