Галина Степановна стояла посреди кухни с половником в руке. Борщ на плите булькал, картошка жарилась на сковородке, а в духовке допекался пирог с капустой. Как всегда. Как тридцать семь лет подряд.
— Что ты сказал? — переспросила она, думая, что ослышалась.
— То и сказал! — Виктор обернулся, и Галина увидела в его глазах что-то новое. Злость какую-то. — Посмотри на себя! Седая, толстая, вечно в этом дурацком халате!
Галина машинально посмотрела на свой халат. Синий, в мелкий цветочек. Купила его на рынке позапрошлой весной. Удобный, практичный. А что, должна она в вечернем платье по кухне ходить?
— Вить, ты что это? — она подошла ближе. — Ты заболел, что ли?
— Не подходи! — он резко отстранился. — И не Вить я тебе! Виктор Павлович!
Галина остолбенела. За тридцать семь лет он ни разу так с ней не разговаривал. Да что там, за два года ухаживаний до свадьбы тоже. Витенька был тихий, спокойный. Не пил, не курил, в карты не играл. Золото, а не мужик.
— Витя, что случилось? — она потянулась к нему, но он отдёрнул руку.
— Случилось то, что я устал! — выкрикнул он. — Устал смотреть на тебя! Устал жить в этой нищете! Устал от борща и котлет!
— Так ты же любишь борщ, — растерянно пробормотала Галина. — Ты всегда просишь сварить погуще, с мясом...
— Потому что другого не умеешь! — Виктор схватил со стола ключи. — Вот Светлана совсем другое дело! У неё и дома красота, и сама она ухоженная! И готовит не эти ваши совковые щи!
Галина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Светлана. Вот оно что.
— Какая Светлана? — спросила она, хотя уже догадывалась.
— Из бухгалтерии! — с каким-то вызовом ответил Виктор. — Молодая, красивая! Она меня ценит! Не то что ты!
— Молодая, — медленно повторила Галина. — А сколько ей лет?
— Тридцать пять! — гордо сообщил Виктор. — Вот это женщина! А не развалюха пенсионная!
Развалюха пенсионная. Пятьдесят девять лет. Последние пять из которых она из себя вон лезла, чтоб Виктор после инфаркта на ноги встал. Врачи говорили — всё, не жилец. А она его выходила. Ночами не спала, лекарства по часам давала, диету готовила. Массаж делала, хотя спина у самой болела так, что к вечеру разогнуться не могла.
И вот теперь он ей про развалюху.
— Собирайся, — бросил Виктор. — Я не хочу тебя здесь видеть.
— Куда собирайся? — не поняла Галина.
— Куда хочешь! К сестре своей, к подругам! Мне всё равно! Светлана переезжает сюда. Мы будем жить вместе.
— Это моя квартира, — тихо сказала Галина. — Я её получила ещё до свадьбы. От родителей.
— А жили мы в ней вместе! — заорал Виктор. — Значит, она общая! И вообще, я хозяин в доме! А ты убирайся!
Галина выключила плиту. Сняла фартук. Прошла в комнату, достала чемодан. Виктор стоял в дверях и смотрел, как она складывает вещи.
— И побыстрее! — поторапливал он. — Светлана через час приедет!
— Витя, — обернулась Галина. — А как же Лёнька? Сын твой как же?
— Взрослый уже! Сам разберётся! — отмахнулся Виктор. — Тем более, он на твоей стороне всегда был!
Разберётся. Взрослый. Лёнька их, которому сорок стукнуло всего полгода назад. Который после развода жену к себе забрал жить. С двумя детьми. Потому что негде той было жить. И Галина возражала тогда:
— Витя, как же мы? Квартира маленькая, нам и самим тесно!
А Виктор стоял на своём:
— Это наш сын! Мы должны помочь!
И помогли. Лёнька с невесткой съехали через полгода, когда денег накопили на съёмную квартиру. А помогли, потому что Галина на работу устроилась. В шестьдесят-то лет. Уборщицей в школу. Чтоб было на что снимать жильё сыну.
А Виктор тогда уже на пенсии был. И денег особых не приносил.
Галина закрыла чемодан. Оделась. Виктор уже не смотрел на неё. Сидел в кресле, в телефон тыкал. Небось, этой своей Светлане писал.
— Ключи оставь, — бросил он на прощание.
Галина положила ключи на тумбочку. Вышла на лестничную площадку. Дверь за спиной захлопнулась. И только тогда Галина разрыдалась.
Тридцать семь лет. Больше половины жизни. Всё отдала этому человеку. Молодость свою, здоровье. А он про развалюху.
Взяла телефон, набрала Лёнькин номер. Долго гудки шли, потом сын ответил:
— Мам, что случилось?
И она не выдержала. Всё вывалила разом, сквозь слёзы, сбивчиво. Лёнька слушал молча, только дыхание тяжёлое было слышно.
— Где ты сейчас? — спросил он наконец.
— На лестнице сижу, — всхлипнула Галина. — Не знаю, куда идти.
— Сиди там. Я сейчас приеду.
Прошло минут двадцать. Лёнька примчался запыхавшийся, красный весь.
