Есть вопросы, которые приличные люди не задают вслух. Почему страна, запустившая в космос первого человека, не может сделать конкурентоспособный автомобиль? Почему нация, победившая Наполеона и Гитлера, так фатально проигрывает в борьбе с коррупцией и плохими дорогами? Почему наш главный национальный спорт — это не футбол и не хоккей, а бег по граблям?
Мы привыкли отмахиваться от этих проклятых вопросов, как от назойливых мух. Списывать всё на загадочную русскую душу, на волюнтаризм очередного правителя или, наоборот, на козни вечных врагов. Это удобно. Это снимает ответственность. Это превращает историю в рок, а нас — в пассивных зрителей трагедии с предопределенным финалом.
Но что, если всё это — не судьба, а всего лишь симптом? Симптом хронической болезни, которую мы так долго не замечали, что стали считать её неотъемлемой частью нашего характера. Что, если у этой болезни есть имя, история и, главное, вполне научное объяснение?
Эта статья — попытка поставить диагноз. Дерзкая, возможно, для кого-то оскорбительная, но абсолютно необходимая. Мы собираемся, вслед за экономистом Александром Аузаном и целой плеядой мыслителей, препарировать наш национальный миф и посмотреть, что у него внутри. Мы поговорим о том, как короткое русское лето и долгая зима сформировали наш «авральный» стиль жизни. О том, почему мы — «феминная» нация, которая ценит отношения выше достижений, и как это мешает нам строить заводы, но помогает писать великие романы. О том, как в одной стране уживаются две России — одна, мечтающая о свободе и стартапах, и вторая, жаждущая порядка и справедливости, — и почему они никак не могут договориться.
Мы воспользуемся инструментами безжалостной институциональной экономики, чтобы объяснить, почему мы раз за разом прокладываем свою историческую «колею» в одно и то же болото. Почему у нас не работают хорошие законы. И почему недоверие друг к другу обходится нашей экономике дороже, чем все санкции вместе взятые.
Это не очередной плач Ярославны и не поиск виноватых. Это попытка найти выход. Понять, как превратить наши национальные баги в фичи. Как использовать нашу гениальную способность к созданию уникального — «подковать блоху» — в мире, помешанном на стандартизации. Как, наконец, сойти с проклятой колеи и проложить новый путь, не изменяя себе.
Эта статья для тех, кто устал от простых ответов на сложные вопросы. Для тех, кто готов признать, что проблема — в нас самих. И для тех, кто верит, что именно в этом горьком знании и скрыт наш единственный шанс.
Диагноз: Пациент скорее жив, но хронически болен
Эпиграф:
«Нет ничего, что вынуждало бы нас следовать избранным ранее путем, но следование ему очень часто оказывается самым дешевым вариантом».— Дуглас Норт, лауреат Нобелевской премии по экономике
Посмотрите на клавиатуру своего ноутбука или телефона. На эти первые шесть букв: Q-W-E-R-T-Y. Эта раскладка была придумана в XIX веке, чтобы замедлить печать и предотвратить заклинивание молоточков на допотопных пишущих машинках. Она неудобна. Она нелогична. Существуют десятки более быстрых и эргономичных вариантов. Но мы все, миллиарды людей, упорно продолжаем по ней стучать. Почему? Потому что однажды сделанный неверный выбор оказался залит в бетон истории. Издержки перехода на новую систему стали запретительно высокими.
Этот феномен экономисты называют «эффектом QWERTY».
А теперь представьте, что вся экономика и вся политическая система огромной страны — это одна гигантская, неудобная, заклинивающая раскладка QWERTY. Мы застряли. Застряли в «колее», проложенной не нами и не для нас, но съехать с которой кажется невозможным. Мы едем по рельсам, ведущим в тупик, смутно догадываясь об этом, но продолжая давить на газ, потому что свернуть — страшно и, кажется, дороже, чем катиться дальше.
Но почему нельзя просто взять и «переустановить систему»? Почему благие реформы вязнут, как ноги в болоте, а любые попытки построить что-то новое заканчиваются возведением всё тех же до боли знакомых потемкинских деревень?
Ответ, который дает современная институциональная экономика, прост и безжалостен: потому что эту колею намертво цементирует культура.
