Друзья, недавно я сходила в кинотеатр на экранизацию «Долгой прогулки» Стивена Кинга. Эта история — бесконечный марш на грани человеческих возможностей, где главный монстр не снаружи, а внутри, в извилинах собственного сознания, — не отпускала меня еще долго после финальных титров. Сидя в темном зале, я ловила себя на мысли, что у каждого из нас есть своя «долгая прогулка» — не такая буквальная, но оттого не менее изматывающая.
Метафора пути, где главное сражение разворачивается не на шоссе, а в голове у героя, показалась мне невероятно точной для описания любой серьезной внутренней борьбы. И я подумала: а ведь бросить курить — это тоже своего рода «долгая прогулка». Это такой же марафон на выживание, где тебя преследуют свои «офицеры» в виде ломки и свои «когнитивные ловушки». Мне захотелось исследовать эту идею, и результатом стал вот этот рассказ.
Было три часа дня, и Рой Лэнг уже семьдесят два часа не курил. Цифра горела у него в мозгу, как тлеющий фитиль. Семьдесят два. Не семьдесят один, не семьдесят три. Семьдесят два. Магическое число, за которым скрывалась пропасть.
Он сидел на кухне своего дома на проселочной дороге и смотрел на пачку «Мальборо», лежащую на столе. Она была не просто пачкой. Она была Памятником. Могильным камнем его старой жизни. Он поставил ее туда сознательно, как вызов, как ту самую когнитивную ловушку, о которой говорила его терапевт. «Столкнись со своим страхом, Рой, — говорила она своим ровным, спокойным голосом. — Посмотри на триггер и назови его по имени. Это не сигарета. Это твоя искаженная мысль о том, что только она может тебя успокоить».
«Чушь собачья, доктор», — прошептал Рой.
Пачка была цела, только целлофан был с нее сдернут. Это была его Долгая Прогулка. Не по шоссе с солдатами и мальчишками-конкурентами, а по собственной гостиной, от дивана к холодильнику, от холодильника к окну, за которым мир тек своим чередом, серым и безразличным. Его личный Офицер, высокий и костлявый в синей форме, звался «Никотиновой Ломкой». А его оружием были не винтовки, а когнитивные искажения, которые шептали ему на ухо сладкие, ядовитые сказки.
Первым пришла «Катастрофизация».
Он садился за работу — нужно было дописать статью о новых правилах рыбной ловли в округе — и через пятнадцать минут понимал, что не может связать двух слов. Мысли путались, слова уплывали, как испуганные пескари. И тут же в голове поднимался на дыбы знакомый ужас: «Всё. Ты больше не можешь писать. Твоя карьера окончена. Ты потеряешь дом. Барбара уйдет от тебя. Ты умрешь под мостом, нищим и забытым, и все потому, что не сделал одну единственную затяжку».
Это был монстр. Монстр с горящими угольками глаз, который дышал в затылок. И Рой, вспоминая упражнения, пытался его приручить. «Это не правда, — бормотал он, сжимая кулаки. — Это просто мысль. Искаженная мысль. Отними у нее власть. Назови ее».
Но монстр только хихикал.
Вторым был «Эмоциональный Ребенок».
Он возникал по вечерам, когда Рой садился смотреть бейсбол. Ритуал был свят: кресло, пепельница, дым, окутывающий экран, как туман. Теперь же в ритуале зияла дыра. Размером с пачку «Мальборо». Рука сама тянулась к несуществующей пачке, к несуществующей зажигалке. И внутри поднималась та самая, детская, истеричная ярость: «Я хочу! Это несправедливо! Почему все могут, а я нет? Это мое!»
Это был не взрослый сорокалетний мужчина, а капризный трехлетка, которого лишили соски. И этот трехлетка был готов разнести всю комнату, лишь бы вернуть свое успокоительное.
Но самым коварным был «Ментальный Фильтр».
Он перекраивал прошлое. Он заставлял Роя вспоминать только хорошие сигареты. Ту, первую, с другом детства Энди за гаражами, от которой закружилась голова и мир наполнился тайной. Ту, после первого поцелуя с Барбарой, когда вкус ее губной помады смешивался с дымом. Ту, в перерыве на тяжелой стройке, когда сигарета была наградой за усталость.
