Прошла неделя. Неделя оглушительной, звенящей тишины. Никто из семьи ей не звонил и не писал. Ольга сначала наслаждалась этим затишьем, как долгожданным отпуском. Она впервые за много лет потратила часть зарплаты на себя: купила практичные туфли на низком каблуке, о которых давно мечтала и сумочку в тон. Но к концу недели тишина стала давить. Привычка беспокоиться, быть нужной, быть «опорой» оказалась сильнее, чем она думала. По вечерам рука сама тянулась к телефону, чтобы набрать знакомый номер, но она каждый раз себя останавливала.
На работе, как ни странно, всё складывалось удачно. Начальник, Виктор Петрович, мужчина лет пятидесяти, строгий, но справедливый, после того случая с тётей Зиной стал присматриваться к Ольге внимательнее. Видимо, её твёрдый ответ родственнице произвёл на него впечатление. Он поручил ей подготовить сложный отчёт для важных инвесторов, с которым она блестяще справилась.
— Ольга Николаевна, вы молодец, — сказал он, изучив бумаги. — У вас аналитический склад ума. Я тут подумал… У нас намечается крупный проект, и мне нужен надёжный человек, который будет вести всю финансовую часть. Это повышение. И зарплата другая, само собой. Но я должен быть в вас уверен не только как в специалисте. Приходите ко мне на ужин в субботу. С женой вас познакомлю, Аллой. Посидим, поговорим в неформальной обстановке.
Ольга от неожиданности даже растерялась. Это был не просто шанс — это был трамплин. Возможность раз и навсегда изменить свою жизнь, вырваться из финансовой кабалы и, наконец, купить собственную квартиру.
— Спасибо, Виктор Петрович! Я… я с удовольствием!
Всю неделю она жила подготовкой к этому ужину. Ей хотелось показать себя с лучшей стороны — не просто как безликого бухгалтера, а как интересную женщину, хозяйку, способную создать уют. Она перечитала гору кулинарных блогов, выбрав несложные, но эффектные рецепты. Генеральная уборка в её съёмной квартирке превратилась в священнодействие. Она даже купила новые шторы и красивую скатерть в тон.
В субботу к семи вечера всё было готово. Стол выглядел как на картинке из журнала: салат с креветками и авокадо, куриное филе, запечённое с томатами и моцареллой под соусом песто, овощная нарезка, элегантно разложенная на блюде. В центре стола в тонких подсвечниках горели две свечи, отбрасывая тёплые блики на начищенные до блеска бокалы. Воздух был наполнен ароматами базилика, чеснока и лёгкой ванили от ароматической лампы. Ольга посмотрела на себя в зеркало. Простое, но элегантное тёмно-синее платье сидело идеально. Она впервые за долгое время нравилась сама себе.
Ровно в семь раздался звонок в дверь. Виктор Петрович и его жена Алла оказались приятной, интеллигентной парой. Алла, ухоженная блондинка, с порога вручила Ольге букет кремовых роз и с искренним восхищением оглядела скромную, но уютную комнату.
— Оленька, у вас так хорошо! Сразу видно, что здесь живёт человек с хорошим вкусом.
Ольга расслабилась. Вечер обещал быть приятным. Они сели за стол, Виктор Петрович разлил по бокалам принесённое с собой дорогое итальянское вино. Завязался лёгкий, непринуждённый разговор. Алла рассказывала о недавней поездке в Карелию, о красоте мраморного каньона Рускеала, и Ольга с интересом её слушала, делясь своими скромными познаниями о местных травах, которые можно там собрать.
— Знаете, там ведь растёт удивительная трава — иван-чай, или кипрей, — с увлечением говорила Ольга. — Если его правильно ферментировать, получается напиток не хуже элитного китайского чая. Он и успокаивает, и силы придаёт. Моя бабушка всегда его на зиму заготавливала.
Виктор Петрович с интересом слушал, а Алла даже попросила записать ей рецепт. Ольга почувствовала, что лёд окончательно тронулся. Всё шло даже лучше, чем она могла мечтать.
И в этот самый момент, когда она подняла бокал, чтобы произнести ответный тост, в дверь позвонили. Долго, настойчиво, будто палец влип в кнопку звонка.
Ольга замерла. Она никого не ждала. Гости удивлённо переглянулись.
— Простите, — пробормотала она, вставая из-за стола. — Я не знаю, кто это может быть.
Сердце тревожно забилось.
Она подошла к двери и посмотрела в глазок. На лестничной площадке, освещённые тусклой лампочкой, стояли они. Вся её семья: мать, Лена и Саша, приехавшие с другого конца города. Шумные, с какими-то авоськами и пакетами.
