Мало кого я видела в такой ярости, как Галину Вишневскую однажды. 2005 год, они с ее Центром оперного пения и Ростроповичем в плавании по Волге. Круиз задуман как дань памяти гастролям уже опальных музыкантов перед отъездом из СССР. Тогда, в 1974-м, их афиши в Ульяновске заклеивали объявлением о выставке кроликов.
Спустя 30 лет Ростроповича и Вишневскую пригласили выступить перед студентами местного университета. Аудитория находилась на третьем этаже, певица уже маялась ногами и остановилась перед лестницей в нерешительности. Подлетели служительницы: «Галина Пална, дорогая-любимая, не волнуйтесь. Мы вас посадим на стульчик, вы нас за плечи обнимете, так вас на этаж и занесем». Надо было видеть, как она на них посмотрела. И, конечно, уехала.
За последнее время фамилия Ростроповича не раз мелькала в соцсетях. И дело не в том, что на эту весну пришлось его 95-летие. Многим не хватает его отклика на происходящее, живого голоса музыканта и гражданина. В этом смысле Вишневская была не только женой, но соратницей. Обоих не смущали высокие слова, они часто рассуждали о долге и чести, родине и судьбе без пафоса и истерики. Недаром режиссер Александр Сокуров говорил, что в Галине Павловне его больше всего привлекает «душевная статность, какой-то внутренний камертон».
Она называла мужа Буратино, он ее — Жабкой: Вишневская собирала лягушек. Казалось, они совсем разные. Ростропович сметал любые барьеры своим природным дружелюбием, требовал, чтобы все вне зависимости от ранга называли его по имени. Однажды после выступления на подшефном заводе, когда уже и выпили, и закусили, какой-то работяга похлопал виолончелиста по плечу: «Хороший ты парень, Слава, бросай свою гитару и валяй к нам на производство!» Он вообще любил людей, любых, за сам факт их существования. «Где Ростропович, там всегда “чмоки”, и так всю жизнь!» — картинно сокрушалась Галина Павловна.
Ей симпатизировать было куда сложнее. Надменная вплоть до презрительности, резкая и нетерпимая, она панибратства не терпела и снисходительно отзывалась на «примадонну». Не случайно ее часто называли императрицей, а в 1994-м Галина Павловна даже сыграла Екатерину II на сцене МХАТа.
Вишневская, может, и правда мало кого любила. Но надо отдать ей должное, никогда не путала человеческие достоинства с профессиональными. Тогда как самой ей отказывали и в том, и в другом. Так, певец Евгений Нестеренко писал: «При всей работоспособности и актерской одаренности она не могла сыграть женскую нежность, ласку, чистоту, доброту, восторг, наивность: всегда и во всем лезли наружу ее основные человеческие качества: злоба и надменность. Она роскошно одевалась, лицо и руки всегда были ухожены, можно казать, что она была красивой женщиной — некоторые виды змей тоже красивы».
«На самом деле она очень женственная и очень ранимая, — спорит с Нестеренко Владислав Пьявко. — А вот ее якобы стервозность — это маска. Она никого близко к себе не подпускает. Я думаю, ее внутренний мир до конца не был открыт даже супругу Мстиславу Ростроповичу».
Тут, кажется, надо написать что-то вроде: карьера у Вишневской и Ростроповича была у каждого своя, а судьба — одна на двоих и длиной в полвека. Но лучше вспомнить анекдот от Сергея Довлатова: «Ростропович собирался на гастроли в Швецию. Хотел, чтобы с ним поехала жена. Начальство возражало. Ростропович начал ходить по инстанциям. На каком-то этапе ему посоветовали: — Напишите докладную. “Ввиду неважного здоровья прошу, чтобы меня сопровождала жена”. Что-то в этом духе. Ростропович взял лист бумаги и написал: “Ввиду безукоризненного здоровья прошу, чтобы меня сопровождала жена”. И для убедительности прибавил — “Галина Вишневская”. Это подействовало даже на советских чиновников».
Говорят, им не было равных в парном конферансе, особенно в хорошей компании. Станислав Говорухин никогда так не смеялся, как когда они разыгрывали на два голоса историю о шкафе. Конечно, старинном, они всегда собирали антиквариат. Ростропович где-то его добыл, привез на дачу. Выяснилось, что шкаф не проходит в дверь. Увеличили проем. Втащили. И тут обнаружилось, что потолки в доме ниже, чем шкаф. Сломали потолок… Выходило, что весь дом перестроили вокруг этого шкафа.
Они любили вспоминать первую встречу. Она произошла в апреле 1955-го в «Метрополе», где советские артисты украшали приемы иностранных делегаций. Ростропович тогда крутанул по столу в сторону Вишневской апельсин. Галина Павловна настаивала на версии с яблоком. Ей нравился жирный намек на выбор Париса.
Восходящая звезда Большого театра виолончелиста не запомнила. Так, какой-то «оркестрант» с чудным именем. Она в свои 28 чувствовала себя состоявшейся, давно была замужем, а мужское восхищение воспринимала как привычный фон. Позже Вишневская скажет, что предыдущая непростая жизнь выработала в ней потребность быть недосягаемой и жесткой.
Галя Иванова, которую все звали «Галька-артистка», с малых лет чувствовала себя уязвленной. Когда девочка родилась, мать Зинаида отвернулась: «Унесите, какая некрасивая!» Она была цыганских кровей, Галина Павловна именно с этим связывала свою экстатичность и взрывной темперамент. Примеров тому достаточно. Как-то на сцене Венской оперы у Вишневской-Тоски загорелся искусственный шиньон. Пытаясь его содрать, она серьезно обожгла руки. Но уверяла: «Если бы мне отрезали голову, только тогда я не смогла бы допеть спектакля».
Продолжение читайте на сайте «Москвич Mag».
