Лена стояла посреди кухни, держась за спинку стула. Пальцы побелели от того, как сильно она сжимала деревянную поверхность. Андрей сидел напротив, опустив голову, и его плечи были напряжены, словно он готовился к удару.
— Я всё продумал, — повторил он тихо. — Это временно. Мы поживём у мамы, я найду дополнительную работу, и через год, максимум полтора, мы купим новую квартиру. Даже лучше этой.
Лена молчала. Она смотрела на него и не узнавала. Этот человек, сидящий перед ней с виноватым лицом, был похож на Андрея только внешне. Тот Андрей, за которого она выходила замуж семь лет назад, никогда бы не решил что-то настолько важное, не посоветовавшись с ней. Тот Андрей смотрел ей в глаза, когда говорил. Тот Андрей...
— Лен, ну скажи хоть что-нибудь, — он поднял голову, и она увидела красные прожилки в его глазах. — Я понимаю, что ты в шоке, но у нас не было выбора. Мама...
— Не надо, — она подняла руку, останавливая его. — Не надо сейчас про твою маму.
Андрей вздрогнул, как от пощёчины.
— Она моя мать.
— Я знаю. И я знаю, что она больна. Я это знаю уже два года, Андрей. Два года я живу в этом кошмаре, когда все наши деньги уходят на врачей, на лекарства, на анализы. Два года я экономлю на всём, ношу старую одежду, отказываю себе даже в простой косметике. Два года я не была в отпуске, не покупала себе ничего, кроме самого необходимого.
Голос её дрожал, но она продолжала:
— Я всё это делала, потому что любила тебя. Потому что твоя мать — это твоя мать, и я понимала. Но квартира, Андрей... Как ты мог продать нашу квартиру?!
Он вскочил, сделал шаг к ней, но она отступила.
— Лена, прости. Я не хотел... Я думал, что ты поймёшь. Нужны были деньги срочно, а времени совсем не было. Я не мог ждать, когда ты вернёшься из командировки. Врачи сказали...
— Стой, — она подняла обе руки, словно защищаясь. — Ты продал квартиру, пока я была в командировке? Специально дождался, когда меня не будет?
Андрей побледнел ещё сильнее.
— Нет, не так... То есть да, но не специально. Просто так получилось. Покупатели нашлись быстро, они торопились, предложили хорошую цену, и я...
— И ты решил всё сам, — закончила она. — Продал квартиру, в которой мы живём. Квартиру, которая была нашим домом. Не твоим. Нашим.
Лена отвернулась к окну. За стеклом моросил мелкий октябрьский дождь, и город казался серым и безрадостным. Как и вся её жизнь последние годы.
Она вспомнила, как они впервые увидели эту квартиру. Это было пять лет назад. Бабушка Андрея умерла, оставив ему двушку на окраине. Квартира была в ужасном состоянии — старые обои, протёртый линолеум, рыжие потёки на потолке в ванной. Но для них это был целый дворец. Свой угол. Наконец-то свой.
До этого они три года снимали комнату в коммуналке у вредной старухи, которая устраивала скандалы, если они приходили после десяти вечера. Лена помнила, как они стояли посреди пустой квартиры, держась за руки, и Андрей сказал:
— Представляешь, Ленка? Это всё наше. Мы сделаем здесь ремонт, купим мебель, и это будет наш дом. Настоящий дом.
Они начали ремонт в ноябре. Денег было мало, делали всё сами. По вечерам после работы и всё выходные они шпаклевали стены, клеили обои, красили батареи. Руки болели так, что невозможно было держать ложку, но они были счастливы. Это было их будущее.
Лена помнила, как Андрей упал с табуретки, когда красил потолок, и они оба валялись на полу, залитом краской, и смеялись до слёз. Помнила, как они ссорились из-за цвета стен на кухне — он хотел синий, она настаивала на жёлтом. В итоге выбрали бежевый, и оба остались довольны.
Ремонт закончили к Новому году. Они встретили его в пустой квартире, сидя на полу на старом одеяле, с бутылкой шампанского и бутербродами. И это был лучший Новый год в её жизни.