Кровь отхлынула от её лица. Нет. Только не это. Только не сейчас.
Она на мгновение застыла, решая, что делать. Может, притвориться, что её нет дома? Но свет в окнах, голоса… Поздно.
— Оля, открывай! Мы знаем, что ты дома! — раздался громкий, требовательный голос матери.
Делать было нечего. Дрожащей рукой она повернула ключ в замке.
— Мы с ужином! — радостно прокричала Галина Ивановна с порога, не дожидаясь приглашения, и, оттеснив Ольгу, протиснулась в прихожую. За ней, как тени, ввалились Лена и Саша. В руках у матери был большой пакет, из которого пахло дешёвыми пирожками с капустой. Лена держала двухлитровую бутылку ядовито-жёлтого лимонада.
Ольга онемела. Она смотрела на них, и не могла вымолвить ни слова.
Галина Ивановна, тем временем, уже хозяйским жестом скинула в прихожей старенькие туфли и прошла в комнату. Увидев накрытый стол и гостей, она на секунду замерла, но тут же взяла себя в руки. Её лицо расплылось в приторно-любезной улыбке.
— Ой, а у вас гости! А мы и не знали! Оленька, что же ты не сказала, что у тебя люди? Мы бы хоть тортик купили. А то припёрлись с пирожками, как некультурные.
Виктор Петрович и Алла встали. Их лица выражали крайнюю степень изумления.
— Мама, что вы здесь делаете? — наконец выдавила из себя Ольга.
— Как что? Приехали доченьку навестить! — без тени смущения ответила Галина Ивановна. — Неделю не звонишь, не пишешь, мы уж думали, случилось чего! Вот, решили проверить. А ты тут пируешь! Ну, знакомьте нас!
Лена, не обращая ни на кого внимания, плюхнулась на свободный стул за столом, схватила вилку и, зажав её между зубами, как заправский пират, полезла в салат с креветками.
— Ого, креветки! Жируешь, сестрица! — громко заявила она, отправляя в рот полную вилку.
Саша, молчаливый и угрюмый, поставил на стол бутылку с лимонадом, налил себе полный стакан и начал пить, громко хлебая и издавая звуки, от которых у Аллы дёрнулся уголок рта. Брызги полетели на белоснежную скатерть.
— Мам, а тут курица есть? — спросил он во весь голос, допив лимонад. — А то этот ваш салат какой-то… трава одна.
Галина Ивановна обвела стол критическим взглядом.
— Ну вот, нагородила чего-то… Креветки, свечи… Зачем эта показуха? Поставила бы картошку с котлетами — по-человечески, а не эти заморские заморочки. Люди, небось, голодные сидят, — и она подмигнула Виктору Петровичу.
Тот ничего не ответил, только молча переглянулся с женой. Алла осторожно отодвинула от себя тарелку и натянула на лицо вежливую, но совершенно ледяную улыбку.
— Вы знаете, нам, пожалуй, пора, — произнесла она тихим, но твёрдым голосом. — Завтра рано вставать. Спасибо за вечер, Ольга Николаевна.
— Да-да, нам пора, — подхватил Виктор Петрович, торопливо поднимаясь.
— Посидите ещё! — попыталась остановить их Ольга, чувствуя, как земля уходит у неё из-под ног.
Но тут в разговор снова вмешалась её мать.
— Конечно-конечно, идите! — с неожиданным злорадством в голосе сказала она. — Ещё бы! Такую встречу и врагу не пожелаешь. Ничего удивительного, что люди уходят. Не умеешь гостей принимать, дочка!
Дверь за начальником и его женой закрылась. В комнате повисла тяжёлая, звенящая пауза, нарушаемая только чавканьем Лены, которая доедала остатки салата прямо из общей тарелки.
Ольга стояла посреди комнаты, бледная, как полотно. Вечер, который должен был стать триумфом, превратился в унизительный фарс. Карьера, которая была почти в руках, рассыпалась в прах.
И тут мать, будто подводя итог этому кошмару, с ядовитым, нескрываемым торжеством в голосе выдала:
— Опозорила нас всех. Перед людьми стыдно! Не умеешь жить, не умеешь гостей встречать — зачем их вообще в дом звала? Лучше бы сидела одна, как сыч. Ни себе, ни людям.
Ольга медленно повернула голову и посмотрела на мать. И в этот момент вся боль, вся обида, вся ярость, что копились в ней годами, прорвались наружу.
— Это вы… — прошептала она, и её шёпот прозвучал страшнее крика. — Это вы меня опозорили. Вы не в гости приехали. Вы приехали, чтобы всё разрушить. Специально.
