— Кирилл, твоя мама опять сказала странную вещь, — произнесла Алина тем же вечером, когда они остались одни. Она сидела на краю кровати, расплетая косу, и смотрела на мужа через зеркало трюмо.
Кирилл вздохнул, не отрываясь от экрана ноутбука. Этот вздох она знала наизусть: усталый, немного раздраженный, предвещающий короткий и бесполезный разговор.
— Алин, ну что на этот раз? Картошка у тебя не такая рассыпчатая?
— Нет. Она посмотрела на меня, когда я наливала тебе чай, и сказала: «На чужом несчастье своего счастья не построишь. Хотя некоторым удается на время».
Кирилл захлопнул ноутбук с чуть большей силой, чем требовалось.
— И ты, конечно, приняла это на свой счет? Мама любит говорить афоризмами. Она могла иметь в виду героиню сериала, который смотрела днем.
— Она смотрела на меня, Кирилл. Прямо в глаза. И улыбалась так… будто знает что-то, чего не знаю я. Что это за «чужое несчастье»?
Он встал, подошел к ней сзади, положил руки на плечи. Его пальцы были напряжены.
— Перестань, пожалуйста. Ты же знаешь мою маму. У нее сложный характер. Она не имела в виду ничего плохого. Просто… ляпнула, не подумав.
— Тамара Игоревна никогда ничего не ляпает, не подумав, — тихо ответила Алина, глядя на их отражение. В зеркале они выглядели как идеальная пара: высокий, светловолосый Кирилл, склонившийся к хрупкой, темноволосой Алине. Но она видела трещину в этой идеальности, тонкую, как паутинка, но расползающуюся с каждым днем. — В прошлый раз она сказала, что я должна быть тебе благодарна за то, что ты «взял меня в семью, несмотря ни на что». Несмотря на что, Кирилл?
Он отнял руки, прошелся по комнате.
— Несмотря на то, что ты сирота. Ну, ты же знаешь, как старшее поколение к этому относится. Для них это… ну, вроде как недостаток. Неполноценность. Она старомодна.
— Она так не считает. Она умная женщина. За этими словами стоит что-то другое. И мне страшно оттого, что я не понимаю, что именно. А ты, кажется, понимаешь, но молчишь.
Он резко остановился и посмотрел на нее жестким, почти чужим взглядом.
— Алина, прекрати. Я устал. Устал от твоих домыслов, от вечных попыток найти скрытый смысл в каждом ее слове. У меня был тяжелый день на работе, я хочу просто отдохнуть. Можем мы хотя бы вечер провести без анализа характера моей матери?
Он отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен. Алина осталась сидеть в тишине, чувствуя, как холод расползается по венам. Дело было не в свекрови. Дело было в нем, в Кирилле. В том, как он закрывался, как только речь заходила о его матери и ее странных намеках. Он не защищал ее, как любящий сын, он ее… боялся. И этот страх был настолько сильным, что заставлял его лгать собственной жене.
Тамара Игоревна была женщиной из тех, кого называют «стальной». Высокая, всегда с прямой спиной, с гладко зачесанными седыми волосами, собранными в тугой узел на затылке. Она носила строгие костюмы темных тонов и дорогие, но неброские украшения. Ее лицо, покрытое сеткой мелких морщин, редко выражало живые эмоции, но ее глаза — светлые, холодные, почти бесцветные — казалось, видели человека насквозь. Она никогда не повышала голоса, не устраивала скандалов, не лезла с советами по хозяйству. Ее оружием было слово — точное, выверенное, бьющее в самое уязвимое место.
Алина познакомилась с ней пять лет назад, когда Кирилл впервые привел ее в их огромную, похожую на музей квартиру в сталинском доме. Тамара Игоревна окинула ее оценивающим взглядом с ног до головы и сухо произнесла: «Надеюсь, вы осознаете, какая честь — быть рядом с моим сыном». Тогда Алина, влюбленная и счастливая, приняла это за обычную материнскую ревность. Она и представить не могла, в какой ледяной ад превратится ее жизнь.
Поначалу намеки были редкими и туманными. Но со временем они становились все более частыми и ядовитыми. Свекровь вела свою игру, и Алина была в ней лишь пешкой, не знающей правил. Она пыталась не обращать внимания, списывать все на возраст и одиночество (отец Кирилла умер давно), но чувство тревоги росло. Особенно потому, что Кирилл упорно делал вид, что ничего не происходит.
