Глава 1. Золотой капкан
Декабрь 1993 года. Городок Усть-Кой на краю света, затерянный в бескрайней сибирской тайге, был похож на выдохшийся паровоз: замерзший, покрытый копотью и серым снегом. Завод «Прогресс», еще недавно гудящий тысячами рабочих, стоял молчаливый и темный. Из его труб не валил дым, ворота были заперты на ржавый амбарный замок. Безработица и безысходность витали в воздухе, густом от мороза и отчаяния.
Именно здесь, среди развалин советской империи, выживал Артем. Высокий, крепкий, с руками, привыкшими к работе, а не к попрошайничеству, он метался между редкими подработками, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Он был как дерево с подрубленными корнями – еще стоит, но падение неизбежно.
Именно тогда его нашел Семен. Семен Рощин, «Семеныч», как его звали уважительно и с опаской. Он был из новой породы людей, выросших на гниении старого мира. Дорогая кожанка поверх тельняшки, золотая цепь на волосатой груди, спокойный, почти ленивый взгляд, за которым скрывалась сталь. Семен скупал все: лес, металлолом, души.
«Артем, братан, слышал, ты на мели, – сказал Семен, встретив его у замерзшего ларька с водкой. – Завод загнулся. Твоя совесть его не поднимет. Пора головой думать».
Он предложил работу. Нелегальную. Опасную. «Золотоискатели». Не романтичные старатели с лотками, а банда, вооруженная до зубов, выбивающая драгоценный песок у развалившихся государственных артелей в глухой тайге. Дело пахло не только деньгами, но и порохом, и кровью.
Артем колебался. Он помнил отцовские слова: «Тайга любит сильных, но наказывает жадных». Но он видел и глаза своей матери, тушившей свечу, чтобы сэкономить на счетах. Видел пустой холодильник.
«Ладно, Семеныч, – выдохнул он. – Я в деле».
Семен улыбнулся, и в его улыбке не было тепла. «Добро. Завтра выдвигаемся. Познакомишься с командой».
Команда оказалась сборищем отчаянных и отпетых: бывший шахтер Гена, молчаливый и мощный, как бульдозер; юркий и болтливый водила-«асфальтожог» по кличке Крот; и еще несколько мрачных личностей, у которых в глазах читалась готовность на все.
А еще там была Лара.
Она была… другой. Не из их мира. Художница, приехавшая в Усть-Кой год назад в поисках «настоящей России» и застрявшая здесь, как в ловушке. Она подрабатывала официанткой в единственной более-менее приличной столовой, куда захаживал Семен. Высокая, с длинными темными волосами и огромными серыми глазами, в которых застыла какая-то тихая печаль. Она была тихой заводью, в которую хотелось смотреть бесконечно.
Семен представил ее Артему как «свою девушку». Артему стало почему-то не по себе. Эта женщина казалась чужой в кричащем мире Семена, как орхидея на свалке.
Первый же выезд в тайгу стал для Артема шоком. Вместо романтики – грязь, холод, страх. Вместо справедливого дележа – закон волчьей стаи: сильный всегда прав. Они силой отобрали несколько килограммов золотого концентрата у забитых, запуганных старателей из соседней артели. Артем видел их глаза – глаза затравленных зверей, в которых умерла последняя надежда. Он хотел возразить, но встретил холодный взгляд Семена.
«Не рыпайся, Артем. Тайга не прощает слабости. Они слабые. Мы – сильные. Таков закон».
Возвращались с добычей. В «Уазике» пахло потом, водкой и деньгами. Все были возбуждены, кроме Артема. Он смотрел в заиндевевшее стекло на уходящую в темноту тайгу и чувствовал, что продал часть своей души. За золото, которое лежало в мешке у ног Семена.
А потом его взгляд встретился с взглядом Лары. Она сидела рядом с Семеном, но смотрела на Артема. И в ее глазах он прочитал не осуждение, а понимание. И ту же самую тоску.
Он быстро отвернулся. Это было опасно. Смотреть в глаза женщине своего пахана. В тайге и в их деле за такое убивали.
Но зерно было брошено в почву его измученной души. И оно начало прорастать.
Глава 2. Оттепель
Прошло несколько месяцев. Артем стал своим в банде. Деньги, которые он посылал матери, изменили ее жизнь. Он купил ей новую шубу, лекарства. Он стал опорой. Но по ночам его мучили кошмары, где лица ограбленных старателей смешивались с ликом отца.
Он старался избегать Лары, но Усть-Кой был маленьким. Они сталкивались в магазине, у единственного городского фонтана, который не работал. Сначала это были лишь кивки. Потом – короткие фразы о погоде. Однажды, встретив ее одну на заснеженной тропинке к озеру, он не выдержал.