— Мам! — он обнял её крепко. — Мам, не плачь!
— Лёнечка, что же делать-то? — причитала Галина. — Куда мне теперь?
— К нам поедешь, — твёрдо сказал Лёнька. — Живи, сколько хочешь. А с отцом я сейчас поговорю.
Он поднялся к двери, позвонил. Виктор открыл, увидел сына и попятился:
— Лёня, это не твоё дело...
— Ещё как моё! — рявкнул Лёнька так, что Галина вздрогнула. — Ты что творишь вообще?
— Я свободный человек! Имею право на личную жизнь!
— Ты мать мою на улицу выгнал! — Лёнька шагнул вперёд. — Мать, которая тебя после инфаркта выходила! Которая всю жизнь на тебя горбатилась!
— Она мне ничего не должна! — огрызнулся Виктор. — Это её обязанности были!
— Обязанности, — Лёнька усмехнулся. — А когда ты лежал пластом, и она тебя, как младенца, обмывала, это тоже обязанности?
Виктор промолчал.
— А когда ты работу потерял, и она уборщицей пошла, чтоб семью прокормить, это обязанности?
— Лёнька, не надо, — Галина потянула сына за рукав. — Пойдём отсюда.
Они спустились вниз. Сели в Лёнькину машину. Поехали.
— Мам, а квартира-то на кого оформлена? — спросил Лёнька.
— На меня, — ответила Галина. — Родители мне оставили. До свадьбы ещё.
— Значит, она твоя. И он права не имеет тебя выгонять.
— Так он же там с этой своей... — Галина смахнула слёзы.
— Мам, плюнь ты на них! — Лёнька остановил машину у светофора. — Пусть живут там, сколько хотят. А мы с тобой к юристу завтра поедем. Договоримся, как быть.
Приехали к Лёньке. Невестка Оля встретила, обняла:
— Галь, проходи! Сейчас чай поставлю!
Села Галина за стол. Руки дрожат, в голове пусто. Оля чай налила, печенье поставила:
— Галь, ты не переживай так! Всё образуется!
— Как же не переживать? — всхлипнула Галина. — Тридцать семь лет прожили! Я думала, навсегда! А он...
— Он дурак, вот он кто, — отрезал Лёнька. — Кризис среднего возраста, только запоздалый. Сейчас покрутит с этой дурой, а потом поймёт, что натворил.
— И что дальше? — спросила Оля. — Галя назад к нему вернётся?
— Ни за что! — Лёнька стукнул кулаком по столу. — Он своё получит! За то, что мать мою развалюхой назвал!
Галина сидела и думала: а ведь правда, развалюха. Посмотрела на себя в зеркало на стене. Седая. Морщины. Спина сутулая. Руки в пятнах старческих. Когда это всё случилось?
Раньше же была другой. Стройная, весёлая. Косы русые до пояса. Витька за ней бегал, стихи читал. Цветы дарил. Говорил, что она самая красивая.
А потом свадьба. Лёнька родился. Работа, быт, заботы. Всё некогда было на себя время потратить. То сыну уроки проверить, то мужу рубашку погладить, то свекровь больная — ухаживать надо.
Так и жила. Для всех. Для кого угодно, только не для себя.
А теперь вот — развалюха никому не нужная.
— Галь, не думай ты об этом! — Оля будто мысли прочитала. — Ты замечательная! Просто мужики такие. Дуреют на старости лет.
— Да ладно уж, — махнула рукой Галина. — Правду он сказал. Я и правда старая стала.
— Мам! — возмутился Лёнька. — Ты что несёшь?
— А что я несу? — Галина встала. — Посмотри на меня! Кому я такая нужна?
— Мне нужна! — Лёнька подошёл, обнял её. — Мне и внукам твоим! Не смей так про себя говорить!
Галина прижалась к сыну и опять заплакала. Только теперь не от обиды. От того, что есть хоть кто-то, кто её любит.
Легла спать на раскладушке в детской. Внуки сопели в кроватках. Галина смотрела в потолок и не могла уснуть. В голове крутилось: что дальше? Как жить? К Лёньке насовсем же не пристроишься. У них и своих проблем хватает.
А квартира... Квартира её. Родители оставили. Мама перед смертью взяла за руку:
— Галочка, ты уж береги её. Это твоё. Не отдавай никому.
Не уберегла. Какого-то Виктора туда пустила. С его дурой молодой.
На следующий день поехали к юристу. Тот выслушал, покачал головой:
— Квартира ваша. Можете выселять. Через суд, конечно, но выселите.
— А долго это? — спросил Лёнька.
— Месяца три-четыре, — ответил юрист. — Может, полгода. Зависит от загруженности суда.
— И что мне эти полгода делать? — спросила Галина. — Где жить?
— У меня, — твёрдо сказал Лёнька. — Мам, живи сколько надо!
Галина кивнула. А потом решилась:
— А можно мне туда съездить? Вещи забрать надо. Документы там остались.
Поехали втроём. Лёнька позвонил в дверь. Открыла какая-то крашеная блондинка. В халате шёлковом, при полном макияже.
— Вам кого? — прощебетала она.
