Поезд только тронулся, люди ещё раскладывали вещи и устраивались по полкам. Я села к окну, достала книгу и подумала, что впереди меня ждёт тихая дорога. Но моё спокойствие нарушилось ещё до того, как проводница проверила билеты.
На соседней полке устроилась пожилая женщина лет шестидесяти. С виду обычная: яркий платок, очки на цепочке, большая авоська с продуктами. Но едва она села, как её взгляд уткнулся не в книгу, не в билет, а прямо в моё лицо. Вернее, в серьгу в носу.
Сначала она молчала, только неодобрительно цокала языком. Но вскоре не выдержала и громко заявила:
— Девушка, а это что у вас за безобразие?
Я подняла глаза, не понимая, о чём речь. Она ткнула пальцем в мой нос:
— Вот эта ваша… железка. Снимите немедленно!
Пассажиры вокруг зашевелились: кто-то притих, кто-то хмыкнул, кто-то отвернулся, предчувствуя скандал.
Я спокойно ответила:
— Простите, но это моя серьга. Я не собираюсь её снимать.
И в этот момент я поняла: впереди меня ждёт не просто поездка, а настоящая битва поколений.
Общественный суд в плацкарте
Женщина явно решила, что её слово — закон. Она придвинулась ближе, поправила очки и громко, так чтобы слышали все вокруг, заявила:
— Я требую, чтобы вы сняли эту гадость с лица! В моём возрасте ещё можно потерпеть, но детям такое видеть вредно. Это позор!
Я моргнула, не веря своим ушам. В плацкарте было всего несколько пассажиров, но её голос с лёгкостью пробивался и в коридор. Люди начали оборачиваться, заглядывать в отсек, шептаться.
— Извините, но это просто украшение, — спокойно повторила я. — Моё личное дело.
Но женщина не унималась. Она обратилась к сидящему напротив мужчине в пиджаке:
— Скажите, вам приятно на это смотреть? Девка с кольцом в носу — как свинья, честное слово!
Мужчина смутился, отвёл глаза, буркнул что-то неопределённое. Но ей этого хватило, чтобы почувствовать поддержку.
— Вот видите! — торжествующе воскликнула она. — Всем противно, а она упирается!
Я почувствовала, как кровь приливает к лицу. Не от стыда — от злости. Почему чужая женщина считает, что может диктовать мне, как выглядеть? Но пожилая пассажирка уже набирала обороты: она начала звать проводницу, громко причитая о «разврате в поезде» и «наглости молодёжи».
И поезд, казалось, превращался не в средство передвижения, а в сцену, где разыгрывался фарс: одна женщина против серьги в носу.
Когда мелочь превращается в закон
Через пару минут к нам подошла проводница — её, конечно, привлёк бабушкин громкий голос.
— Что случилось? — устало спросила она.
Пожилая женщина тут же вскочила, ткнула в меня пальцем, будто я преступница:
— Вот! Смотрите! Девица с железкой в носу! Пусть снимет! Это оскорбление и опасность для общества!
Проводница моргнула, перевела взгляд на меня и на серьгу, потом снова на бабушку.
— И в чём, по-вашему, опасность?
— Да в том! — возмущённо закричала женщина. — Ребёнок какой увидит — сам начнёт изуродовываться! Это разврат! В поезде такого быть не должно!
Я спокойно ответила:
— Это украшение. Я никому не мешаю.
Но бабушка уже развернулась к остальным пассажирам, которые смотрели с любопытством:
— Вот вы скажите! Вы хотите, чтобы ваши дети на такое смотрели? Вот это — норма?
Кто-то пожал плечами, кто-то усмехнулся, но она услышала только то, что хотела: лёгкий смешок трактовала как поддержку.
— Видите! Все против! — выкрикнула она. — Вы, как проводница, обязаны её заставить снять это безобразие!
