Прошла неделя с той встречи, и котенок, подаренный Игорем, прочно обосновался в нашей квартире. Этот пушистый комочек, словно с рекламы Вискаса, стал настоящим членом семьи. Ариночка тянула к нему ручки, а мама улыбалась, наблюдая, как он носится по комнатам и лазит по шторам. Я назвала его Сильвером, и он быстро стал моим маленьким утешением в те моменты, когда мысли о прошлом накатывали волной.
Мои подозрения по поводу Игоря оправдались в полной мере.
Он начал звонить — сначала раз в пару недель, потом чаще.
— Как там котёнок? Привык? Как назвали? — спрашивал он в трубку, вроде бы даже заботливо. Я отвечала коротко, стараясь не вдаваться в детали, и вскоре нашла способ ловко свернуть разговор на другую тему.
— Как Вика? Давно ей звонил? А что, мириться не собираетесь? Столько лет дружили, столько встречались — и из-за одной ссоры расстались?
Он отвечал неохотно, с заметной раздражительностью, и быстро сворачивал разговор, прощаясь наспех.
***
Однажды вечером раздался звонок в дверь. Я открыла — на пороге стоял Игорь с пакетом в руках.
— Привет, Катя. Решил занести корм для Сильвера. Ты же говорила, что назвала его так? Классное имя, кстати. Подходит ему идеально.
Я замерла, не зная, что сказать. Он улыбнулся, протягивая пакет, и его взгляд скользнул внутрь квартиры, где мама готовила ужин, а Ариночка играла в манеже.
— У вас гости, Лена пришла?
— Спасибо, но... не стоило беспокоиться. Мы сами справляемся, - перевела я тему.
— Да ладно, пустяки. Слушай, может, разрешишь иногда заходить? Проведать котенка. Я в этом разбираюсь — у меня дома был британец. А тебе одной с ребенком... то есть, с Ленкиной дочкой, наверное, непросто.
Его слова повисли в воздухе, он ждал.
Зачем ему это? Клеится ко мне? Но я не была готова к таким играм.
— Спасибо за корм, — взяла я у него пакет из рук. — Но как ты и сам заметил, у нас гости.
И нагло закрыла дверь прямо перед его носом. Может, хоть так поймёт, что ему тут делать нечего.
Через две недели он позвонил.
Да что же это, после моей выходки, я думала он со мной разговаривать не будет, а он. Черт. Черт… Может не брать трубку.
Надо было раньше об этом думать, палец машинально нажал на "ответить".
—Да?
— Катя, разреши заходить почаще. Мы же друзья.
— Зачем? Что тебе от меня надо?
— Просто хотел помочь.
— Похоже, что мне нужна помощь? — в моём голосе сквозило раздражение.
— Для этого и нужны друзья.
— Для чего — для этого? У меня всё хорошо, Игорь. Тебе стоит разобраться с Викой. Думаю, она поняла свою ошибку и осознала. Помирись с ней.
— Мы расстались.
— Не ищи ей замену здесь — тут ты её не найдёшь.
— Даже так? И чем я для тебя плох? Я в отличие от Димы умею быть преданным.
— Нет, — отрезала я твёрдо, отключая телефон.
— Зря ты с ним так, — послышался голос мамы. — Не боишься, что он Диме всё доложит? Он же уже понял, что Ариночка — Димина дочка.
— Пусть докладывает, — ответила я. — Ариночка — моя дочка, и Дима не бросит свой проект. Если и вернётся, то только через полтора года. А за это время я что-нибудь придумаю.
***
Камчатка.
Дима стоял на строительной площадке своего проекта — масштабного комплекса для переработки рыбы. Солнце едва пробивалось сквозь туман, а океан ревел внизу, напоминая о безжалостности природы. Он был здесь уже полтора года, руководя стройкой, которую сам спроектировал. Но мысли его то и дело уносились назад, в Киров, к Кате.
— Михалыч! — крикнул Дима, надевая каску и шагая по разрытой земле. — Проверьте арматуру в фундаменте! Если пруты не соответствуют ГОСТу, вся опалубка пойдет насмарку.
Рабочие засуетились: один проверял сварные соединения арматурного каркаса, другой настраивал теодолит для точных измерений. Дима осматривал котлован, где уже заливали монолитный фундамент.
Но в перерывах, когда он стоял у края площадки, глядя на вулканы вдали, воспоминания накрывали его.
"Катя... Как я мог так необдуманно уехать? Оставить тебя одну. Я ждал, что ты поймешь мои амбиции, мою заботу. Я был идиотом, — корил он себя. — Решил за нас двоих, не посоветовавшись. А теперь? Ты, наверное, ненавидишь меня. Черт, я даже не знаю, что с тобой. А когда вернусь — примешь ли?".
Эти мысли мучили его: страх, что он упустил шанс на настоящую семью, глубокая, почти физическая тоска по её голосу, смеху, теплу. Он представлял, как она живёт без него — сильная, независимая, — и это ранило, заставляя сомневаться в собственной нужности.
Вечером, в вагончике, он писал сообщение Игорю: "Как там Катя? Передай, что жалею. Может, вернусь скоро". Но отправить не решался. Строительство шло полным ходом — он не мог это бросить.
Закончу проект, докажу, вернусь. Но что, если будет поздно? В эти моменты одиночество на краю света становилось невыносимым.