«Что ты здесь делаешь, с ним?» – спросил он, почти крикнул.
Лара посмотрела на него, завернутая в простой, но изящный платок. «А что мне делать, Артем? Уехать? На что? Мои картины никто не покупает. А Семен… он сила. В этом мире нужно быть за сильным, чтобы выжить. Или ты не знал?»
«Ты не для этого мира», – тихо сказал он.
«А для какого?» – в ее голосе прозвучала горькая ирония. – «Того, прежнего? Его больше нет. Остался только этот».
Она повернулась и ушла, оставив его одного с гудящей в висках мыслью: она права. Мир сломался. И они все – осколки.
Их случайные встречи участились. Словно невидимая сила тянула их друг к другу. Они говорили обо всем и ни о чем. Она рассказывала о Москве, о своей мечте стать художником, о том, как представляла себе Сибирь – суровую, но величественную, а нашла грязь и отчаяние. Он рассказывал об отце, о заводе, о том, каким он видел этот город в детстве – полным жизни и света.
Они нашли друг в друге то, чего не хватало каждому: она – его силу и почву под ногами; он – ее хрупкость и мечту о другой, чистой жизни.
Однажды вечером, когда Семен уехал в областной центр по «делам», Артем проходил мимо ее дома – старого бревенчатого сруба на окраине. В окне горел свет. Он видел ее силуэт. Он стоял в темноте, засыпаемый снегом, и не мог уйти. Дверь внезапно открылась.
«Замерзнешь, Артем, – сказала она. – Заходи».
Он вошел. В доме пахло скипидаром, красками и ее духами. На мольберте стоял незаконченный портрет – ее автопортрет, но на нем были его глаза. Серые, полные тоски.
Они не говорили больше ни слова. Они просто смотрели друг на друга, и все барьеры рухнули. Он прикоснулся к ее щеке. Она взяла его руку и прижала к своей.
Это была не страсть, рожденная от скуки или риска. Это было молчаливое признание двух одиноких душ, нашедших пристанище в аду.
«Это безумие, Артем, – прошептала она, прижимаясь к его груди. – Он убьет нас».
«Я знаю, – ответил он, целуя ее волосы. – Но я не могу иначе».
За окном завывала вьюга. Тайга, казалось, предупреждала их. Но они не слышали. Они были в своей вселенной, где было только двое и их запретная, трагическая любовь.
Глава 3. Игра с огнем
Их тайные встречи стали кислородом в отравленном мире. Артем жил в постоянном страхе и эйфории. Каждый взгляд, украдкой брошенный на него Семеном, заставлял кровь стынуть в жилах. Но стоило ему увидеть Лару, поймать ее тайный взгляд, как страх отступал, сменяясь безумной отвагой.
Они были осторожны. Встречались только тогда, когда Семен был в отъезде. Их связь была тонкой паутиной, протянутой над пропастью.
Однажды Семен, вернувшись из очередной поездки, собрал банду в своей квартире – бронированной, с зеркальными стеклами, полной дорогой, но безвкусной мебели. Он был в хорошем настроении. Дела шли в гору.
«Поедем на север, братва, – объявил он, разливая дорогой коньяк. – Там одна артель села на жилу. Настоящую. Надо помочь им «поделиться»».
Все зашумели одобрительно. Артем молча кивнул, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Эта «помощь» означала кровь. Он это знал.
«Ларочка, собирай мои вещи, – бросил Семен, похлопывая ее по бедру с чувством собственника. – Ты тоже поедешь. Развеешься, порисуешь свои пейзажи».
Лара побледнела, но кивнула. Артем почувствовал, как сжимается его сердце. Быть с ней рядом, под одним кровом с Семеном, и притворяться, что они чужие? Это было пыткой.
Вылазка на север была адом. Они жили в заброшенном бараке недалеко от прииска. Семен вел переговоры со старостой артели – седым, как лунь, бывшим геологом по имени Петрович. Петрович умолял, предлагал долю. Но Семен был непреклонен. Он хотел все.
Артем видел, как Лара часами сидела на крыльце с блокнотом, но не рисовала, а смотрела в стену тайги. Он ловил ее взгляд, полный страха и тоски. Однажды ночью, когда все спали, пьяные после дележа добычи, он вышел покурить и увидел ее. Она стояла, обняв себя, и дрожала от холода и отчаяния.
Он не выдержал. Подошел, снял свою куртку и накинул ей на плечи. Их пальцы встретились.
«Убегай отсюда, Артем, – прошептала она, не глядя на него. – Пока не поздно. Он тебя сломает».
«Я не могу тебя оставить», – ответил он.