Через неделю после того разговора Тамара Игоревна пришла к ним в гости. Она редко это делала, предпочитая, чтобы сын и невестка сами навещали ее. Ее визит всегда был событием, нарушающим привычный уклад жизни. Она села в гостиной, в любимое кресло Кирилла, и положила на колени ридикюль из темной кожи.
— Я тут разбирала старые фотографии, — начала она ровным голосом, обращаясь вроде бы к обоим, но глядя только на Алину. — Нашла снимок своей младшей сестры, Верочки. Какая же она была красавица! И какая несчастная.
Кирилл, стоявший у окна, заметно напрягся. Алина никогда не слышала, чтобы у его матери была сестра.
— А что с ней случилось? — вежливо спросила она, подвигая к свекрови чашку с чаем.
— Что случается с девушками, которые путают страсть с любовью и доверяются не тем мужчинам? — Тамара Игоревна сделала маленький глоток. — Она сломала себе жизнь. И не только себе. Такие ошибки, как круги на воде, расходятся далеко и затрагивают многих. Иногда даже тех, кто еще не родился.
Ее взгляд впился в Алину. Это было уже не просто намек, это было прямое обвинение.
— Мама, зачем ты это рассказываешь? — голос Кирилла прозвучал резко. — Алине это неинтересно.
— Почему же? — обманчиво мягко улыбнулась Тамара Игоревна. — Мне кажется, жизненные истории всегда поучительны. Особенно истории о том, как важно знать свои корни. Не так ли, Алиночка? Человек без корней — как перекати-поле. Куда ветер подует, туда и катится.
Алина почувствовала, что задыхается. «Человек без корней». Это был удар под дых. Она была приемным ребенком. Ее удочерили в младенчестве, и она никогда не делала из этого тайны. Ее приемные родители, простые и добрые люди, давно умерли, но она хранила о них самую светлую память. Кирилл и его мать знали об этом с самого начала. Раньше это не было проблемой. Но теперь Тамара Игоревна превратила это в оружие.
Когда свекровь ушла, Алина не стала ничего говорить Кириллу. Она видела его бледное лицо, его бегающие глаза. Он был напуган. Она поняла, что от него правды не добиться. Если она хочет понять, что происходит, ей нужно действовать самой.
Ночью, когда Кирилл уснул, она тихо встала, взяла свой ноутбук и ушла на кухню. «Знать свои корни». Что ж, возможно, Тамара Игоревна права. Возможно, пришло время их узнать. Алина никогда не пыталась найти своих биологических родителей. Ее приемная семья дала ей столько любви, что ей не хотелось бередить прошлое. Она знала только то, что от нее отказались в роддоме. Этого было достаточно. До сегодняшнего дня.
Она открыла поисковик и ввела запрос: «Как найти биологических родителей». Статьи, форумы, юридические консультации… Все это было сложно, почти невозможно. Тайна усыновления охранялась законом. Но где-то в глубине души Алина чувствовала, что дело не в ее биологической матери. Дело в свекрови. И в ее покойной сестре Верочке.
Она начала искать информацию о семье Кирилла. Его отец, Андрей Борисович, был известным в городе архитектором. Мать, Тамара Игоревна, в девичестве Новикова, работала в каком-то НИИ. Ничего особенного. Но потом Алина наткнулась на старый некролог в архиве местной газеты. «С прискорбием сообщаем о безвременной кончине Новиковой Веры Игоревны…» Дата смерти — почти тридцать лет назад. Возраст — двадцать один год. Причина смерти не указана. Новикова Вера Игоревна. Сестра Тамары Игоревны.
Сердце Алины забилось чаще. Она ввела в поиск это имя. Информации было мало. Пара упоминаний в связи с какими-то городскими конкурсами самодеятельности в юности. И все. Будто человека стерли из истории.
Алина закрыла ноутбук. Холодный утренний свет пробивался сквозь жалюзи. Она не спала всю ночь, но усталости не чувствовала. В ней проснулся азарт исследователя, идущего по следу. Она поняла, что тайна ее происхождения и тайна семьи ее мужа как-то связаны. И эта связь была ключом ко всему.