Представьте себе операционную систему страны. «Железо» — это её география и ресурсы. Формальные институты — законы, указы, суды — это установленные программы. А культура — это драйверы. Это глубинные, неписаные правила и ценности, которые заставляют «железо» и «софт» работать именно так, а не иначе. И если драйверы кривые, то даже самая совершенная программа будет постоянно вылетать с ошибкой.
Профессор Александр Аузан, опираясь на десятилетия глобальных исследований, сканирует наши русские «драйверы» и получает пугающую картину.
Во-первых, у нас запредельно высокая дистанция власти. Мы привыкли к иерархии как к закону природы. Начальник всегда прав, а если неправ — смотри пункт первый. Это не хорошо и не плохо, это факт. Но в экономике это означает, что правила игры всегда будут неравными.
Во-вторых, у нас патологически высокий уровень избегания неопределенности. Мы до дрожи боимся будущего и любых перемен. «Лишь бы не было хуже» — вот наш неофициальный национальный девиз. Но парадокс в том, что этот страх не ведет к созданию надежных правил, как в Германии. Наоборот, он парализует волю и заставляет цепляться за привычное и понятное, даже если оно гниет и разваливается на глазах .
И в-третьих, вишенка на этом торте, — критически низкий уровень доверия. Мы не доверяем никому: ни государству, ни соседу, ни партнеру по бизнесу. Экономика в такой атмосфере превращается в минное поле. Каждый контракт нужно заверять у десяти юристов, каждый платеж проводить через пять рук, а за каждым углом ждать подвоха. Недоверие — это главный налог, которым обложена российская экономика; налог, который делает любой сложный и долгосрочный проект почти невозможным.
Эта гремучая смесь из привычки к неравенству, страха перед будущим и тотального недоверия создает уникальную экосистему. В ней может выжить только один тип государства. Не «государство-садовник», которое заботливо выращивает конкурентный рынок, как свой сад. А «государство-хищник», для которого экономика — это не сад, а кормовая база. В такой системе рациональным поведением становится не созидание, а захват и перераспределение ренты.
Именно поэтому мы раз за разом просыпаемся в одной и той же стране. Не потому, что у власти какие-то особенные «плохие» люди. А потому, что сама наша культурная QWERTY-раскладка не позволяет напечатать другое слово, кроме как «вертикаль». Мы сами, нашими глубинными страхами и привычками, каждый день выбираем эту колею.
Признать это — первый шаг. Шаг мучительный, но необходимый, чтобы хотя бы начать думать о том, как из этой колеи выбираться.
Теоретический ликбез: Почему QWERTY всегда побеждает?
Чтобы понять драму России, нужно на минуту отвлечься от гербов и гимнов и спуститься на уровень ниже — в машинное отделение истории. Туда, где гудят безликие механизмы, определяющие судьбы наций куда сильнее, чем воля самых могущественных правителей. Имя этим механизмам — институты.
Забудьте про мрачные здания с колоннами. В экономике институты — это просто «правила игры». Формальные (законы, конституции) и неформальные (традиции, привычки, «понятия»). Это невидимая разметка на дороге жизни, которая помогает миллионам незнакомых людей координировать свои действия. Вы едете по своей полосе не потому, что любите встречные машины, а потому что доверяете институту правостороннего движения. Этот институт снижает издержки вашего перемещения из пункта А в пункт Б — вам не нужно каждый раз договариваться с каждым встречным водителем.
А теперь представьте, что в один прекрасный день правительство издает указ: «С завтрашнего дня вводим левостороннее движение, как в передовой Англии!» Что произойдет? Коллапс. Миллионы водителей, чьи навыки и привычки заточены под старые правила, устроят на дорогах ад. Формальный институт (новый закон) войдет в смертельный клинч с неформальным (привычкой, культурной нормой).
Именно это и происходит в России последние 300 лет. Мы упорно пытаемся импортировать передовые западные «программы» — законы о конкуренции, независимом суде, частной собственности — и установить их на нашу «операционную систему», чьи культурные «драйверы» написаны для совершенно других задач. Драйвер «высокой дистанции власти» не понимает программу «равенство всех перед законом». Драйвер «тотального недоверия» выдает ошибку при запуске программы «долгосрочные инвестиции». Результат — система виснет.