Из темноты за соснами донесся скрип снега. Они отпрянули друг от друга, как ошпаренные. Из тени вышел Семен. Он был трезв. Его лицо было каменной маской.
«Холодно, детки? – произнес он тихим, опасным голосом. – Иди в барак, Лариса. Замерзнешь».
Лара, не поднимая глаз, быстро ушла. Семен подошел к Артему вплотную. От него пахло морозом и дорогим одеколоном.
«Куртку свою, Артем, береги. Зима долгая. И тайга… она чужих вещей не любит. Чужих людей – тоже. Понял?»
«Понял, Семеныч», – глухо ответил Артем.
Семен похлопал его по плечу. Слишком сильно. Почти как удар. «Молодец. А то я смотрю, ты какой-то нервный стал. Девки, что ли, нет? Скажи, я тебе любую найду. Любую. Кроме моей».
Он развернулся и ушел. Артем остался один в ледяной ночи, понимая, что игра началась. И ставка в ней – их жизни.
Глава 4. Первая кровь
Переговоры с Петровичем зашли в тупик. Старый геолог оказался крепким орешком. Он собрал своих людей – таких же изможденных, но не сломленных мужиков. Они выставили у входа на свой прииск охрану с дробовиками.
Семен пришел в ярость. Его спокойствие лопнуло, как перетянутая струна.
«Они сами напросились! – кричал он, расхаживая по бараку. – Мы им по-хорошему, они по-плохому! Крот! Готовь машину. Гена, бери стволы. Сегодня ночью покажем этим кротам, кто в тайге хозяин!»
Артем понял, что это точка невозврата. До этого они были рэкетирами. Теперь становятся убийцами.
«Семеныч, может, не надо? – осторожно сказал он. – Мы же не убийцы. Забрать золото и все…»
Семен остановился перед ним. Его глаза были узкими щелочками. «Кто не убийца, Артем? Ты? А помнишь, в прошлый раз, того парнишку? Ты думаешь, он выжил после того, как Гена ему прикладом по голове съездил?»
Артем отшатнулся. Он помнил. Молодого парня, который попытался оказать сопротивление. Гена ударил его, и тот упал, не двигаясь. Артем убедил себя, что тот просто был без сознания.
«Мы все убийцы, – мягко, почти по-отечески, сказал Семен. – Просто кто-то уже знает об этом, а кто-то – нет. Сегодня ты узнаешь».
Ночью они поехали к прииску. Операция была быстрой и жестокой, как удар ножом. Выстрелы глохли в снегу. Крики. Гена работал молча и методично. Артема поставили на подстраховку. Он стоял в кустах, сжимая в руках незаряженный автомат (Семен не доверял ему до конца), и слышал, как хрустит кость под прикладом, как кто-то хрипит.
Он увидел Петровича. Старик пытался уползти, волоча за собой перебитую ногу. Семен спокойно подошел к нему сзади.
Артем зажмурился. Раздался выстрел.
Когда они уезжали, увозя мешки с золотом, в бараке воцарилась тишина. Липкая, давящая. Артема тошнило. Он смотрел на затылок Семена и понимал, что этот человек – не просто бандит. Он – воплощение того зла, которое породили лихие девяностые. И он, Артем, стал его частью.
Вернувшись в барак, он не мог смотреть в глаза Ларе. Он чувствовал на себе ее взгляд, полный ужаса и вопроса. Он был грязным. И эта грязь уже никогда не отмоется.
Ночью он плакал, уткнувшись лицом в подушку, чтобы никто не услышал. Он плакал по себе, по Ларе, по Петровичу, по всем, кто сломлен этим жестоким миром.
Утром Семен, свежий и бодрый, положил ему на колени увесистую пачку денег. «Твоя доля, герой. Не робей. Втянешься».
Артем взял деньги. Они жгли ему руки, как раскаленное железо.
Глава 5. Немой крик
После возвращения с севера что-то в Артеме надломилось окончательно. Он стал молчаливым, замкнутым. Деньги, которые он теперь имел в избытке, не приносили радости. Он покупал дорогие вещи, водку, угощал всю банду, но внутри была пустота.
Его отношения с Ларой стали еще более отчаянными и трагичными. Их встречи были краткими, полными страсти и страха. Они не говорили о том, что произошло на севере, но это висело между ними черной тенью.
«Я не могу больше этого выносить, Артем, – сказала она однажды, лежа рядом с ним в его маленькой квартирке, пока Семен был в разъезде. – Я вижу кошмары. Мне кажется, он все знает. Он смотрит на меня так, будто ждет, когда я сама во всем признаюсь».
«Мы уедем, – шептал он, прижимая ее к себе. – Соберем денег и уедем. В Москву. На юг. Куда угодно».