Следующие несколько недель Алина жила двойной жизнью. Днем она была обычной женой, готовила ужины, встречала мужа с работы, разговаривала с ним о пустяках. А по ночам, когда он спал, она превращалась в сыщика. Она подняла все свои старые документы. В свидетельстве о рождении в графе «мать» стоял прочерк. В документах об усыновлении было лишь название роддома и дата отказа. Тупик.
Она решила пойти другим путем. Через сестру свекрови. Если Вера Новикова умерла так рано и при таких туманных обстоятельствах, должны были остаться люди, которые ее помнили. Одноклассники, друзья, соседи.
Алина начала с малого. Она нашла в социальных сетях нескольких человек, которые учились в той же школе, что и Тамара с Верой, но на несколько лет младше. Она написала им под вымышленным предлогом — якобы пишет статью об истории города и собирает воспоминания о жителях. Большинство не ответило. Но одна женщина, пожилая, судя по фотографии, откликнулась.
«Новиковых помню, — написала она. — Они жили в нашем дворе. Семья интеллигентная, отец у них был какой-то начальник. Тамара всегда была гордая, высокомерная. А Верочка — другая. Тихая, мечтательная, очень красивая. Рисовала хорошо. Жалко ее, сгинула девка ни за что».
«Сгинула?» — напечатала Алина, стараясь, чтобы пальцы не дрожали. — «А что случилось?»
Ответ пришел через полчаса. «Да кто ж теперь правду скажет. Говорили, связалась с каким-то приезжим, забеременела. Скандал был на весь дом. Отец их тогда чуть с ума не сошел. Тамара ее потом куда-то увезла. А через несколько месяцев вернулась одна. Сказала, что Вера умерла при родах. А ребенка, мол, тоже не спасли. Но злые языки болтали разное. Что ребенка отдали, а Веру в психушку упекли, где она и померла. Сестрица ее, Тамарка, все и устроила. Она всегда сестру не любила, завидовала ее красоте и таланту. Такая вот история. Вы только не ссылайтесь на меня, не хочу я в старости лет неприятностей».
Алина сидела перед экраном, и мир плыл у нее перед глазами. Забеременела. Увезли. Ребенка отдали. Она посмотрела на свою дату рождения. Все сходилось. Ее день рождения был через восемь месяцев после предполагаемого «отъезда» Веры.
Неужели это возможно? Неужели ее биологическая мать — покойная тетя ее мужа? Это было слишком чудовищно, чтобы быть правдой. Но это объясняло все. Ненависть Тамары Игоревны. Ее страшные намеки на «чужое несчастье» и «корни». Страх Кирилла.
Но если это так, то знал ли Кирилл? И если знал, то когда узнал? И как он мог… как он мог жениться на ней?
Нужно было найти доказательства. Слова незнакомой женщины из интернета — это не доказательство. Алина решила пойти на рискованный шаг. Она знала, что у свекрови в ее огромной квартире есть кабинет, куда она никого не пускала. Там она хранила документы, бумаги, всю свою жизнь. Если и был где-то ответ, то он был там.
Подходящий случай представился через неделю. У Тамары Игоревны был юбилей, и она устраивала торжественный ужин в ресторане. Кирилл, конечно, должен был сопровождать мать. Он уговаривал Алину пойти с ними, но она отказалась, сославшись на сильную мигрень.
— Мама обидится, — сказал он с ноткой отчаяния в голосе.
— Твоя мама обидится в любом случае, — холодно ответила Алина. — Иди один. Тебе нужно быть с ней сегодня.
Как только за ними закрылась дверь, Алина вызвала такси. У нее был свой ключ от квартиры свекрови — на случай экстренных ситуаций. Руки у нее дрожали, когда она вставляла ключ в замок. Она чувствовала себя воровкой, но пути назад не было.
Квартира встретила ее гулкой тишиной и запахом нафталина. Кабинет был заперт. Но Алина была готова. За несколько дней до этого она незаметно взяла со связки Кирилла маленький ключ от почтового ящика и сделала в мастерской дубликат. Она не знала, от какой он двери, но почему-то была уверена, что именно от этой. Сердце колотилось в горле, когда она пробовала ключ. Он не подошел. Второй. Третий. Неужели она ошиблась? Она попробовала последний, самый маленький ключик. Замок щелкнул.
