Новый взрыв почти оглушает. Отшвыривает меня самого подальше.
А я падаю на колени и ору.
Ору так, что перекрываю эти страшные звуки смерти!
Их тела. Тех, кто спас мне жизхнь! А я… Я в ответ не смог!
— Ааааааааааааа!
Мой дикий крик сотрясает небо!
Я вижу. Я вижу все. Все проносится в один миг перед глазами!
С того самого дня, когда ворвался в горящий дом, чтобы вытащить ЕЕ.
И дальше.
Спираль памяти будто откручивается в разные стороны одновременно.
В прошлое, к тому самому мигу, как увидел ее в саду.
И до самой свадьбы. До оглушительного взрыва, который я слышал сквозь пелену странного сна дикой слабости, не дававшей пошевелиться! До руки, которая сжимала ее ладонь.
— Твою мать!
Реву, захлебываясь песком, что забивает горло.
Анхель был прав. Я принес в его дом проклятье. Привел смерть!
Только у него, этого проклятья, есть имя! Имя и лицо!
И клянусь всем на свете! Я еще спрошу с него по полной!
— МАРИИИИИИИ!!!!!!
Дико реву в небо, сам до конца не веря.
Луплю обеими кулаками песок, как будто это поможет унять то, что раздирает меня на части хуже всех взрывов, сотворенных людьми!
— Твою мать, МАРИИИИИИИИИ!!!
* * *
— Здравствуй, Морок.
Криво ухмыляюсь, отводя двумя пальцами наставленный на меня ствол.
— Не будь таким негостеприимным. Я же, в конце концов, постучал в дверь, а не ворвался внутрь.
Да. Дорога заняла не так мало времени, как мне бы хотелось.
Зато было время пораскинуть мозгами.
Хоть не скрою, первое время я мог лишь одно. Крушить все вокруг и материться.
Благо, немного остыл.
— Багиров?
Отшатывается.
Смотрит, блядь, как на привидение.
Явно до сих пор не верит.
— Ну, а кто еще знает твой этот тайный дом? И может легко пройти всю сигнализацию и охрану? Много таких?
— Охренеть.
Опускаю пушку, взъерошивая волосы.
Всматривается. Щурится. И оглашает комнату тихим, но отбороным матом.
— Они хоть живы?
— Обижаешь. Зачем мне вырубать твою охрану? Я пришел как друг.
— Ну хрен тебя знает! Раз уж пробрался, да еще ночью… Входи. Только тихо. Мои все спят.
Молча проводит меня в свой кабинет. Даже свет не включает по дороге. Так и идем в полутьме.
Усаживается за широкий стол.
Молча наливает два стакана виски до краев.
— Не чокаясь, наверно, — хмуро бормочет, опрокидывая свой стакан залпом.
И я не отстаю.
Раздирает. Разрывает до сих пор. Каждую, на хрен, пору!
Но для меня хоть сто бочек виски, и то будет мало! Не остудить!
— Тебя, Бадрид, пару дней назад похоронили, — мрачно чеканит. — Я ведь даже на похоронах был. Хотя ты, наверное, в курсе. Мог бы предупредить старых друзей о том, что залечь на дно, скрыться решил. Я же, блядь…Всерьез этот блядский день твоих похорон прожил!
— Ты удивишься. Но я не в курсе.
Ухмыляюсь.
Сомнений нет.
Похоронили меня наверняка с немалым размахом. И уж точно об этом кричали во всех новостях.
Но уж это последнее, чем я мог бы заняться в дороге. Новости, на хрен, читать.
Хотя, может и стоило бы.
— Значит, сюрприз для тебя, — уже усмехается. Явно отходит. Не иначе, как за привидение меня ночью на пороге принял. Но нам, а особенно Мороку, к таким глюкам не привыкать.
— Не сказать, чтобы ты не привык в таким воскрешениям, да, Морок? Одного из своих друзей ты сам лично пристрелил, чтобы он потом воскрес!
Да. В историю смерти Влада Севера из-за разборок между лучшими друзьями, в свое время даже я поверил! (* прим. автора. Это история в романе " Моя любой ценой")
— Влад по-прежнему для всех мертв, — пожимает плечами, уже размереннее и спокойнее подливая нам по новой порции виски.
— Ты тоже? Хочешь новую жизнь и новую личность? За этим пришел?
— Нет. Не хочу. Со своей хочу разобраться.
— Что от меня нужно?