Проводница вздохнула, сложила руки на груди. Ей явно не хотелось вмешиваться в глупый спор, но пожилая женщина напирала всё сильнее.
А я сидела, стиснув зубы. Абсурд ситуации достигал пика: моя серьга в носу вдруг стала предметом «общественного обсуждения» на уровне правил РЖД.
Рука, протянутая к чужому лицу
Проводница уже собиралась уйти, но пожилая женщина не унималась. Её лицо налилось краской, губы дрожали от негодования.
— Раз вы ничего не делаете, я сама! — выкрикнула она и неожиданно шагнула ко мне.
Прежде чем я успела отреагировать, её сухая рука рванулась к моему лицу, пытаясь ухватить серьгу. Это было так внезапно, что пассажиры ахнули.
— Эй! — крикнула я, оттолкнув её ладонь. — Не смейте меня трогать!
Женщина зашипела:
— Я тебя спасаю! Ты даже не понимаешь, что уродуешь себя!
В купе открытого поднялся шум. Мужчина в пиджаке вскочил, схватил бабушку за плечо:
— Вы что творите?! Нельзя так! Это же личное!
Девушка с верхней полки резко спустилась вниз и встала между мной и женщиной:
— Хотите нравоучения читать — читайте, но трогать чужого человека руками?! Это уже перебор!
Проводница вернулась и теперь уже повысила голос:
— Так, всё! — Она буквально втащила женщину назад, заставив её сесть. — Ещё одно движение в сторону пассажирки — высажу на первой же станции, без разговоров!
Бабушка дёргалась, возмущённо причитала:
— Да что же это такое! Молодёжь наглая, а я стараюсь как лучше!
Но было видно: её натиск сломался. Люди в поезде смотрели на неё уже не с поддержкой, а с осуждением.
И я впервые за всю поездку почувствовала — правда на моей стороне, а её попытка «воспитать» обернулась полным позором.
Обратный суд
После того как проводница усадила пожилую женщину обратно на полку, в плацкарте повисло гнетущее молчание. Но недолго.
Первым заговорил мужчина в пиджаке, тот самый, что раньше избегал прямого ответа:
— Знаете, вы перегнули. Мы все терпели ваши крики, но тянуть руки к чужому лицу? Это уже край.
Женщина вскинулась, открыла рот, чтобы возразить, но сверху раздался голос соседки:
— Да какая вам разница, серьга это или серёжки в ушах? Лично я вижу красивую девушку, ухоженную, и украшение ей идёт. А вот ваше поведение выглядит безобразно.
Купе ожило. Несколько пассажиров загудели, кто-то усмехнулся. Атмосфера перевернулась: если минуту назад женщина чувствовала себя судьёй, теперь сама оказалась подсудимой.
Проводница подвела итог:
— Давайте договоримся: мы едем в одном вагоне, все разные. Никто никого не трогает руками, и точка.
Женщина прижала к груди авоську, опустила глаза и пробурчала:
— Да ладно вам… просто нервы…
Но оправдания уже не работали. Все понимали: скандал устроила именно она, и в этой истории никакой «правоты» за ней не осталось.
Я откинулась к окну и впервые за несколько часов вздохнула спокойно.
Утро без морали
К рассвету вагон ожил: кто-то заваривал чай в стаканчиках с подстаканниками, кто-то уже собирал сумки. Атмосфера была спокойная, даже уютная — словно ночной скандал остался позади.
Я сидела у окна и наблюдала за пожилой женщиной. Вчерашний её пыл будто испарился. Она больше не пыталась разговаривать со мной и даже старалась не смотреть в мою сторону. Сидела тихо, перебирала в авоське яблоки, словно занята исключительно своими делами.
Когда поезд остановился на станции, она поднялась одна из первых. Не сказав ни слова, вышла в коридор и, прижимая сумку к боку, направилась к выходу. В её походке не было вчерашней уверенности — скорее усталость и желание поскорее исчезнуть с глаз.