«Он найдет нас, – с горькой уверенностью сказала она. – Он никому не прощает предательства. Ты же сам говорил: тайга не прощает. А он – ее часть».
Они строили несбыточные планы, понимая их призрачность. Их любовь стала похожа на танец на краю пропасти под звуки приближающейся грозы.
А гроза приближалась. Семен стал более внимательным. Его взгляд, скользящий по ним, стал более пристальным и аналитическим. Он стал чаще задерживаться в городе, будто проверяя их. Однажды он «неожиданно» вернулся домой, когда Лара была у Артема. Им чудом удалось избежать разоблачения – Лара выпрыгнула в окно первого этажа и обходными тропами вернулась домой, пока Артем, с бьющимся сердцем, открывал дверь Семену, который пришел «просто поболтать».
«Что-то ты бледный, Артем, – заметил Семен, удобно устраиваясь в кресле. – Девушки, наверное, выматывают. Или совесть?»
Артем не ответил. Он понял, что они живут на пороховой бочке. Фитиль уже тлеет.
Кульминацией стала пьяная вечеринка в честь очередной «удачной сделки». Весь городок знал, кто такой Семен Рощин, и многие его боялись, но еще больше – заискивали перед ним. В его квартире собралась толпа. Гремела музыка, лилась рекой водка.
Лара, исполняя роль хозяйки, пыталась сохранять спокойствие, но была бледна как полотно. Артем пил, стараясь заглушить внутреннюю боль. Его взгляд постоянно находил ее в толпе.
В разгар вечера Семен, уже изрядно пьяный, обнял Артема за плечи и громко, так, чтобы слышали все, сказал:
«Артем – мне как брат! Я ему доверяю, как себе! В тайге спину ему подставлял! А знаете, что в нашем деле самое главное? Преданность! Измена – это смерть. Кто-то один раз предал – предаст и второй. Таких людей я… стираю».
Он посмотрел прямо на Артема. И в его пьяных глазах не было ни капли тепла. Только лед и знание.
В ту ночь Артем понял, что их судьба предрешена. Семен знал. И он просто ждал удобного момента, чтобы совершить казнь. По-своему. По-волчьи.
Глава 6. Точка невозврата
Наступила весна 1994 года. Снег в Усть-Кое почернел, обнажив груды мусора и унылую грязь. Тайга вокруг еще спала под остатками снежного покрова, но уже чувствовалось ее глухое, могучее пробуждение.
Для Артема и Лары весны не существовало. Их мир сузился до размеров мышеловки. Последней каплей стал разговор Лары с женой Крота, болтливой и глуповатой женщиной. Та, щебеча, похвасталась, что Семен присматривает для Лары квартиру в областном центре. «Говорит, скоро все решит, и вы уедете. Наверное, жениться собрался!»
Лара прибежала к Артему в ужасе. «Он меня увозит! Он хочет отрезать меня от всего мира! От тебя! Это ловушка!»
Артем впервые за долгое время почувствовал не страх, а яростную, слепую решимость. Страх парализует, но когда выхода нет, он рождает отчаянную храбрость.
«Все. Хватит, – сказал он, глядя на ее заплаканное лицо. – Мы сбегаем. Завтра же».
План был простым до безрассудства. У Семена была заначка – крупная сумма в долларах и золотые слитки, которые он хранил в сейфе на своей заимке – одиноком домике в двадцати километрах от города, куда ездил «на рыбалку» и для особо важных встреч. Семен как раз собирался туда на выходные с партнерами из города.
Артем знал, где спрятан запасной ключ. Они решат выкрасть деньги и золото, сесть на единственную утреннюю электричку и исчезнуть. Риск был колоссальным. Но другого выхода не было.
Они не думали о том, что это воровство. Для них это была плата за свободу. Плата за их искалеченные жизни.
Ночью, убедившись, что Семен и его люди уже на заимке и крепко пьют, они похитили старенькую «Ниву» Крота (он был в отъезде) и поехали по ухабистой дороге в тайгу.
Было темно и страшно. Фары выхватывали из мрака стволы сосен, похожие на тюремные решетки. Они не разговаривали. Лара сжимала в руках маленький чемоданчик с своими картинами и красками. Артем вел машину, его пальцы побелели от напряжения на руле.
Они добрались до заимки. В окне горел свет, доносились пьяные голоса. Сердце Артема бешено колотилось. Они обошли дом сзади, нашли под каменной лягушкой ключ и бесшумно вошли внутрь.
В доме пахло табаком, дорогим коньяком и мужским потом. Из соседней комнаты доносился храп – кто-то уже отключился. Артем, помня план, провел Лару в кабинет Семена.