— Информация, конечно. Что в нашей жизни может быть дороже информации?
— Давай вводные.
— Мне нужно знать. Кто въезжал в город за это время. А, может, и в страну.
— Не просто, — Морок потирает виски, нахмурившись.
— Но и не нереально, — пожимаю плечами. — Сам бы выснил, да только светиться сейчас не время. Даже среди своих. Среди самых своих.
— Понимаю тебя. При том раскладе, что с твоей свадьбой вышел, я бы собственную тень подозревал.
— Андрей?
В дверь кабинета тихонько скребутся.
— Ой. Прости. Не знала, что у тебя гость. Думала, как всегда. Засиделся допозна. А я… Я заснуть без тебя не могу…
Медленно поворачиваю голову к двери.
Охренеть.
Представить себе не могу, чтобы женщина вот так ко мне бы зашла. Да еще и когда у меня люди.
Но что-то расплывается, умудряется дрогнуть внутри, когда вижу милое смущенное личико. Смотрю, с каким обожанием она на него смотрит. Будто он для нее весь мир.
И поглаживает уже совсем большой живот.
— Это Вера моя, — Морок меняется на глазах.
Расплывается. Прямо сиять начинает.
— Прости, любимая. Засиделся, — целует ее, подошедшую, в висок.
— Друг мой неожиданно приехал. Давний. Бадрид.
— Может, вам чаю?
Она улыбается. Лучится счастьем.
А я зубами скрежещу.
Чего ей не хватало? Чегоооооо? Я же, на хрен, все ради нее! Любой каприз, малейшее желание! На руках носил! Душу вместе с сердцем готов был выдрать ради одной ее улыбки!
— Не надо чаю. Благодарю. Я не надолго, — пытаюсь улыбнуться, но губы будто сводит судорогой.
Нет. Не чужое счастье глаза колет, а то, что мое оказалось… Призраком! Таким же, на хрен, призраком, как те развалины в пустыне. Иллюзией! Дешевым миражом!
А я, идиот несчастный, поверил!
— Оставайся, Бадрид. При твоем раскладе тебе и правда лучше не светиться. Где лучше пересидеть пару дней, как не у нас? Так сразу я тебе про приезжих информацию не накопаю. Может, утром, а, может, и больше времени понадобиться.
— Я приготовлю комнату, — его жена мило улыбается.
Так искренне, не отводя от него глаз.
— Гостевую приготовь, рядом с нашей. Мы еще немножко задержимся. Прости. Ложись без меня. Помощь другу нужна. Сама понимаешь.
— Не задерживайтесь долго, — кивает, проводя рукой по его щеке. — Со свежими силами всегда лучше вопросы решать.
Выпархивает из кабинета, а у меня кулаки сами собой сжимаются.
Кто тот, что держал тебя за руку, а, Мари?
Ему ты так же, как и мне, в глаза заглядываешь? Так, что все на хрен внутри переворачивается? Может, предлагаешь чай его гостям?
Как далеко позволила ему зайти?
Что, кроме руки, ему дала? И кроме своих улыбок?
Что для тебя стоило все то, что было между нами? ЧТОООООО????
Но я найду. Разберусь. Вытрясу правду из твоих обманчивых сладких губ! Вытрясу ее до последней капли! Даже если бы сам захотел обмануться!
— Полюбуйся пока на свои похороны, — Морок оставляет ноутбук, провожая меня до комнаты. — Охренительное зрелище на сон грядущий. Самое то. Бар, кстати, справа от кровати. И под завязку забит виски. А я пока подниму людей и вычислю твоих путешественников.
Протираю виски, оставшись в комнате наконец, один.
Морок оказался прав. Без вискаря такие фильмы ни хрена не смотрятся.
Отец стоит в стороне.
Не прикасается к гробу, который несут Давид с Арманом. Даже не подходит к вырытой могиле и не бросает положенную горсть земли.
Что за херня?
Я знаю своих братьев! Мы одна кровь, и в этом не отличаемся друг от друга!
Даже если бы они меня нашли, ни хрена бы так просто мою смерть не признали!
До конца бы не верили.
Скорее, списали бы на двойника!
Не хоронили бы, пока не провели бы тысячу и одну экспертизу!
Так что это за херня? Что за поганый фарс?
Какого хрена они все это устроили?
Бл....!
В гостях нехорошо свинячить.
Но бутылка из-под виски сама собой летит в стену.
Охренеть.