Кабинет был похож на свою хозяйку. Строгий письменный стол из темного дерева, книжные шкафы до потолка, кожаное кресло. Ни одной лишней детали. Алина бросилась к столу. Ящики были заперты. Она начала лихорадочно осматривать шкафы. Книги, папки с какими-то научными статьями… И вдруг на одной из полок, за томами энциклопедии, она увидела старую картонную коробку, перевязанную бечевкой.
Дрожащими пальцами она развязала узел. Сверху лежали пожелтевшие детские рисунки. Наивные, трогательные. На одном из них была подпись: «Мамочке от Верочки». Под рисунками лежали письма в тонких конвертах. Алина достала одно. Почерк был бисерный, наклонный. «Дорогая моя, любимая Тамарочка! — писала Вера. — Ты не представляешь, как мне здесь плохо и одиноко. Врач говорит, что все идет хорошо, но мне так страшно. Пожалуйста, приезжай. Мне так нужно с тобой поговорить. Я знаю, что ослушалась тебя и папу, но я люблю его, Тамара! И я верю, что он вернется за мной и нашей дочкой».
Дочкой. У Алины перехватило дыхание. Она стала читать другие письма. Все они были полны отчаяния, страха и надежды. Вера писала сестре из какой-то дальней деревни, где, видимо, пряталась. Она умоляла ее о помощи, просила привезти вещи, книги. И в каждом письме — ни слова упрека, только слепая сестринская любовь и вера.
А на самом дне коробки Алина нашла то, что искала. Это был не один документ, а несколько. Свидетельство о рождении на имя девочки, родившейся в сельском роддоме. В графе «мать» — Новикова Вера Игоревна. В графе «отец» — прочерк. Имя девочке не было дано. Просто «девочка». Дата рождения совпадала с датой рождения Алины. Рядом лежал нотариально заверенный отказ Веры от ребенка. Подпись была слабая, неровная, будто ее заставили расписаться. И последний документ — справка о смерти Новиковой Веры Игоревны. Причина — «послеродовые осложнения, сепсис».
Алина сидела на полу среди этих бумаг, и слезы текли по ее щекам. Но это были не слезы жалости к себе. Это были слезы по юной, несчастной девушке Вере, которую предала и уничтожила собственная сестра. Тамара не просто заставила ее отказаться от ребенка. Она украла ее дочь, а саму Веру оставила умирать в глухой деревне.
И тут Алина увидела еще один конверт. Он лежал отдельно, на самом дне. На нем было написано: «Кириллу. Вскрыть после моей смерти. Т.Н.» Но конверт был вскрыт. Неаккуратно, торопливо. Алина достала сложенный вчетверо лист. Это было письмо Тамары к сыну.
«Кирилл, — читала Алина холодные, ровные строки. — Если ты читаешь это, значит, меня больше нет. Но есть вещи, которые ты должен знать, чтобы и дальше нести честь нашей семьи. Девушка, которую ты привел в наш дом, Алина, — дочь моей покойной сестры Веры. Той самой, что опозорила нас всех. Я узнала об этом случайно, когда навела о ней справки перед вашей свадьбой. Моим первым желанием было все рассказать и вышвырнуть ее вон. Но потом я подумала. Судьба дала мне в руки удивительный инструмент. Ты женишься на ней. Ты дашь ей нашу фамилию, наш дом. Она будет жить в семье, которая ее породила и отвергла, но никогда не узнает об этом. Это будет моим искуплением перед Верой и твоим вечным крестом. Ты будешь хранить эту тайну, как я хранила ее всю жизнь. Ты будешь смотреть на нее каждый день и помнить, чья кровь течет в ее жилах. Кровь предательства и позора. Это будет платой за твое минутное увлечение девчонкой с улицы. Ты обязан мне, сын. Ты обязан нашей семье. Не смей ослушаться меня. Даже после моей смерти».
Письмо выпало из ее рук. Нога Тамары была датирована за неделю до их с Кириллом свадьбы. Значит, он знал. Он все знал с самого начала. Он женился на ней, зная, что она его двоюродная сестра. Он жил с ней, спал с ней, говорил, что любит ее, зная эту чудовищную правду. Он был не просто жертвой своей матери. Он был ее соучастником.