Сейф стоял за картиной с оленями. Артем вставил ключ. Механизм щелкнул. Дверь открылась. Внутри лежали пачки купюр и несколько небольших, тяжелых золотых слитков в черных пластиковых конвертах.
Они стали быстро складывать добычу в рюкзак, который Артем принес с собой. Руки дрожали. Каждый шорох казался им громом.
И тут Лара замерла. Она смотрела на стол. На столе лежал раскрытый блокнот Семена. И в нем была фотография. Фотография ее и Артема. Они стояли у городского озера, и он поправлял ей шаль на плечах. Это было две недели назад. Кадр был сделан скрытой камерой.
Под фотографией было аккуратно выведено одно слово: «Предатели».
«Артем…» – прошептала она, но было уже поздно.
Свет в комнате резко зажегся. В дверях, опершись о косяк, стоял Семен. Он был абсолютно трезв. На лице его играла спокойная, почти скучающая улыбка. В руке он держал пистолет с глушителем.
«Ну что, ворюги, – тихо сказал он. – Нашли то, что искали?»
Глава 7. Приговор
Следующие несколько часов стали для них адом. Семен не кричал, не бил их. Он был спокоен, как ледник. Он заставил их сесть на диван, а сам сел напротив, положив пистолет на колени.
«Я знал, – начал он методично. – Знаю все. С самого начала. С той самой прогулки у озера. Я дал вам шанс. Думал, одумаетесь. Но вы… вы не просто влюбились. Вы решили меня обокрасть. Это уже слишком».
«Семен, отпусти ее, – хрипло сказал Артем. – Все заберу на себя. Она ни при чем».
«Мило, – усмехнулся Семен. – Рыцарь. Но нет, Артем. Тайга не прощает ошибок. И предательств. Вы оба – ошибка. И вы оба – предатели. Наказание должно быть… назидательным».
Он позвал Гену и Крота, которые, оказалось, не спали, а ждали его сигнала. Их лица были мрачными. Они смотрели на Артема без ненависти, но и без жалости. Как на отработанный материал.
«Свяжите их», – приказал Семен.
Их руки скрутили за спину. Лара плакала беззвучно, крупные слезы катились по ее щекам. Артем чувствовал лишь ледяное оцепенение. Он проиграл.
«Убивать вас здесь неинтересно, – размышлял вслух Семен. – И грязно. Да и кто вы такие, чтобы пачкать мой дом? Нет. Мы поступим по-другому. По-тайгешному».
Их вывели из дома и посадили в уазик. Семен сел за руль. Гена и Крот поехали следом на другой машине.
Они ехали долго, углубляясь в тайгу. Дорога закончилась, и они продолжили путь по ухабистой лесной тропе, пока не выехали на берег бурной, еще не до конца растаявшей реки. Здесь был старый, заброшенный охотничий домик.
Их втолкнули внутрь. Домик был пуст, завален хламом и пахнет плесенью.
«Вот ваш новый дом, – сказал Семен. – Вернее, тюрьма. Испытание. Тайга все расставит по местам. У вас есть нож, – он бросил на пол небольшой охотничий нож в ножнах. – Спички. И эта избушка. А вокруг на сто километров – ни души».
Артем смотрел на него с непониманием.
«Это что, казнь? Бросить нас здесь?»
«Казнь – это быстро. А это – суд. Суд тайги. Она вас или простит, или нет. Шанс у вас есть. Выживете – свободны. Я вас больше не трону. Считайте, мы в расчете. Нет… – Семен усмехнулся. – Знаете что? Нет. Шанса нет. Просто я хочу посмотреть, на что способна ваша любовь. Когда придет настоящий голод. Холод. Страх. Посмотрим, как долго вы продержитесь, прежде чем возненавидите друг друга».
Он вышел, дверь захлопнулась. Послышался звук засова, щелчок замка. Затем – рев уходящих машин.
Наступила тишина. Глубокая, оглушительная тишина тайги, прерываемая лишь шелестом деревьев и журчанием реки.
Они остались одни. Посреди дикой природы. С ножом, спичками и своей обреченной любовью.
Глава 8. Испытание
Первый день был полон отчаянной надежды. Артем, используя нож, кое-как починил печку в избе. Они разожгли огонь. Нашли старый ржавый котелок, натаскали воды из реки. Лара, стиснув зубы, помогала ему, хотя по ее лицу было видно, что она на грани шока.
Они говорили мало. Слова казались лишними. Они были вместе. Это было главным.
Артем попытался ловить рыбу, соорудив примитивную удочку, но река была холодной, рыба не клевала. Он нашел съедобные коренья, вспомнив отцовские уроки. Сварили похлебку. Она была безвкусной и горькой, но это была еда.