— Мать мою впустите, — холодно сказал Лёнька. — Документы забрать.
— А, вы Лёня, наверное! — блондинка улыбнулась. — Я Света! Заходите, конечно!
Галина вошла в свою квартиру. И не узнала. Все её занавески сняты. Её подушки диванные выброшены. На полках какие-то новые безделушки понаставлены.
— Витя на работе, — сообщила Света. — Но он предупредил, что вы можете зайти. Только чтоб побыстрее, а то я тут прибираюсь!
Прибирается. В чужой квартире. Как у себя дома.
Галина прошла в комнату. Собрала документы, фотографии. Лёнька помогал складывать. Света крутилась рядом:
— Витя такой замечательный! Мы с ним так хорошо проводим время! Он говорит, с вами ему было скучно!
— Света, заткнись, — процедил Лёнька.
— Чего это я заткнусь? — обиделась та. — Я правду говорю! Витя сам рассказывал, что вы, — она повернулась к Галине, — совсем за собой не следили! И готовили плохо! А я вот каждый день что-то новенькое!
— Из полуфабрикатов? — съязвил Лёнька.
— Ну и что? — фыркнула Света. — Зато быстро и вкусно!
Галина молча собирала вещи. И вдруг увидела на тумбочке фотографию. Их с Витей. Молодые, красивые. Свадебная. Стоит в рамочке, на самом видном месте.
— А это зачем? — спросила она, показывая на фото.
— А, это? — Света пожала плечами. — Витя сказал, что память. Что вы много лет прожили. Ну, я и оставила. Он иногда смотрит и грустит.
Грустит. Значит, не всё ещё потеряно. Или просто совесть грызёт?
Собрали вещи. Уехали. Галина ещё долго молчала, а потом сказала:
— Знаешь, Лёнь, может, и правда он прав. Может, я виновата. Могла бы за собой следить. Могла бы что-то новое готовить.
— Мам, прекрати! — взорвался Лёнька. — Он тебе мозги запудрил! Ты ему всю жизнь отдала! А он тебя за это развалюхой обозвал!
— Но ведь...
— Никаких но! — Лёнька остановил машину. — Послушай меня внимательно. Ты не виновата. Слышишь? Не виновата ни в чём! Это он подонок! Это он неблагодарная свинья! А ты жертва! Которая тридцать семь лет терпела и вкалывала!
Галина смотрела на сына и понимала: он прав. Она ни в чём не виновата. Виноват Витька. Который решил в шестьдесят лет молодость вернуть.
И пусть возвращает. Без неё.
Прошло три месяца. Началось судебное разбирательство. Виктор приехал раз. Сидел напротив, смотрел в пол. Галина спросила:
— Как ты?
— Нормально, — буркнул он.
— Витя, может, хватит? — тихо сказала она. — Давай попробуем ещё раз?
Лёнька дёрнул её за рукав:
— Мам, ты чего?
Но Галина смотрела на Виктора. Тот поднял глаза:
— Поздно, Галь. Я уже с ней живу.
— И как? — спросила Галина. — Хорошо тебе?
Виктор промолчал. А глаза были грустные.
Суд встал на сторону Галины. Виктора обязали освободить квартиру. Тот собрал вещи, съехал. Света, говорят, его к себе не взяла. Вот и снимает теперь угол где-то на окраине.
А Галина вернулась домой. Сделала ремонт. Лёнька помог, деньги дал. Повесила новые занавески. Выбросила всё, что напоминало о Викторе.
Села у окна с чаем. Смотрит на город, на людей внизу. И думает: а ведь жизнь-то не кончилась. Шестьдесят лет всего. Может, ещё столько же проживёт.
Только теперь для себя. Не для мужа. Не для кого-то. А для себя.
Записалась на танцы. В группу для пожилых. Ходит дважды в неделю. Сначала стеснялась, а теперь нравится. И познакомилась там с Людмилой. Та тоже одна живёт. Муж умер пять лет назад.
Сидят после занятий, чай пьют, разговаривают. Людмила рассказывает про своего покойного:
— Золотой был человек! Берёг меня всю жизнь! Вот мне повезло!
А Галина слушает и думает: не повезло ей с Виктором. Но зато теперь свободна. И это тоже счастье.
Виктор звонил как-то. Голос пьяный:
— Галь, прости меня. Я дурак был.
— Был, — согласилась Галина. — И есть.
— Можно я вернусь?
— Нет, — твёрдо ответила она. — Нельзя. Живи со своей Светкой.
— Она меня выгнала! Говорит, старый я! Деньги не зарабатываю!
Галина усмехнулась:
— Вот и славно. Теперь ты знаешь, каково это.
И положила трубку.
Больше он не звонил. А Галина живёт. Не тужит. Внуков нянчит по выходным. На танцы ходит. Людмила её в театр зовёт.
Жизнь продолжается. И хорошо, что продолжается без Виктора.
Потому что он был прав в одном: она никому не нужна. Кроме себя самой.
И этого вполне достаточно.
Жизнь женщины не заканчивается, когда муж уходит. Она просто начинается заново.
Автор: Вихрова Алла