Здесь мы подходим к самому безжалостному закону институциональной экономики — «эффекту колеи» (path dependency), открытому нобелевским лауреатом Дугласом Нортом.
Представьте, что по снежному полю прошла первая группа людей, проложив тропинку. Она может быть кривой и неудобной. Но каждый следующий путник, подойдя к полю, встанет перед выбором: ломиться через целину, тратя массу сил, или пойти по уже протоптанной колее? 99% выберут колею. Со временем она превратится в дорогу, потом в асфальтовое шоссе. И вот уже оказывается, что вся цивилизация — города, заправки, мотели — выстроена вдоль этого, возможно, изначально ошибочного пути. Построить новое шоссе рядом становится безумно дорого и практически невозможно. Прошлое держит будущее в заложниках.
Испания в XVI веке сделала выбор в пользу контроля короля над налогами, а Англия — в пользу парламента. Эта развилка, эта первая тропинка по историческому полю, определила их судьбы на столетия вперед. Испания покатилась в колею стагнации, Англия — в колею промышленной революции.
Россия, с её уникальным сочетанием климата, огромных расстояний и постоянных внешних угроз, проложила свою собственную колею. Колею централизации, мобилизационной экономики и недоверия к горизонтальным связям. Петр I, Сталин, современные реформаторы — все они, пытаясь «модернизировать» страну, на самом деле лишь углубляли и асфальтировали эту изначальную колею, потому что свернуть с нее казалось немыслимым.
Понимание этого механизма отрезвляет. Оно показывает, что наши беды — не следствие чьей-то злой воли или национального проклятия. Это результат логичного, рационального выбора миллионов людей на протяжении веков, каждый из которых просто шел по пути наименьшего сопротивления. По колее.
И главный вопрос сегодня звучит так: есть ли у нас достаточно энергии, воли и ума, чтобы наконец начать прокладывать новую тропинку рядом? Или мы так и будем катиться по этому шоссе, ведущему прямиком в исторический тупик?
Два сердца в одной груди: Раскол как национальная идея
Если бы Данте писал «Божественную комедию» о России, ему не пришлось бы выдумывать многоголовых чудовищ. Ему было бы достаточно просто описать нашу страну. Тело одно, а головы две, и смотрят они в разные стороны, рыча друг на друга. Это не метафора. Это, как показывают данные, самый точный портрет современного российского общества.
Главное и самое болезненное открытие, которое предлагает нам институциональная экономика, заключается в следующем: внутри России живут две разные нации. Это не этнический и не религиозный раскол. Это раскол ценностный, раскол по самому фундаменту мировоззрения.
Первая — назовем её «И-Россия» — это Россия индивидуализма. Она живет в бурлящих мегаполисах, говорит на языке IT-стартапов, крафтового пива и гражданского активизма. Она читает мировые медиа, требует честных правил игры и видит в государстве не сакрального Левиафана, а сервисного менеджера, которого можно и нужно уволить за плохую работу. Эта Россия похожа на своих сверстников в Берлине, Нью-Йорке или Сеуле. Она хочет развития, свободы и самовыражения. Она — носитель той самой «низовой модернизации», которая, как трава сквозь асфальт, упорно прорастает сквозь все запреты и ограничения.
Вторая — «К-Россия» — это Россия коллективизма. Она раскинулась по бескрайним просторам малых городов и сел. Она говорит на языке стабильности, справедливости и порядка. Для нее главное — не личный успех, а принадлежность к «своим», к великому целому. Она привыкла доверять не формальным законам, а личным связям и «понятиям». Она готова к самопожертвованию, но взамен ждет от государства патерналистской заботы и защиты от чужаков и несправедливости мира.
Эти две России не просто существуют параллельно. Они находятся в состоянии холодной гражданской войны. Их энергия тратится не на созидание, а на глухое взаимное неприятие. Для «И-России» ее визави — это архаичное, косное болото, «ватники», тянущие страну назад в прошлое. Для «К-России» первая — это безродные «креаклы», предатели устоев, разрушающие страну ради своих эгоистичных интересов.