Ночью они прижимались друг к другу на груде старых половиков, слушая, как завывает ветер и скрипят деревья. Тайга, казалось, дышала вокруг них – огромная, равнодушная и бесконечно одинокая.
«Мы выживем, – шептал Артем ей в волосы. – Мы должны».
«Я боюсь не тайги, Артем, – прошептала она в ответ. – Я боюсь его. Он где-то там. И он наблюдает. Я чувствую его взгляд».
Прошла неделя. Съестные припасы, найденные в избушке (мешок заплесневелой муки и немного соли), подошли к концу. Рыбу поймать так и не удалось. Артем пытался ставить силки на мелкого зверя, но безуспешно. Голод стал их постоянным спутником.
Их силы начали таять. Холодные ночи и скудная пища делали свое дело. Они стали больше спать, меньше говорить. Раздражение, как ржавчина, стало разъедать их изнутри.
Однажды Лара, пытаясь разжечь огонь, уронила последнюю горсть сухих щепок в лужу у порога.
«Черт! – крикнула она, и в ее голосе впервые прозвучала истерика. – Черт! Черт!»
Артем молча смотрел на нее. Он потратил полдня, чтобы собрать эти щепки.
«Успокойся, – устало сказал он. – Ничего страшного».
«Ничего страшного? – она повернулась к нему, ее глаза горели. – Мы умрем здесь с голоду, Артем! Мы замерзнем! А ты говоришь «ничего страшного»! Может, тебе все равно? Может, ты уже сдался?»
Это была первая ссора. Нелепая и горькая. Они помирились, обнявшись и извинившись, но трещина пошла. Семен оказался прав. Тайга и голод делали свое дело.
Глава 9. Трещина
Шла вторая неделя их заточения. Начались затяжные холодные дожди. В избушке стало сыро и промозгло. Одежда не просыхала. Они постоянно мерзли.
Голод стал невыносимым. Сны о еде стали навязчивыми и мучительными. Артем ослабел настолько, что с трудом выходил наружу, чтобы набрать воды или попытаться найти что-то съедобное.
Их разговоры свелись к обсуждению еды. Вспоминали самые простые вещи: хлеб, картошку, суп. Эти воспоминания были пыткой.
Однажды Артем, шатаясь, вернулся в избушку с пустыми руками. Он снова ничего не нашел.
Лара сидела на полу, прислонившись к стене. Она смотрела в одну точку.
«Я не могу больше, Артем, – сказала она безразличным, опустошенным голосом. – Я хочу есть. Я готова съесть что угодно».
Он подошел и попытался обнять ее, но она отстранилась.
«Не трогай меня. Ты не можешь нас прокормить. Ты не смог».
В ее словах не было злобы. Была лишь горькая констатация факта. И это ранило больнее, чем упрек.
«Я делаю все, что могу!» – взорвался он, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы бессилия.
«Мало! – крикнула она в ответ. – Семен был прав! Ты слабый! Он сильный! Он бы в этой тайге не пропал! А мы… мы просто два слабых человека, которые обречены!»
Она замолчала, тяжело дыша. Артем смотрел на нее и не узнавал. Ее прекрасные серые глаза стали тусклыми и пустыми. Любовь, которая согревала их, уступала место инстинкту выживания.
Ночью он услышал, как она плачет. Но на этот раз он не подошел. Он лежал и смотрел в потолок, чувствуя, как что-то важное внутри него умирает. Он ненавидел себя за свою слабость. Ненавидел Семена за эту изощренную пытку. И в самые темные мгновения, сквозь пелену голода и отчаяния, в нем начинала шевелиться черная, предательская мысль: а не была ли она права? Может, он действительно не смог ее защитить?
Трещина в их отношениях превращалась в пропасть.
Глава 10. Выбор
Наступил критический момент. Артем, пытаясь найти пищу, забрел слишком далеко от избушки и наткнулся на медвежью берлогу. Медведь-шатун, разбуженный голодной весной, вышел наружу. Артем еле унес ноги, отбиваясь палкой. Он вернулся в избушку окровавленный, с разорванной курткой, трясущийся от страха и истощения.
Это был конец. Он понял, что больше не может охотиться, не может добывать пищу. Они обречены.
Лара перевязала ему раны тряпками, смоченными в кипятке. Ее руки были холодными, движения – механическими.
«Мы умрем, – констатировала она. – Вот и все. Он победил».
Артем молчал. Он смотрел на нож, лежащий в углу. Один нож на двоих. И в его воспаленном сознании начала зреть ужасная мысль. Мысль, которую он тут же отгонял от себя, но она возвращалась, как навязчивый кошмар.