Алина не помнила, как собрала бумаги, как заперла кабинет и вышла из квартиры. Она ехала в такси, глядя на огни ночного города, и не чувствовала ничего. Ни боли, ни гнева. Только оглушающую пустоту. Ее мир, который она считала своим, оказался декорацией в страшном спектакле, поставленном ее свекровью. А ее муж был главным актером.
Она вернулась домой за несколько минут до них. Когда Кирилл и Тамара Игоревна вошли в прихожую, она ждала их в гостиной. Она сидела в том самом кресле, где любила сидеть свекровь, и положила на столик перед собой старый картонный ящик.
Тамара Игоревна замерла на пороге. Ее лицо впервые за все время их знакомства утратило свою непроницаемую маску. На нем отразился страх. Чистый, животный страх.
— Что это? — прошептала она.
Кирилл посмотрел на коробку, потом на бледное, как полотно, лицо Алины, и все понял. Он пошатнулся и схватился за стену.
— Откуда?.. — выдохнул он.
— Я знаю все, — тихо сказала Алина. Ее голос был спокоен, и от этого спокойствия становилось еще страшнее. — Я знаю про Веру. Про то, как вы ее убили. Про то, как вы украли ее ребенка. Меня.
Тамара Игоревна сделала шаг вперед. Ее лицо снова стало каменным.
— Ты полезла, куда не следовало, — прошипела она. — Я дала тебе все: семью, дом, статус. Ты должна была быть благодарна и сидеть тихо.
— Благодарна? — Алина горько усмехнулась. — За то, что вы сломали жизнь моей матери, а потом и мне? За то, что превратили моего мужа в своего подельника и труса?
Она перевела взгляд на Кирилла. Он стоял, опустив голову, не в силах посмотреть ей в глаза.
— Ты все знал, — это был не вопрос, а утверждение. — Ты женился на мне, зная, что я твоя сестра. Как ты мог?
— Алина, я… я не мог иначе, — пролепетал он. — Мама… она бы все разрушила. Она бы рассказала всем. Это был бы позор…
— Позор? — переспросила Алина ледяным тоном. — Позор — это то, что вы сотворили. А жить во лжи, спать с собственной сестрой, потому что боишься мамочку — это не позор? Это подлость, Кирилл. И трусость.
— Не смей так говорить с моим сыном! — взвизгнула Тамара Игоревна, теряя свое хладнокровие. — Он делал то, что должен был! Он защищал честь семьи!
— У вашей семьи нет чести, — отрезала Алина. Она встала. — Ее давно растоптали вы сами. Сначала вы, Тамара Игоревна, а потом и ты, Кирилл.
Она посмотрела на них в последний раз. На эту статную, страшную в своем безумии женщину и на своего мужа, который оказался слабым, сломленным человеком, марионеткой в руках матери. Она не чувствовала к ним ненависти. Только брезгливость и пустоту.
— Я ухожу, — сказала она так же тихо и спокойно. — Не ищите меня. Для меня вы оба умерли. Вместе с моей матерью Верой.
Она не стала собирать вещи. Она просто взяла свою сумку, в которой лежали ее документы и телефон, и пошла к выходу. Она не обернулась. Она слышала за спиной отчаянный крик Кирилла: «Алина, постой!», но он прозвучал как будто из другого мира.
Выйдя на улицу, она вдохнула холодный ночной воздух. У нее не было ничего. Ни дома, ни семьи, ни прошлого, ни будущего. Только страшная правда, которая сожгла все дотла. Но вместе с этой болью она впервые за долгое время почувствовала, что может дышать. Спектакль окончен. Занавес упал. И она, наконец, была свободна. Свободна от их лжи, от их тайн, от их удушающей «любви». Эта свобода была горькой и одинокой, но она была настоящей. И это было единственное, что у нее осталось.
***
А в другом городе разворачивалась своя драма...
— Я двадцать пять лет ждала тебя из рейсов, Витя. А ты всё это время к ней ездил?
— Оля, я могу объяснить...
— Объясни лучше, почему в телефоне у тебя "Алина. Диспетчер"? И почему Кирилл встретил в больнице девочку, которая назвала тебя папой?
Виктор похолодел. Две его жизни столкнулись лоб в лоб, как фуры на встречной...
ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ ТОЛЬКО В МОЕМ ТЕЛЕГРАММЕ