Они говорят на разных языках ценностей. То, что для одного — «свобода», для другого — «хаос». То, что для одного — «стабильность», для другого — «застой».
Эта глубинная недоговороспособность и есть наш главный паралич. Невозможно построить общий дом, если одна половина жильцов хочет строить лофт в скандинавском стиле, а вторая — бревенчатую избу с печкой. Любая попытка договориться проваливается, потому что нет общего фундамента, нет разделяемых всеми правил игры.
Именно этот культурный разлом порождает наш главный политический конфликт. Снизу нарастает сложность: общество «И-России» становится все более образованным, требовательным и готовым к самоуправлению. А сверху на него давит архаичная политическая система, заточенная под управление простым, гомогенным обществом «К-России». Это как пытаться запустить нейросеть на арифмометре «Феликс». Система не справляется со сложностью и пытается решить проблему единственным доступным ей способом — насильственно упростить общество обратно. Запретить, ограничить, унифицировать.
Но поезд модернизации уже ушел. Можно построить дамбы, но нельзя повернуть реку вспять.
Вопрос лишь в том, что произойдет раньше: прорвет ли дамбу или два этих сердца в одной русской груди наконец научатся биться в унисон? История дает редкие примеры такой синхронизации — обычно перед лицом смертельной угрозы. Но можно ли достичь её ради созидания, а не ради выживания? От ответа на этот вопрос, без преувеличения, зависит всё.
Культурный код: Сканер для национальной души
Итак, мы постоянно говорим о «кодах», «матрицах», «измерениях». Звучит как терминология из фильма «Матрица», но на самом деле это строгий научный инструмент. Это попытка взвесить и измерить то, что кажется неуловимым, — национальный характер.
Представьте, что у вас есть пульт с несколькими ползунками, с помощью которого можно настроить «операционную систему» любой нации. Именно такой пульт в 1970-е годы и создал нидерландский социолог Герт Хофстеде, опросив десятки тысяч сотрудников IBM по всему миру. Он выделил несколько ключевых «ползунков», которые определяют, как люди в разных странах думают, работают и строят отношения. Давайте посмотрим, где находятся эти ползунки в России.
1. Ползунок «Дистанция власти» (Power Distance). Он отвечает на вопрос: «Насколько нормально, что начальник — это почти бог, а простой человек — песчинка?»
- Низкий уровень (как в Австрии или Дании): Начальник — это просто коллега с большей ответственностью. С ним спорят, ему возражают, он ездит на работу на велосипеде. Власть десакрализована.
- Высокий уровень (как в России или Мексике): Власть священна. Начальник — это «отец родной», его слово — закон. Подчиненные ждут указаний, боятся проявлять инициативу, а разница в статусе подчеркивается всеми возможными способами: отдельный лифт, мигалки, гигантский кабинет.
2. Ползунок «Избегание неопределенности» (Uncertainty Avoidance). Реакция на неизвестное: «Что вы сделаете, купив новый гаджет?»
- Низкий уровень (как в США или Сингапуре): Сразу включить и начать тыкать кнопки. Ошибки — это часть процесса обучения. Риск — это возможность.
- Высокий уровень (как в России, Франции или Японии): Три часа читать инструкцию, бояться что-то сломать, искать официальный сервис. Будущее пугает. Нужны четкие правила, законы, инструкции на все случаи жизни. Российский парадокс в том, что мы, с одной стороны, требуем инструкций, а с другой — не любим их соблюдать. Мы хотим предсказуемости, но живем в хаосе.
3. Ползунок «Индивидуализм vs Коллективизм». Кто ты: «Я» или «Мы»?
- Индивидуализм (США, Австралия): Главное — личный успех, самореализация, независимость. Человек — сам кузнец своего счастья.
- Коллективизм (Китай, Пакистан): Главное — интересы семьи, клана, компании, нации. «Я» — это часть большого «Мы». Лояльность в обмен на защиту.
- Российский парадокс: Как мы уже выяснили, в России этот ползунок сломан. Он показывает два разных значения одновременно, раскалывая страну на «И-Россию» и «К-Россию» .
4. Ползунок «Маскулинность vs Феминность». Что делает человека «крутым»?