Они пролежали так весь день. Снаружи снова пошел дождь. В избушке струйками воды текло с потолка. Они подставили котелок, чтобы собрать дождевую воду.
Вечером Лара заговорила тихим, безжизненным голосом: «Я помню, как мы с тобой встретились у озера. Ты был таким… чистым. Таким несломленным. Я полюбила тебя за это».
«А теперь я сломлен», – хрипло сказал Артем.
«Нет. Мы оба сломлены. Мир сломал нас. Семен добил».
Она замолчала, а потом добавила, почти шепотом: «Есть один способ… чтобы выжил хоть один из нас».
Артем резко повернулся к ней, хотя боль пронзила все тело. «Что?»
«Один нож. И… два человека, – она не смотрела на него. – В некоторых племенах, когда умирают от голода… так поступали».
Он понял. Ее ужасный, немыслимый намек. Каннибализм. Чтобы один съел другого и выжил.
«Ты с ума сошла!» – прошептал он в ужасе.
«Я не хочу умирать, Артем! – в ее голосе снова прорвалась истерика. – И я не хочу, чтобы ты умер! Но так мы оба умрем! Может… может, это и есть наш последний шанс? Шанс для одного из нас?»
Он смотрел на нее, не веря своим ушам. Это говорила не та Лара, которую он любил. Это говорил голод, страх и отчаяние.
«Никогда, – сквозь зубы сказал он. – Я лучше умру».
«А я нет! – крикнула она. – Я хочу жить!»
Она посмотрела на нож. В ее глазах вспыхнул странный, нездоровый огонек. Она сделала движение к нему.
И в этот момент в Артеме что-то перещелкнулось. Инстинкт. Древний, животный ужас. Он увидел в ее взгляде не любовь, а угрозу. Голод свел ее с ума.
«Нет!» – закричал он и пополз к ножу, чтобы опередить ее.
Это была не логика. Это был панический страх. Страх быть съеденным. Страх перед безумием в глазах любимой.
Они оба устремились к ножу. Два ослабевших, изможденных тела. Две тени былой любви.
Артем был ближе. Его пальцы сжали рукоять. Лара налетела на него, пытаясь вырвать нож. Они упали, сцепившись в безмолвной, уродливой борьбе.
Он чувствовал ее худые, костлявые руки, ее прерывистое дыхание. Он пытался оттолкнуть ее, но у него не было сил. Она впивалась в него, рыча от отчаяния.
И тогда случилось непоправимое.
Он, пытаясь вырваться, резко дернулся. Нож, который он сжимал в руке, вошел во что-то мягкое.
Лара замерла. Ее глаза широко раскрылись от удивления и боли. Из ее горла вырвался не крик, а лишь тихий, шипящий звук.
Артем отпрянул, выпустив рукоять. Нож торчал у нее в животе.
Он смотрел на нее, не в силах осознать произошедшее. Она медленно сползла на пол, хватая ртом воздух. Кровь быстро расползалась по ее грязной кофте.
«Лара…» – прошептал он.
Она посмотрела на него. И в ее взгляде не было ни ненависти, ни упрека. Лишь бесконечное удивление и… прощение. Ее рука дрогнула, пытаясь дотянуться до него.
Потом взгляд ее стекленел. Рука упала.
Она умерла. Тихо. На грязном полу заброшенной избушки, в сотнях километров от дома.
Артем сидел над ней, не двигаясь. Он не плакал. Он не кричал. Он просто смотрел. Смотрел на свою любовь. На свою жизнь. На свой конец.
Он убил ее. Не Семен. Не тайга. Он.
Семен победил.
Глава 11. Цена свободы
Артем не помнил, сколько времени он просидел так. Сознание отключалось, потом возвращалось, принося с собой новую волну невыносимой боли и осознания.
Он вытащил нож. Он закрыл ее глаза. Он отнес ее тело к реке и, рыдая, опустил в ледяную воду. Течение медленно унесло ее вниз, к неведомому морю. Он не мог похоронить ее в мерзлой земле. Пусть вода станет ей саваном.
Потом он вернулся в избушку. На полу осталось лишь темное пятно. И лежал окровавленный нож.
Он поднял его. Единственное, что у него осталось.
Он не ел. Не пил. Он просто ждал смерти. Она была единственным избавлением.
Но смерть не приходила. Его тело, закаленное в лишениях, отказывалось умирать. Через два дня, в полубреду, он выполз из избушки и нашел несколько прошлогодних ягод клюквы, торчащих из-под снега. Он съел их. Потом еще. Инстинкт выживания оказался сильнее воли к смерти.
Он начал есть все, что находил: кору, лишайники, червей. Он стал похож на животное. Он больше не был Артемом. Он был тенью, оболочкой, в которой жила лишь одна мысль: он убил Лару.