Он забывал о кашле по утрам, о желтых пальцах, о вонючей куртке, о том, как Барбара отворачивалась, когда он целовал ее, из-за запаха перегаром и табаком. Нет, Ментальный Фильтр вырезал эти кадры и склеивал один сплошной голливудский фильм под названием «Счастливые времена с Сигаретой в руке».
На четвертый день пришли физические симптомы. Головная боль, которая сидела в затылке, как злая, цепная собака. Нервозность. Он не мог усидеть на месте. Он ходил по дому, как призрак, заложив руки за спину, чтобы они не тряслись. Он открывал холодильник и закрывал его, не взяв ничего. Он смотрел на часы. Пять минут. Десять. Пятнадцать.
«Просто переживи это, — твердил он себе мантру из терапевтического буклета. — Позыв — это просто волна. Она накатит, достигнет пика и сойдет на нет. Тебе нужно лишь не поддаться».
Но волны были цунами, а он — хрупкой лодочкой.
На пятый день он сорвался. Не с настоящей сигаретой. Он взял ручку, сунул в рот и сделал глубокую «затяжку». Его легкие, ожидавшие привычного удара, взбунтовались от обмана. Он закашлялся, и от ярости и бессилия на глаза навернулись слезы. Он швырнул ручку об стену, и она с треском разлетелась на куски.
И тогда он услышал Шепот. Тихий, вкрадчивый, исходящий, казалось, из самой пачки на столе.
«Один раз не считается, Рой, — шептал Шепот. — Всего одна. Чтобы убрать этот ужас. Ты же не собираешься снова начинать, правда? Просто одна. Чтобы доказать, что ты ее контролируешь. Ты сильный. Ты можешь позволить себе одну».
Это был самый опасный монстр. «Рационализация».
Рой подошел к столу. Его рука дрожала. Он взял пачку. Она была теплой, как живая. Он ощутил ее вес, гладкость бумаги. Он потряс ее, и сигареты весело постучали внутри, как косточки.
Он вытащил одну. Белый цилиндр, набитый освобождением. Он зажал ее между пальцев. Привычное движение. Успокоение уже текло по нервам, еще до того, как он прикурил. Мозг уже праздновал победу.
Он поднес ее ко рту. Вкус фильтра на губах был обещанием рая.
И тут он увидел свое отражение в темном экране телевизора. Изможденное лицо, глаза, полые, как у пьяного клоуна. И он подумал: а что, если Долгая Прогулка — это не о том, чтобы дойти до конца? Может, она о том, чтобы остановиться. Сойти с дистанции. Не умереть, а просто сказать: «Всё, я больше не могу и не хочу».
Сойти с дистанции означало вернуться к рабству. К кашлю. К страху. К тому, что каждая твоя эмоция, каждая проблема упирается в один и тот же ядовитый костыль.
Он не был сильным. Он был слабым, испуганным человеком, который уже почти проиграл.
Но именно это осознание — это жалкое, ничтожное, честное признание собственной слабости — и стало ключом.
Он не бросил пачку с героическим усилием. Нет. Он просто медленно, очень медленно, положил сигарету обратно. Не потому, что был храбрецом. А потому, что был до смерти уставшим. Уставшим от этой войны.
Он взял пачку «Мальборо», подошел к мусорному ведру под раковиной, где лежали ошметки картошки и банановая кожура, и швырнул ее туда. Звук был глухим, негероическим. Никакого катарсиса. Только запах гниющей органики.
Потом он пошел в ванную, умыл лицо и посмотрел на себя в зеркало. Глаза все еще были полны страха. Руки все еще дрожали. Монстры не исчезли. Они просто отступили на шаг. Они будут возвращаться. Завтра. Через неделю. Через год.
Но сейчас, в этот миг, он их переиграл. Не силой воли, а хитростью. Признав, что они сильнее.
Он вышел из ванной, сел в кресло и включил бейсбол. Пиво было холодным. Игра была скучной. Жизнь была серой и трудной.
Но он дышал. Просто дышал. И в этом был свой, тихий, незначительный, но всепоглощающий ужас и победа.
Друзья, поделитесь, пожалуйста, ваши размышлениями.
С верой в вас, психолог Ольга Николаева
Мой Telegram: @NikolaevaOlgapsyholog
Записаться на психологическую консультацию по отказу от курения