- Маскулинность (Япония, Германия): Достижения, деньги, карьера, конкуренция, победа. «Жить, чтобы работать».
- Феминность (Швеция, Нидерланды): Качество жизни, отношения, забота о слабых, компромисс. «Работать, чтобы жить».
- Российский парадокс: При всей нашей демонстративной маскулинности на уровне риторики, в глубине ценностей Россия — страна феминная. Мы ценим дружбу выше карьеры, а душевный разговор на кухне — выше сверхурочной работы. Именно поэтому мы так плохо вписываемся в жесткий мир глобальной конкуренции.
Эти четыре ползунка и создают уникальную «настройку» нашей национальной матрицы. Они объясняют, почему у нас не приживаются одни реформы и почему работают другие. Они показывают, что наши проблемы — это не случайность, а системное свойство. Это не баг, а фича. Просто фича, совершенно не подходящая для той игры, в которую мы пытаемся играть. Понимание этих настроек — это первый шаг к тому, чтобы либо попытаться их медленно, осторожно откалибровать, либо, что куда реалистичнее, — найти ту игру, где именно наш уникальный набор характеристик станет залогом победы.
Русский маятник: От аврала к застою и обратно
Если бы инопланетянин решил изучить русскую цивилизацию по её экономическим артефактам, он бы сошел с ума. С одной стороны — гениальные прорывы: первый спутник, атомная станция, алгоритмы, покорившие мир. Уникальные, штучные изделия, плоды чистого вдохновения. С другой — унылые ряды одинаковых, неконкурентоспособных автомобилей, бытовой техники и одежды массового пошива. Кажется, что это создавали две разные цивилизации.
И в каком-то смысле так оно и есть.
Секрет этого парадокса, как утверждает Александр Аузан, кроется в самой сердцевине нашего культурного кода, в том, что он называет «феминностью» русской культуры. Отбросим гендерные стереотипы. В терминах социологии «феминные» культуры (вроде скандинавских) ценят качество жизни, отношения, сотрудничество и гибкость. «Маскулинные» (вроде немецкой или японской) — конкуренцию, достижение, настойчивость и четкое следование правилам.
Россия, при всей её внешней брутальности, — страна глубоко «феминная». Мы не любим и не умеем долго, нудно и методично следовать инструкции. Наш метод — импровизация. Наша религия — «авось». Мы читаем инструкцию к шкафу из IKEA, когда уже сломали три полки и остались лишние детали. Нас раздражает сама идея стандартизации. Именно поэтому русский гений способен в одиночку «подковать блоху», но поставить этот процесс на конвейер — задача невыполнимая. Массовое производство — это царство скучной рутины, а для русской души нет ничего мучительнее.
Истоки этой черты — не в лени, а в самой земле, на которой мы живем. Историк Василий Ключевский, а за ним и Леонид Милов, показали: суровый русский климат с его коротким сельскохозяйственным сезоном диктовал особый ритм жизни. Несколько месяцев в году крестьянин должен был работать на пределе человеческих возможностей, совершая невероятный трудовой подвиг, чтобы успеть посеять и собрать урожай. Это был «аврал». А затем наступала долгая, темная зима — время пассивного выжидания, «застоя».
Этот ритм — отчаянный рывок, сменяющийся долгой спячкой, — за столетия впечатался в наш национальный характер.
Именно он породил феномен, который можно назвать «русским маятником» управления. Вся наша история — это качание гигантского маятника между двумя крайностями.
С одной стороны — «застой». Это периоды, когда система застывает в бюрократическом ступоре. Главная цель — стабильность любой ценой. Любая инициатива наказуема, любая конкуренция подавляется, а формальные правила становятся важнее здравого смысла. Общество погружается в анабиоз, накапливая нерешенные проблемы, как снежный ком.
Но рано или поздно ком становится слишком большим. Внешний вызов или внутренний кризис толкает маятник в другую сторону, и начинается «аврал». Безумный, хаотичный, героический рывок. Петровские реформы, сталинская индустриализация, послевоенное восстановление. В этом режиме страна способна на чудеса. Она сжигает ресурсы, жизни, таланты, но решает поставленную задачу. Система переходит в режим ручного управления, законы отменяются, а на сцену выходят пассионарии и герои.
