— Дима, садись, — сказала я мужу, кладя на кухонный стол толстую папку. — Нам нужно серьёзно поговорить.
Он поднял бровь, отрываясь от телефона:
— О чём ещё? Если опять про деньги на ремонт у мамы, то я уже сказал — сейчас не время.
— Не про ремонт, — я открыла папку и достала первую стопку чеков. — Про вот это.
Запах вечернего кофе смешивался с ароматом яблочного пирога, который я испекла к приходу мужа с работы. За окном моросил октябрьский дождь, по стёклам стекали капли, создавая уютную атмосферу домашнего тепла. Но внутри меня всё кипело.
— Что это? — Дима взял несколько чеков и стал рассматривать.
— Пятилетняя история наших трат на твою семью. Каждый чек, каждую квитанцию я сохраняла.
— Зачем?
— Потому что знала — когда-нибудь этот разговор состоится.
Дима отложил телефон и внимательно посмотрел на меня. За восемь лет брака он знал — если я достала документы, шутить я не собираюсь.
— Давай по порядку, — сказал он осторожно.
Я взяла первую стопку:
— Начнём с твоей мамы. За пять лет мы купили ей холодильник за сорок пять тысяч, стиральную машину за тридцать восемь, микроволновку за пятнадцать. Итого — девяносто восемь тысяч только на технику.
— Она пенсионерка...
— Дальше. Ремонт в её ванной — семьдесят тысяч. Новые окна — пятьдесят две тысячи. Входная дверь — тридцать пять тысяч.
— Лена, к чему ты ведёшь?
— К тому, что только на твою маму мы потратили двести пятьдесят пять тысяч рублей за пять лет. А это ещё не всё.
Я переложила чеки в сторону и взялась за следующую стопку.
— Твоя сестра Ольга. Помнишь, как она "временно" заняла у нас пятьдесят тысяч на отпуск в Турции? Это было три года назад.
— Она обещала вернуть...
— Обещала. А ещё через полгода попросила тридцать тысяч на новый телефон сыну. Потом двадцать на зимние шины. Потом ещё, и ещё...
Дима молчал, листая чеки. В его глазах читались удивление и растущее беспокойство.
— Общая сумма по Ольге — сто тридцать семь тысяч рублей. Из них вернула только пятнадцать тысяч.
— Но у неё трудности...
— У всех трудности! — голос мой стал громче. — У неё трудности, у твоего брата Андрея трудности, у мамы твоей трудности. А у нас что — благополучие полное?
Дима потёр лоб. За окном усилился дождь, капли застучали по подоконнику громче.
— Продолжим? — спросила я, доставая третью стопку. — Андрей занял на свадьбу восемьдесят тысяч. Обещал вернуть к концу года. Какой год имел в виду — не уточнил.
— Лена, ну хватит...
— Не хватит. Слушай дальше. День рождения свекрови — каждый год минимум десять тысяч на подарки. Новый год, восьмое марта, день рождения Ольги, Андрея, племянников...
Я выкладывала чеки один за другим, как карты пасьянса. Каждая квитанция — история щедрости, которую никто не просил, но которую все ждали.
— За пять лет мы потратили на твою семью четыреста двадцать тысяч рублей, — подвела итог. — Это цена подержанной машины.
Дима сидел молча, перебирая документы. Тиканье часов на стене казалось оглушительным.
— А знаешь, сколько за это время потратили на мою семью? — продолжила я.
— Сколько?
— Сорок три тысячи. И то только потому, что маме нужно было срочно заменить газовую плиту.
— Но ваша семья не просит помощи...
— Не просит, потому что знает — у нас тоже не безлимитный бюджет. А твоя семья считает наши деньги своими.
Дима встал и подошёл к окну. Дождь размывал очертания дворовых фонарей, превращая их в жёлтые пятна света.
— Что ты хочешь? — спросил он, не оборачиваясь.
— Хочу, чтобы ты понял — мы не банк и не благотворительная организация.
— Они же семья...
— Семья — это мы с тобой. А они — родственники. И между этими понятиями есть разница.
Дима повернулся ко мне:
— И что предлагаешь?
— Предлагаю установить лимиты. На каждого человека, на каждый год.
— Какие лимиты?
— Не больше двадцати тысяч в год на все семейные нужды. И никаких займов.
— Но если случится что-то серьёзное...
— Серьёзное — это когда человек в беде, а не когда хочется отдохнуть в Турции.
Муж вернулся к столу и снова взялся за чеки. Я наблюдала, как он подсчитывает суммы, качает головой, удивляется отдельным позициям.
— Лен, а это что? — он показал чек от мебельного магазина. — Диван для Ольги за тридцать тысяч?
— Помнишь, она говорила, что спит на раскладушке? А потом оказалось, что старый диван она просто решила заменить на новый.
— А это? — ещё один чек. — Двадцать пять тысяч на планшет племяннику?
— Подарок на окончание школы. При том что у него уже был планшет, просто хотелось новую модель.
— Ведь я не заставлял тебя покупать...