Потом начали искать мебель. Они ходили по магазинам каждые выходные, выбирали каждый стул, каждую тарелку. Спорили, смеялись, мечтали. Диван покупали в рассрочку на целый год. Андрей шутил, что к тому времени, как они его выплатят, он уже развалится, но диван оказался крепким и удобным.
Шторы в спальню Лена шила сама. Сидела по вечерам за старенькой швейной машинкой, которую им подарила её мама, и Андрей приносил ей чай, целовал в макушку и говорил, что она самая лучшая жена на свете.
В первый год они обживали квартиру. Всё было новым, свежим, полным надежд. Они говорили о детях. Андрей хотел двоих — мальчика и девочку. Лена мечтала о троих. Они даже выбрали обои для детской — с весёлыми жирафами и слониками. Рулоны так и лежали в кладовке, дожидаясь своего часа.
Но дети не приходили. Год, второй, третий. Они обследовались, ходили по врачам. С ними обоими всё было в порядке, но беременность не наступала. «Психологический фактор», — говорили врачи. — «Расслабьтесь, отдохните, не зацикливайтесь».
Легко сказать — расслабься. Лена помнила, как каждый месяц с замиранием сердца делала тест, и каждый раз видела одну полоску. Как плакала в ванной, чтобы Андрей не слышал. Как он всё равно узнал и обнимал её молча, и она чувствовала, что он тоже плачет.
Потом заболела его мать. Сначала это были просто жалобы на усталость, на боли. Потом диагноз. Страшное слово, которое переворачивало жизнь. Операция, бесконечные поездки в больницы, консультации, анализы.
Деньги утекали, как вода сквозь пальцы. Сначала их накопления. Потом зарплаты стали уходить целиком. Они стали экономить на всём. Перестали ходить в кафе, в кино, в гости. Лена продала свои золотые серьги, подаренные на свадьбу. Андрей взял ещё одну подработку по вечерам.
Дома они почти не разговаривали. Андрей приходил поздно, уставший, молча ужинал и падал спать. Лена лежала рядом и смотрела в потолок. Тот самый потолок, который они когда-то красили вместе, смеясь и валяясь на полу.
Близости между ними больше не было. Ни физической, ни душевной. Они превратились в соседей, в компаньонов по несчастью. Иногда Лена ловила себя на мысли, что скучает по тому Андрею, на котором вышла замуж. По его смеху, по его шуткам, по тому, как он смотрел на неё.
Но тот Андрей исчез. На его месте был измученный, вечно виноватый человек, который жил от одного визита к врачам до другого. Болезнь матери стала центром его вселенной, а Лена — просто тенью на периферии.
Она пыталась понять. Честно пыталась. Это его мать. Она родила его, вырастила, теперь она больна. Конечно, он должен помогать. Конечно, он не может просто отвернуться.
Но почему она, Лена, должна жертвовать всем? Своей жизнью, своими мечтами, своим домом? Где та грань, за которой любовь превращается в самопожертвование, а самопожертвование — в самоуничтожение?
— Лена, — голос Андрея вернул её в реальность. — Скажи что-нибудь. Кричи на меня, бей, но не молчи так.
Она повернулась к нему. Лицо его было несчастным, умоляющим. Ей стало почти жаль его. Почти.
— Что ты хочешь услышать? — спросила она тихо. — Что я понимаю? Что я прощаю? Что мы поедем к твоей маме и будем жить там, пока ты не заработаешь на новую квартиру?
— Да, — он кивнул с надеждой. — Да, Лен. Я знаю, что это тяжело, но мы справимся. Вместе.
— Вместе, — повторила она и горько усмехнулась. — Андрей, мы не «вместе» уже давно. Ты живёшь своей жизнью, своими проблемами. Я просто иду рядом и пытаюсь не упасть. Но у меня больше нет сил.
— О чём ты? — он нахмурился. — Мы семья. Мы муж и жена.
— Формально, — она пожала плечами. — На бумаге. Но где наша семья, Андрей? Где наша жизнь? Когда в последний раз мы просто сидели вместе и разговаривали? Когда в последний раз ты интересовался, как у меня дела, что происходит у меня на работе, о чём я думаю?
Он открыл рот, но ничего не сказал. И правда, когда?