Аврал спасает страну от коллапса, но оставляет после себя выжженную пустыню и тотальную усталость. И маятник, достигнув крайней точки, с неизбежностью катится обратно — в новый, еще более глубокий «застой».
Мы живем не в линейном времени прогресса. Мы живем в этом вечном цикле. Мы не строим здание этаж за этажом, а постоянно сносим старое, чтобы на его руинах в режиме аврала построить что-то новое, что потом опять обречено на застой и разрушение. Этот маятник и есть наша главная «институциональная ловушка», пожирающая время, ресурсы и надежды поколений. И пока мы не поймем его механику, мы так и будем бежать по этому замкнутому кругу истории.
Рецепт для Левши: Как подковать будущее
Итак, мы в колее. Наша культурная QWERTY-раскладка устарела, маятник истории мотает нас от застоя к авралу, а два сердца в одной национальной груди бьются вразнобой. Картина, прямо скажем, безрадостная. Что делать?
Первая, самая очевидная и самая губительная реакция — попытаться всё сломать. Объявить нашу культуру «неправильной», историю — «ошибочной», а народ — «недостойным». Потребовать немедленно переделать русского человека в условного немца или американца. История ХХ века показала: такие попытки заканчиваются либо фарсом, либо чудовищной трагедией. Нельзя ампутировать душу нации, не убив её.
Александр Аузан предлагает совершенно другой путь. Путь не хирурга, а тонкого терапевта. Он призывает не ломать, а понять и использовать.
Если наш национальный гений — не в массовом производстве, а в создании уникальных вещей, значит, именно на этом и нужно строить экономику. Если мы не можем делать лучшие в мире автомобили, может, мы можем делать лучшее в мире программное обеспечение для этих автомобилей? Если мы не способны штамповать одинаковую одежду, может, мы можем стать мировыми лидерами в дизайне, в моде, в архитектуре?
Это и есть «путь Левши». Путь нации, которая не пытается обогнать всех на общем шоссе, а срезает путь по только ей известной тропинке. Это ставка не на станки, а на «мозги». Не на природные ресурсы, которые конечны, а на человеческий капитал, который безграничен. Это экономика, где главный продукт — интеллектуальная собственность, защищенная не танками, а международным правом.
Звучит красиво. Но чтобы встать на этот путь, нужно вылечить три главные болезни, парализующие нашу волю. Аузан выписывает рецепт, который можно назвать формулой «3-Д».
Первый и главный компонент — ДОВЕРИЕ. Это кровь экономики. Без него организм не может функционировать. Пока мы не начнем доверять друг другу, судам, государству, мы так и будем тратить половину нашей энергии на защиту от своих же. Как его «вырастить»? Через создание маленьких островков предсказуемости: честных судов, работающих ассоциаций предпринимателей, прозрачных правил игры хотя бы в отдельных отраслях. Доверие заразительно, как и недоверие.
Второй компонент — ДОЛГИЙ ВЗГЛЯД. Нам нужно научиться думать категориями десятилетий, а не квартальных отчетов. «Длинный взгляд» — это способность инвестировать в то, что не принесет быстрой прибыли, но создаст будущее: в фундаментальную науку, в качественное образование, в здоровье нации. Это самый сложный вызов для элиты, привыкшей жить одним днем.
И третий — ДОГОВОРОСПОСОБНОСТЬ. «И-России» и «К-России» пора перестать видеть друг в друге врагов и начать видеть партнеров по несчастью, запертых в одной исторической квартире. Им нужно найти общий язык. Не язык любви — это было бы слишком наивно. А язык взаимной выгоды. Язык компромисса. Для этого нужны площадки для диалога — от реального федерализма, дающего регионам право на собственный путь, до независимых медиа и общественных советов.
Это не программа быстрых побед. Это марафон, рассчитанный на смену поколений. Аузан говорит, что смена «колеи» занимает 30–40 лет при условии, что мы начнем действовать прямо сейчас.
Главный урок, который он преподает: невозможно импортировать чужой успех. Нельзя взять немецкие законы и пересадить их на русскую почву — они не приживутся. Нужно выращивать свои собственные институты, которые, как «промежуточные» переходные формы, будут соответствовать нашей сегодняшней культуре, но при этом мягко подталкивать её в нужную сторону.