Живешь, когда знаешь, что на тех, кому доверяешь, кому сам предан всем сердцем, больше, чем на себя самого можешь положиться!
С закрытыми глазами я был уверен, что братья, как и я за них, все под землей перероют.
Руку себе отрежут и глаза вырвут.
За тех, кого любишь, ты жизнь готов отдать, не раздумывая. Ни на секунду не сомневаясь. Ни на миг. Тут и объяснять ничего не надо.
А кто это?
Семья. Семья, и любимая, на хер, женщина!
Империя рушилась. Проблемы наваливались, как снежный ком.
Но, блядь.
Я был спокоен.
Я, мать его, был счастлив!
Проблемы решить можно. Любые. Любой ценой. Кишки себе вывернешь, а решишь.
Ради них. Ради того, что есть в этой жизни самое ценное.
И, я блядь, это ценное обрел!
А выходит, что показалось? Показалось, на хрен?
На хрена братья этот спектакль блядский устроили? Или так не терпиться империю, которой я управлял, между собой распилить?
Блядь. Голова гудит. Виски ломит.
На каком я, на хрен, выполз из ада свете, если доверия ни к кому не может быть?
Только вот на хрена тогда и империя? Сила? Власть? Она на тебя. На близких. На того, кого до печенок любишь, работать должна! А сама по себе, без человека, она никакой ценности не имеет! Копейки не стоит!
Не могу высидеть в комнате. В доме.
Выхожу на воздух. Расхаживаю до двору, как бешеный пес, которому отдавили и отбили на хрен все живое!
Я бы сейчас спросил.
С каждого из них спросил бы. По полной программе. Крепко держа за горло!
Только вот что скажут слова?
Ни хрена.
Тут выждать нужно. Посмотреть, как поведут себя. Чем все обернется.
И она…
Блядь, я и правда вынырнул в каком-то на хрен перевернутом с ног на голову мире! В другой, на хрен, вселенной!
— Бадрид.
Даже не замечаю, как надвигается рассвет.
Морок тоже явно не спал всю ночь. Выглядит помятым. Глаза красные.
— Пойдем. Кое-что нашел. По сути, в ваш город чужаков почти и не приезжало.
— Вот.
Передо мной на весь монитор появляется знакомая уже ненавистная рожа.
И пусть я видел его мельком. Сквозь толпу. И смотрел больше не на физиономию, а на его руку. Но узнаю молниеносно.
— Кто он?
Вместо голоса рычание.
Рыки сжимаются в кулаки так, что даже Морок отодвигается.
— Его зовут Динар Рубанский.
— КТОООО?
Твою же мать!
Не выдерживаю. Вскакиваю с кресла так, что оно с грохотом падает. Из последних сил сдерживаюсь, чтобы не захерачить кулаком… Да по всему, что вижу на своем пути!
Ублюдок. Поганый недоносок! Думали, они давно на своем днище вместе с мамашей залегли. А ни хрена. Всплыли, оказывается.
Такой возможности я, блядь, даже продумать не мог!
— Он приехал в город наутро после взрыва. И почти сразу же покинул его. Не один.
— Твою мать!
Таки разбиваю дубовую обшивку стены кулаком.
Не один он, на хрен, уехал! И я даже знаю, с кем именно!
— Это еще не все, Бадрид. Если тебе интересно, у меня есть занимательное видео с его участием.
— Интересно, Морок. Мне просто пиздец, как интересно. Включай.
***
Мари
— Ты совсем посерела. Выглядишь хуже привидения.
Динар входит в мою комнату вместе с прислугой, что принесла еду.
Да.
Внутри я словно умерла. Но я продолжаю правильно и вовремя питаться. И даже гулять во дворе дома Динара. Дышать воздухом. Ради ребенка. Ради нашего ребенка. Все только ради него.
Иначе…
Иначе просто легла бы на постель и медленно бы затухала. Больше бы не поднялась.
Меня уже не разрывает. Не раздирает от жгучей боли, как тогда, в самую первую ночь после взрыва. И все дни после, до самых похорон.
Мне просто все равно. Жизнь вытекла из меня.
— И эта твоя черная одежда, — Динар кривится.
— Хоть ты и ешь, а все равно за два дня похудела так, что одни кости остались. И кожа совсем серая. Тебе нужно показаться врачу.
Только киваю.
Мне все равно.
Чувствую, что с малышом все в порядке. Но даже спорить не стану. Пройду все обследования, сдам все анализы. Какая разница?
