В детской комнате мальчик, накинув на плечи плащ, с важным видом размахивает игрушечным мечом, воображая себя благородным рыцарем. В монастырской келье юный послушник с тщательностью, достойной учёного, копирует каждое движение старца, веря, что именно в этом жесте рук кроется ключ к святости. В фитнес-зале девушка, глядя на фотографию известной блогерши, с фанатичной точностью повторяет её упражнения, надеясь обрести не только идеальное тело, но и крупицу той уверенности, что излучает её кумир. Эти, казалось бы, столь разные сцены объединяет один глубинный психологический механизм — подражание. Стремление примерить на себя образ другого, словно маску, за которой скрывается тайная надежда: а что, если, повторяя чужие действия, я смогу стать другим — сильнее, мудрее, значимее?
Современная психология, отбросив морализаторский тон, с интересом взирает на этот феномен, видя в нём не просто детскую или наивную черту, но фундаментальное свойство человеческой психики. Ещё Зигмунд Фрейд, говоря о процессе формирования личности, указывал на идентификацию как на ключевой механизм усвоения родительских моделей поведения. Ребёнок, подражая отцу или матери, не просто учится — он буквально вбирает в себя их черты, создавая основу собственного «Я». В этом смысле каждый из нас — это сложная мозаика, составленная из бессознательно усвоенных жестов, интонаций, реакций тех, кого мы когда-то считали значимыми.
Но что движет взрослым человеком, сознательно выбирающим себе образец для подражания — будь то святой аскет, бизнес-гуру или киногерой? Психология видит здесь сплетение нескольких потребностей. Во-первых, это потребность в ориентации. Жизнь, особенно в эпоху неопределённости, представляет собой лабиринт без очевидного выхода. Готовый поведенческий паттерн, предлагаемый героем, становится картой, которая избавляет от мучительного выбора и дарит иллюзию верного пути. Подражая святому, человек обретает ясный духовный компас; копируя успешного предпринимателя — пошаговый план к материальному благополучию.
Во-вторых, это глубинный экзистенциальный голод. Столкнувшись с вопросом «Кто я?», человек нередко ощущает головокружение от собственной пустоты. Чужая, ярко очерченная личность становится спасительным ответом. Надевая маску героя, индивид как бы говорит себе: «Я — тот, чьи поступки я повторяю». Его собственная, ещё не проявленная сущность на время отступает, уступая место более сильному, готовому образу. Это своеобразный психологический костыль, помогающий идти, когда собственные ноги ещё слабы.
Однако у этой медали есть и теневая сторона. Подражание, особенно слепое и тотальное, таит в себе ловушку утраты аутентичности. Психика, подобно растению, тянется к свету, но если его источник находится слишком далеко или не соответствует её природе, стебель может истончиться и сломаться. Молодой человек, пытающийся с абсолютной точностью воспроизвести аскезу Сергия Радонежского в условиях мегаполиса, рискует заработать не просветление, а тяжёлый невроз. Девушка, доводящая себя до истощения в погоне за телом фитнес-тренера, игнорирует уникальные потребности собственного организма. Здесь подражание превращается из помощника в тирана, вытесняя и подавляя голос собственного «Я».
Так где же проходит граница между здоровой идентификацией и губительной потерей себя? Ответ, как это часто бывает в психологии, лежит не в плоскости «что», а в плоскости «как» и «зачем». Подражание плодотворно тогда, когда оно является не конечной целью, а инструментом самоисследования. Ученик в искусстве не копирует мазки учителя, чтобы создать его точную копию, а чтобы через них постичь законы композиции и цвета и в итоге найти свой стиль. Подражание — это леса, которые возводят вокруг строящегося здания личности; они необходимы на время работы, но беда, если они останутся навсегда, скрыв за собой уникальную архитектуру души.
Здоровое подражание вопрошает: «Чему я могу научиться у этого человека? Какое качество, мне близкое, я могу развить в себе, глядя на него?». Нездоровое же диктует: «Я должен стать им. Мои мысли, мои чувства, моё тело не имеют значения». В первом случае герой становится проводником к самому себе, во втором — надзирателем, заточающим в темницу чуждой идентичности.
Таким образом, древний как мир феномен подражания раскрывается перед нами сложным психологическим актом, в котором переплетаются жажда ориентира и страх перед собственной свободой, потребность в росте и риск самоотречения. Психология не призывает отказаться от кумиров и героев — она лишь предлагает относиться к ним как к спутникам в долгом путешествии к себе, а не как к финальному пункту назначения. Истинная цель — не стать тенью другого, даже самого светлого, а, вобрав его лучший свет, научиться сиять самостоятельно.
Автор: Лужков Виктор Александрович
Психолог
Получить консультацию автора на сайте психологов b17.ru