Это путь признания себя. Путь сложный, требующий интеллектуального мужества и стратегического терпения. Путь превращения нашей странной, нелогичной, «феминной» и авральной души из вечного проклятия в уникальный ресурс.
Другого пути у Левши, кажется, просто нет.
Заключение: Российская уникальность как ресурс, а не приговор
Итак, к чему мы пришли? К неутешительному, на первый взгляд, выводу. Мы — страна, застрявшая в исторической «колее». Страна с «феминной» душой, не приспособленной к монотонному труду. Страна, раздираемая на части двумя враждующими культурными кодами. Страна с критическим дефицитом доверия. Звучит как приговор.
Но это ошибка оптики. Это приговор, только если мы продолжаем пытаться играть по чужим правилам и мерить себя чужой линейкой.
Вся наша история — это история выживания в экстремальных условиях. Мы выработали уникальный набор качеств, чтобы справляться с огромными расстояниями, суровым климатом и постоянными внешними угрозами. Наша централизация, наш коллективизм, наша способность к авральному самопожертвованию — это не врожденные пороки, а выработанные веками и очень эффективные инструменты.
Проблема в том, что мир изменился. И инструменты, которые помогали выжить, стали мешать развиваться. Наша историческая «колея» превратилась в тормоз.
Именно в этой точке диагноз перестает быть приговором и становится задачей. Задачей для нашего поколения.
Первый шаг — это самопознание. Перестать винить в своих бедах бояр, большевиков, либералов или мировой заговор. Признать: мы такие, какие есть. С нашей любовью к «авось», с нашей нелюбовью к правилам, с нашим вечным поиском справедливости и нашим недоверием ко всем. Признать это не для того, чтобы посыпать голову пеплом, а для того, чтобы понять, с каким материалом мы имеем дело.
Второй шаг — это стратегический выбор. Осознав свои сильные и слабые стороны, мы можем наконец перестать пытаться построить в России «вторую Германию» или «второй Китай». Мы должны найти свой, «третий путь». «Путь Левши». Путь, который делает ставку не на копирование, а на уникальность. Путь, который использует нашу «феминную» креативность для создания новых идей и технологий, а не для имитации чужих.
Третий шаг — это действие. Осознанное, долгое и кропотливое. Это «выращивание» доверия через маленькие дела. Это инвестиции в единственный неисчерпаемый ресурс — человеческий капитал. Это создание площадок, где «И-Россия» и «К-Россия» смогут наконец услышать друг друга. Это поддержка тех самых «лейтенантов» — предпринимателей, ученых, общественных деятелей, которые уже сегодня строят островки будущего в океане прошлого.
Это не быстрый путь. Это работа на десятилетия. Но именно она превращает историю из судьбы в выбор.
Великий историк Арнольд Тойнби считал, что цивилизации развиваются, давая успешный Ответ на исторический Вызов. Сегодняшний кризис, обрубивший привычные связи и сломавший старые модели, — это и есть тот самый экзистенциальный Вызов для России.
Приложение: Интеллектуальная карта
(Краткий словарь концепций для понимания русской драмы)
Эта статья — не просто набор мнений, а попытка опереться на несколько мощных теоретических конструкций. Чтобы говорить на одном языке, давайте определим ключевые термины и их авторов.
Автор: Дуглас Норт (Нобелевская премия по экономике 1993 г.)
- Концепция: Новая институциональная экономика.
Норт совершил революцию, доказав, что богатство и бедность наций определяются не столько ресурсами или технологиями, сколько качеством «правил игры» — институтов. - Словарь в рамках концепции:
Институты: Не здания, а правила. Формальные (законы, конституция) и неформальные (традиции, культура, «понятия»). Их главная функция — снижать неопределенность и издержки взаимодействия между людьми.
Эффект колеи (Path Dependency): Историческая ловушка. Однажды принятое решение (даже случайное или ошибочное) создает такие мощные стимулы для его поддержки, что сойти с этого пути становится почти невозможно. Прошлое держит будущее в заложниках .