Однажды утром он услышал звук мотора. Он не испугался. Не обрадовался. Ему было все равно.
К избушке подъехал уазик. Из него вышел Семен. Один. Он был одет в чистую, теплую куртку. В руках у него был термос.
Он вошел в избушку и окинул взглядом Артема, сидящего в углу.
«Где девка?» – спокойно спросил он.
Артем молчал.
«А, понял, – кивнул Семен. – Тайга рассудила. Я так и думал. Ну что, Артем? Понял теперь, что такое предательство? Понял, на что ты способен ради куска хлеба? Ради жизни?»
Артем поднял на него глаза. В них не было ничего. Ни ненависти, ни страха. Лишь пустота.
«Да, – прошептал он. – Понял».
«Вот и славно, – Семен поставил термос на пол. – Урок усвоен. Ты свободен. Можешь идти».
Он развернулся и ушел. Через минуту уазик уехал.
Артем сидел и смотрел на термос. Внутри был горячий, наваристый мясной бульон. Пища богов. Пища жизни.
Он не тронул его. Он сидел и смотрел в одну точку, пока солнце за окном не прошло свой путь от восхода до заката.
Потом он встал. Взял нож. И вышел из избушки. Он пошел на юг, туда, где, как он знал, была дорога. Он шел, не оглядываясь. Он шел, как автомат.
Он выжил. Он был свободен. Но эта свобода была страшнее любой тюрьмы. Он был свободен от жизни. Его душа умерла в той избушке вместе с Ларой.
Глава 12. Призрак
Прошло два года. 1996 год. Усть-Кой по-прежнему стоял, бедный и серый, но волна бандитских войн немного схлынула. Кто-то погиб, кто-то сел, кто-то уехал и стал «респектабельным бизнесменом».
Семен Рощин теперь был депутатом городской думы. Он носил костюмы, жертвовал деньги на храм и детский сад. Прошлое было надежно припрятано под слоем лоска и власти.
Однажды поздним вечером он возвращался домой на своем новом джипе. Он был в хорошем настроении. Подписал выгодный контракт.
Он подъехал к своему дому – теперь уже не бронированной квартире, а настоящему особняку на отшибе. Включил свет в гараже и вышел из машины.
Из тени, от стены, вышел человек. Высокий, худой, как скелет, с пустыми глазами. Это был Артем.
Он не изменился и в то же время изменился до неузнаваемости. Его лицо было покрыто морщинами, хотя ему не было и тридцати. В руке он сжимал тот самый охотничий нож.
Семен не испугался. Он медленно повернулся к нему.
«Артем. Живой. Я удивлен».
«Я – нет, – голос Артема был глухим и безжизненным. – Я пришел за тобой, Семен».
«За мной? – Семен усмехнулся. – Ты думаешь, убийство чего-то изменит? Ты думаешь, это вернет ее?»
«Нет, – ответил Артем. – Ничего не вернет. Но я должен это сделать. Не для мести. Для… закрытия гештальта, как говорят умные люди».
«Убьешь депутата? Тебя найдут в тот же день».
«Мне все равно, – сказал Артем. – Я уже мертв».
Он сделал шаг вперед. Семен отступил к машине. Он был безоружен. Его пистолет лежал в сейфе дома. Он всегда чувствовал себя в безопасности. До этого момента.
«Послушай, Артем, давай договоримся, – заговорил он, пытаясь найти нужные слова. – Деньги? У тебя их будет много. Новая жизнь. Забудем все».
«Забыть? – Артем покачал головой. – Тайга ничего не забывает, Семен. И не прощает».
Он бросился на него. Это не было яростным нападением. Это было медленное, неотвратимое движение, как движение гильотины.
Семен попытался увернуться, но возраст и сытая жизнь сделали его медлительным. Нож вошел ему в горло с тихим, влажным звуком.
Семен упал на бетонный пол гаража, хрипя и захлебываясь собственной кровью. Его глаза были полны удивления. Он всегда считал себя хозяином жизни, но в конце его настиг закон тайги, который он так цинично использовал.
Артем стоял над ним, смотря, как уходит жизнь из глаз его мучителя. Он не чувствовал ни торжества, ни облегчения. Лишь пустоту.
Он вытащил нож, вытер его о одежду Семена и бросил на его грудь.
Потом он вышел из гаража. Шел снег. Такой же, как в тот день, когда он впервые встретил Лару.
Он пошел по дороге, ведущей из города. Он не знал куда. Ему не было дела.
Он был призраком, обреченным вечно бродить по краю тайги, неся в себе память о своей любви и своем предательстве.
Тайга не простила его. И он не простил себя.
Конец.