— Я устала, — сказала Лена. — Я так устала от всего этого. От бесконечных проблем, от безденежья, от того, что я чувствую себя невидимкой в собственной жизни. Я устала быть только функцией, только поддержкой. Я тоже человек. У меня тоже есть мечты, желания, планы.
— И что ты предлагаешь? — в его голосе появилась жёсткость. — Бросить мою мать? Дать ей умереть?
— Я не говорю о твоей матери, — Лена покачала головой. — Я говорю о нас. О том, что нас больше нет. Есть ты и твоя мать. И есть я — третья лишняя.
— Это несправедливо.
— Несправедливо? — она рассмеялась, и в этом смехе не было ничего весёлого. — Знаешь, что несправедливо? Продать нашу квартиру мне ничего не сказав. Вот это несправедливо.
Андрей сжал кулаки.
— Ты эгоистка. Моя мать умирает, а ты думаешь только о квартире, о себе!
— Да, — спокойно ответила Лена. — Я думаю о себе. Потому что если я не буду думать о себе, кто будет? Ты? Ты, который продал наш дом, даже не спросив меня?
Она прошла мимо него в спальню. Достала из шкафа старый чемодан, который они купили когда-то для путешествий, в которые так и не съездили. Начала складывать вещи.
— Что ты делаешь? — Андрей стоял в дверях, широко раскрыв глаза.
— Ухожу.
— Куда?
— Не знаю. К подруге. Сниму комнату. Разберусь.
— Лена, не надо. Давай поговорим спокойно. Давай...
— Я к твоей мамаше не поеду! — её голос сорвался на крик, и она сама испугалась его силы. — Делайте что хотите, но уже без меня!
Андрей застыл. Лена продолжала складывать вещи, стараясь не смотреть на него. Руки дрожали, но она заставляла себя двигаться, действовать, не думать.
Если она сейчас остановится, если она позволит себе вспомнить все хорошие моменты, ту любовь, которая была между ними, она не сможет уйти. А она должна. Она понимала это всем своим существом.
Это не предательство. Это спасение. Она тонет, и если не вынырнет сейчас, то захлебнётся окончательно. Он тянет её на дно со всеми своими проблемами, с грузом вины и ответственности, который он взвалил на себя. И она не может спасти его, если тонет сама.
— Ты бросаешь меня, — сказал он тихо. — В самый тяжёлый момент.
Лена остановилась. Повернулась к нему. Посмотрела в глаза.
— Ты бросил меня первым, Андрей. Два года назад. Когда решил, что проблемы твоей матери важнее, чем наш брак. Важнее, чем я. Я просто признаю то, что ты не хотел признавать. Нас больше нет.
— Но я люблю тебя.
— Может быть, — она грустно улыбнулась. — Но недостаточно. Недостаточно, чтобы спросить моё мнение о продаже квартиры. Недостаточно, чтобы думать о нашем будущем, а не только о проблемах настоящего. Недостаточно, чтобы остаться моим мужем, а не только сыном своей матери.
Она застегнула чемодан. Взяла сумку. Прошла мимо Андрея в прихожую. Надела куртку, ботинки. Он стоял в дверях спальни и просто смотрел на неё.
— Я подам на развод, — сказала Лена. — И прошу тебя не усложнять процесс. У меня не осталось сил на борьбу.
— Лена...
— Прощай, Андрей.
Она открыла дверь и вышла на лестничную площадку. Дверь закрылась за ней с тихим щелчком, таким обыденным, что даже странно. Ей казалось, что должен был прозвучать грохот, взрыв, что-то соразмерное тому перевороту, который произошёл в её жизни.
Но была только тишина и этот щелчок.
Лена спустилась по лестнице, вышла на улицу. Дождь усилился. Она остановилась, подняла лицо к небу, позволяя каплям смывать слёзы. Ей было страшно. Страшно и одиноко. Впереди неизвестность, съёмное жильё, развод, необходимость начинать всё заново.
Но одновременно с этим страхом она чувствовала что-то ещё. Облегчение. Словно с её плеч сняли тяжёлый груз, который она несла так долго, что уже забыла, каково это — идти легко, дышать свободно.
Она достала телефон, нашла номер Маши, своей лучшей подруги.