— Мари.
Он подносит руку к моему лицу.
Хочет провести по щеке.
Невинный, по сути, жест.
Но я отшатываюсь, как от раскаленного железа.
— Хорошо. Я тебя понял, — Динар хмурится и усаживается за стол напротив. — Хоть не пойму этого твоего траура. Твой палач погиб. Ты должна наконец вдохнуть воздух полной грудью. Улыбаться. Радоваться, черт возьми! Это же твое спасение. Мари!
Ему не понять.
Даже объяснять не стану. Зачем сотрясать воздух?
Просто молча принимаюсь за салат и свежевыжатый морковный сок. Это сейчас единственная и самая главная моя функция. Насыщать ребенка витаминами.
— Я не понимаю твоих чувств, Мари. Но стараюсь относиться к ним с пониманием.
Динар хмурится.
Его глаза опасно вспыхивают. Миг, — и будто острым ножим провел взглядом. Прямо по моему горлу.
Но и это мне все равно. Что теперь может иметь какое-то значение?
— Давай подумаем о будущем, Мари. Я даже готов допустить, что с Багировым у вас и правда были какие-то чувства, — кривится так, как будто меня вывернуло прямо перед ним на стол. А я только сильнее сжимаю вилку в руке.
— Но. Теперь твой Багиров мертв. А остальные Багировы в ярости. Я знаю эту семью, Мари. Они не прощают. Они будут жаждать крови. Мести. Им известно о тебе. И так же прекрасно известно, что ты сбежала с места взрыва. Они не станут разбираться. Будут мстить, уничтожая всех подряд на своем пути. Заставят всех захлебнуться кровью. И ты это прекрасно понимаешь. Всех, без разбора. Еще пара дней, пока они будут скорбеть и отходить от похорон. А после начнется самая настоящая бойня.
— Я понимаю, Динар.
По всему телу проносится озноб.
Даже не сомневаюсь. Вырежут всех. Растопчут все, что только можно. Праха не оставят. И уверена. Казни не будут легкими. А слушать уж точно никто никого не будет! Тем более, для меня у них наверняка припасена личная месть.
Ведь даже если они и не думают, что я имею отношение к взрыву, все равно ненавидят. Уверены, что если бы не я, Бадрид уделял бы больше времени делам. И проблемам. И не допустил бы такого. Уничтожил бы проблему на корню. Не дал бы ей разростись до таких масштабов! Не дал бы врагу подобраться так близко!
Да я и сама себя в этом виню!
Но теперь…
Что уж теперь изменишь?
— Все прекрасно понимаю.
— Поэтому нам нужно ускориться. Эта работа практически у меня в кармане. На сегодняшний вечер я назначил нашу с тобой помолвку. Будет только узкий круг нужных людей. Приглашения разосланы. Но я тебя умоляю, Мари. Ты не должна выглядеть привидением. Не должна казаться несчастной. Тебе нужно сиять. Улыбаться. Ваглядеть счастливой невестой. Все должны поверить.
Судорожно вздрагиваю.
Еще.
Еще одно предательство!
Как? Как я могу улыбаться? Надеть красивый наряд? Объявлять о помолвке с другим, когда всего два дня прошло после ЕГО похорон?
— Мари.
Динар сжимает мою ладонь, но я ее выдергиваю. С силой. Будто обжегшись. Да так оно и есть.
Его лицо снова перекашивает судорога. Но Динар, как всегда, очень быстро берет себя в руки.
— Ты должна понять. Нам надо как можно скорее отсюда убраться. Ради тебя, Мари. Ради твоей безопасности. Ну, и моей теперь уже, если уж на то пошло. Багировы вряд ли оставят в живых тех, кто помогал их беглянке.
— Ты можешь уехать без меня и в любой момент, — эти слова вырываются сами по себе.
— Я уже говорил, Мари. Ты мне небезразлична. И я искренне. На самом деле. Хочу тебе помочь. Поверь. Любовь, память о человеке, все это однажды сотрется. А жизнь у нас всего одна, Мари. Не стоит ею жертвовать и бездумно швыряться.
— Ты прав.
Сдерживаю руку, которая уже опускается на живот.
Нет. Не надо ему лишний раз напоминать о ребенке. И знать было о ребенке. До последнего не надо! Интуиция вопит об этом с самого первого дня, когда я оказалась в доме Наины.
Продолжение следует…