— Не заставлял, но и не останавливал. А когда твоя мама при всех говорила: "Наша Леночка такая щедрая!", — ты улыбался и гордился.
— Гордился, потому что ты правда щедрая...
— Была щедрая. Пять лет была. А теперь я устала быть щедрой за наш счёт.
Дима сел обратно и долго молчал, перебирая документы.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Допустим, я соглашусь на лимиты. Как объяснить это родным?
— Скажешь правду. Что у нас есть планы на будущее, свои цели, и мы не можем тратить все сбережения на чужие потребности.
— Они обидятся...
— Пусть обижаются. Лучше обиженные родственники, чем разорённая семья.
За окном дождь стих, но на душе всё ещё было неспокойно. Слишком много лет я копила эти чеки, эти обиды, эти невысказанные претензии.
— А если откажутся понимать? — спросил Дима.
— Тогда узнаешь, кто из них любит тебя, а кто — твой кошелёк.
Дима кивнул и убрал чеки в папку:
— Завтра поговорю с мамой. Объясню новые правила.
— Не завтра. Сейчас.
— Сейчас?
— Сейчас. Позвони и объясни ситуацию.
Дима нерешительно взял телефон. Я понимала — этот разговор дастся ему нелегко. Всю жизнь он был "хорошим сыном", который никому не отказывал.
— Мам? Это я... Да, всё нормально... Слушай, нам нужно поговорить о семейном бюджете...
Я отошла к плите, делая вид, что занята ужином. На самом деле внимательно слушала каждое слово.
— Нет, мам, проблем нет. Просто мы решили более разумно планировать расходы... Да, понимаю, что ремонт нужен, но сейчас у нас другие приоритеты...
Голос Валентины Михайловны в трубке становился всё громче и возмущённее. Даже стоя в трёх метрах, я различала её интонации.
— Мам, не кричи, пожалуйста... Да, Лена здесь, но это моё решение... Нет, она меня ни к чему не принуждает...
Разговор продолжался полчаса. Дима краснел, оправдывался, объяснял, но стоял на своём. Я испытывала смешанное чувство гордости и жалости к мужу.
После разговора он тяжело опустился на стул:
— Сделано. Мама в ярости, но поняла.
— И что сказала?
— Что мы стали жадными и бессердечными. И что раньше дети родителей уважали.
— А ты что ответил?
— Что уважение и финансовая поддержка — разные вещи.
Я обняла мужа за плечи. Впервые за годы он поставил наши интересы выше желаний родственников.
Через час позвонила Ольга. Потом Андрей. Судя по гудкам, новость о "жадности" молодой семьи распространилась моментально.
— Завтра начнётся настоящая травля, — предупредила я.
— Справимся, — ответил Дима, но голос его дрожал от неуверенности.
На следующий день к нам приехала свекровь. Без звонка, без предупреждения. Села в гостиной и устроила настоящую сцену.
— Восемь лет я считала Лену дочерью! А она оказалась расчётливой эгоисткой! — кричала Валентина Михайловна. — Ведёт учёт каждой копейки!
Я молча слушала обвинения. Дима пытался успокоить мать, но безуспешно.
— Знаешь что, — сказала я наконец. — Давай я покажу тебе кое-что ещё.
Я принесла ещё одну папку — ту, которую не показывала даже мужу.
— Вот это — расписки твоих детей о займах. Подписанные собственноручно.
Валентина Михайловна замолчала, разглядывая документы.
— А вот это — банковские выписки, показывающие, что денег мы давали в два раза больше, чем они просили. Потому что знали — если дать меньше, будете считать нас скупыми.
Свекровь молча перелистывала бумаги.
— И наконец, вот это, — я достала последний документ. — Справка о том, что ради всех этих трат мы отказались от ипотеки на собственную квартиру. Два года откладывали первоначальный взнос.
В комнате повисла тишина. Валентина Михайловна сидела бледная, сжимая в руках документы.
— Я... я не знала, — пробормотала она.
— Не знали, потому что не интересовались. Вам было удобно считать нас богатыми и бездумно щедрыми.
— Но мы же не заставляли...
— Не заставляли прямо. Но создавали такие условия, что отказать было невозможно.
Дима взял мать за руку:
— Мам, мы не перестанем помогать семье. Просто будем делать это разумно.
— А как же ремонт? Я уже договорилась с мастерами...
— Ремонт подождёт. Или найди другой способ его оплатить.
Валентина Михайловна встала:
— Понятно. Видимо, пора привыкать к новым порядкам.
После её ухода мы с Димой долго сидели молча.
— Не жалеешь? — спросил он.
— О чём?
— Что подняла всю эту историю.
— Нет. Пять лет молчания — это слишком много.
Вечером пришло сообщение от Ольги: "Дима, если деньги так важны, то вот тебе сорок тысяч. Это всё, что могу вернуть сейчас."
А через неделю случилось то, чего я совсем не ожидала. Но об этом я узнала только благодаря случайному разговору с соседкой.