— Привет, — сказала она, когда та ответила. — Можно я приеду к тебе? Мне нужно переночевать. Может, и подольше. Я всё расскажу, когда приеду.
— Конечно, приезжай, — голос Маши был полон беспокойства. — Что случилось?
— Потом, — Лена посмотрела на окна их квартиры. Уже не их. Продана. Чужая. — Я скоро буду.
Она пошла к остановке. Дождь барабанил по зонтикам прохожих, шуршали шины машин по мокрому асфальту. Где-то кричала чайка — странно, потому что море было далеко. Или это ей просто показалось?
Лена села в маршрутку, прижала чемодан к коленям. Водитель что-то бурчал себе под нос. Старушка у окна рассказывала соседке про внуков. Мир продолжал вращаться, жить своей обычной жизнью. А у неё в этом мире не осталось дома.
Но странное дело — чем дальше она ехала от той квартиры, тем легче становилось дышать. Словно воздух становился чище, просторнее. И она подумала, что дом — это не стены, не обои, которые они вместе клеили, не диван, за который выплачивали целый год.
Дом — это место, где тебя ждут, где ты нужна, где тебя любят не за то, что ты терпишь и жертвуешь, а просто за то, что ты есть. И если такого места нет, значит, его нужно создать. Может быть, одной. Может быть, с нуля.
Но это будет её дом. И никто не продаст его без её ведома.
Маршрутка остановилась. Лена вышла, узнала знакомую улицу. Дом Маши был в трёх кварталах. Она пошла медленно, не спеша. Чемодан был тяжёлым, но она даже не думала поймать такси. Ей нужно было идти, чувствовать землю под ногами, понимать, что каждый шаг уводит её всё дальше от прошлого.
Когда Маша открыла дверь, Лена наконец расплакалась. Впервые за эти часы. Настоящими, горькими слезами. Маша обняла её, не спрашивая ничего, просто крепко держала, пока Лена не успокоилась.
— Ну вот, — сказала она, отстраняясь и вытирая лицо. — Извини. Я постараюсь не быть обузой. Найду квартиру быстро.
— Оставайся, сколько нужно, — Маша затащила чемодан внутрь. — Чайник скоро закипит. Рассказывай.
И Лена рассказала. Всё. Про квартиру, про годы экономии, про то, как они с Андреем стали чужими людьми. Про то, как он продал их дом. Про то, как она поняла, что больше не может. Что должна уйти, пока не поздно.
Маша слушала молча, изредка кивая. Когда Лена закончила, она долго не говорила ничего. Потом сказала:
— Знаешь, что я думаю? Ты молодец. Реально молодец. Многие бы остались, терпели дальше, жертвовали собой, пока от них ничего не осталось бы. А ты нашла в себе силы уйти. Это не эгоизм. Это самосохранение.
— Мне так не кажется, — Лена обхватила руками чашку с чаем. — Мне кажется, что я предательница.
— Ты не предательница. Ты просто честная. Ты назвала вещи своими именами и приняла решение. Тяжёлое решение, но правильное.
— Я не знаю, правильное ли.
— Узнаешь. Со временем. А пока живи, дыши, отдыхай. Ты давно не отдыхала?
Лена задумалась и поняла, что не помнит. Последние два года были одним сплошным напряжением, усталостью, тревогой. Она не отдыхала. Она выживала.
— Вот видишь, — Маша налила ещё чаю. — Начинай жить. Для себя. Не для кого-то, а для себя. Ты имеешь на это право.
Той ночью Лена долго не могла уснуть. Лежала на диване в комнате Маши и смотрела в темноту. Думала об Андрее. Интересно, что он сейчас делает? Сидит в пустой квартире и тоже не спит? Или уже упаковал вещи, готовится к переезду к матери?
Ей было жаль его. И себя. Но больше не было сил жалеть. Только пустота и какое-то странное спокойствие. Решение принято. Назад пути нет. Теперь только вперёд, в неизвестность, в новую жизнь.
Лена закрыла глаза и, к своему удивлению, быстро заснула. Ей снилось что-то светлое, воздушное. А когда она проснулась утром, первой мыслью было не отчаяние, не тревога.
Первой мыслью было: я свободна.
И от этого стало легко. Впервые за долгое время — легко.