— Да что ты себе позволяешь?! — взвизгнула Галина Ивановна. — Матери такое говорить!
— А я скажу! — голос Ольги окреп. — Вы узнали, что у меня важный вечер, и приехали, чтобы его испортить! Чтобы я опять была никем! Чтобы опять зависела от вас, чтобы приносила вам всю зарплату в клювике! Чтобы у меня никогда не было своей жизни!
— Ах ты, змея неблагодарная! — Галина Ивановна схватилась за сердце. — Я тебе жизнь посвятила, а ты!..
Но Ольга её уже не слушала. Она подошла к Лене, которая замерла с набитым ртом, выхватила у неё из рук вилку и швырнула её на стол.
— А ты! Двадцатитрёхлетняя дылда! Когда ты уже работать пойдёшь? Твои «талантливые» проекты оплачиваю я! Твои платья, твои курсы, твои развлечения — всё на мне!
Затем она повернулась к Саше, который вжался в стул.
— И ты! Тебе не стыдно сидеть на шее у матери и сестры в девятнадцать лет? Кроссовки тебе нужны? Так иди и заработай! Грузчиком, курьером, кем угодно!
Она перевела дыхание и посмотрела на ошарашенную семью. Они смотрели на неё так, будто видели впервые.
— Вон, — тихо, но отчётливо сказала она, указывая на дверь. — Убирайтесь из моего дома. Все. И забудьте мой номер телефона. С этой минуты я вам больше ничего не должна. У меня больше нет семьи.
Галина Ивановна открыла рот, чтобы разразиться проклятиями, но, встретившись с холодным, стальным взглядом дочери, осеклась. В этом взгляде не было ни вины, ни страха. Только пустота.
Они уходили молча, поджав хвосты, как побитые собаки. Даже Лена не рискнула ничего сказать. Когда за ними захлопнулась дверь, Ольга не почувствовала облегчения. Она медленно опустилась на стул и обхватила голову руками. Она проиграла. Проиграла всё.
Утром в понедельник она шла на работу, как на Голгофу. Была уверена, что её ждёт увольнение. Она вошла в кабинет начальника, готовая ко всему.
Виктор Петрович поднял на неё глаза. В них не было ни гнева, ни презрения. Только усталое сочувствие.
— Ольга Николаевна, присаживайтесь, — сказал он. — Я всё понимаю. Семью не выбирают.
Ольга молчала, не веря своим ушам.
— Знаете, — продолжил он, — моя жена вчера сказала одну вещь. Она сказала: «Если эта девушка смогла выжить в такой семье и не сломаться, она справится с любыми нашими клиентами и с любым проектом». И я с ней согласен. Предложение о повышении остаётся в силе.
Слёзы, которые Ольга сдерживала все эти дни, хлынули из её глаз. Это были слёзы не горя, а освобождения.
Прошло полгода. Ольга с головой ушла в новую работу. Она оказалась на своём месте. Жёсткая, но справедливая, она умела находить общий язык с самыми сложными клиентами и решать самые запутанные финансовые вопросы. Её стали уважать. Она взяла в ипотеку небольшую, но свою собственную квартиру в новостройке и с упоением занималась её обустройством.
Семья о себе не напоминала. Лишь однажды позвонила тётя Зина и сообщила, что Галина Ивановна совсем сдала, жалуется на одиночество. Что Лена, после нескольких неудачных попыток «пробиться на сцену», устроилась работать продавцом-консультантом в магазин косметики и постоянно жалуется на жизнь. А Саша… Саша неожиданно для всех уехал в другой город и устроился на стройку. Говорят, работает хорошо, даже присылает матери немного денег.
Ольга выслушала всё это молча. Она не чувствовала ни злорадства, ни жалости. Только отстранённое спокойствие. Каждый получил то, что заслужил. Галина Ивановна, которая всю жизнь плела интриги, осталась в одиночестве. Лена, мечтавшая о лёгкой и красивой жизни, столкнулась с реальностью. А Саша, возможно, впервые в жизни начал становиться мужчиной.
Ольга знала, что однажды, может быть, через год или два, она сможет простить их. Но вернуться в тот удушающий узел, который они называли семьёй, она не вернётся уже никогда. Она слишком долго училась дышать свободно.
От автора:
Вот ведь как в жизни бывает. Казалось бы, самые родные люди, кровь одна, а ведут себя так, что чужой человек и то ближе окажется. И сколько же нужно сил, чтобы разорвать эти путы, которые с детства выдают за любовь и заботу, а на деле они — просто клетка.