Трансакционные издержки: «Налог на недоверие». Все затраты, которые мы несем не на само производство, а на обеспечение сделки: на юристов, охрану, взятки, проверки, поиск информации. Чем ниже доверие в обществе, тем выше эти издержки и тем менее эффективна экономика.
Автор: Герт Хофстеде
- Концепция: Теория культурных измерений.
Хофстеде первым предложил научный метод для «измерения» национальных культур, превратив расплывчатые разговоры о «национальном характере» в набор конкретных, измеримых параметров. - Словарь в рамках концепции:
Дистанция власти: Степень, в которой общество принимает и ожидает неравенство. В культурах с высокой дистанцией власти начальник — это «царь и бог».
Индивидуализм vs Коллективизм: Что важнее — личные цели и свобода («Я») или интересы и гармония группы («Мы»).
Маскулинность vs Феминность: Что ценится больше: соревновательность, успех и деньги («маскулинность») или качество жизни, отношения и забота о других («феминность»).
Избегание неопределенности: Степень, в которой общество боится будущего, риска и двусмысленности, стремясь регулировать всё с помощью строгих правил и законов.
Автор: Александр Аузан
- Концепция: Культурные коды экономики России.
Аузан синтезировал идеи Норта и Хофстеде, применив их для глубокого анализа российских проблем. Он не просто использует их теории, а показывает, как именно культурные коды (по Хофстеде) «цементируют» неэффективную институциональную колею (по Норту) в России. - Словарь в рамках концепции:
Две России («И-Россия» и «К-Россия»): Ключевая идея Аузана о ценностном расколе страны. И-Россия (индивидуалистическая, городская, инновационная) и К-Россия (коллективистская, провинциальная, патерналистская) предъявляют государству взаимоисключающие требования, парализуя развитие.
Недоговороспособность: Прямое следствие раскола. Неспособность двух частей общества найти общий язык и договориться о «правилах игры», что приводит к постоянной борьбе и отсутствию устойчивых институтов.
Формула «3-Д»: Рецепт выхода из колеи. Стратегический фокус на повышении Доверия, формировании Долгого взгляда (горизонта планирования) и развитии Договороспособности.
«Путь Левши»: Стратегическая альтернатива для России. Вместо попыток конкурировать в массовом, стандартизированном производстве, сделать ставку на сильные стороны «феминной» культуры — креативность, уникальность и создание сложных, не-серийных продуктов и технологий.
Автор: Александр Прохоров
- Концепция: Русская модель управления.
Прохоров, опираясь на исторический анализ, описал поведенческие паттерны российской системы управления. - Словарь в рамках концепции:
Русский маятник: Историческая модель циклического развития России, которая постоянно качается между двумя крайностями: периодами «застоя» (бюрократический ступор, подавление инициативы) и «аврала» (сверхнапряженный, мобилизационный рывок для решения накопившихся проблем).
Приложение II: Голоса из колеи
(Тематический сборник цитат)
Слова обладают силой. Иногда одна фраза объясняет больше, чем целые тома. Здесь собраны цитаты — от академических до фольклорных, — которые, как камертоны, настраивают нас на понимание российской институциональной драмы.
О колее и исторической предопределенности
«Институты — это правила игры в обществе... они создают структуру стимулов, которые формируют экономику. История имеет значение не потому, что мы из нее учимся, а потому, что она создает колею, по которой мы движемся».— Дуглас Норт
«Самое дорогое в социальных процессах — это не деньги, а время. Потому что если вы сейчас принимаете неправильное решение, вы на полвека можете уйти в исторический тупик, и выкарабкиваться оттуда будет очень тяжело».— Александр Аузан
«Русская история — это не движение по прямой, а вращение по кругу, из которого нет видимого выхода».— Николай Бердяев (в пересказе)
О культуре как «прошивке» нации
«Культура — это коллективное программирование разума, отличающее членов одной группы людей от другой. Это невидимый софт, который управляет нашим поведением».— Герт Хофстеде
«Культура имеет значение. В России это ощущается особенно остро, потому что у нас очень сильная культура, которая с легкостью “переваривает” любые импортированные институты, превращая их в нечто совершенно иное».— Александр Аузан
«Работа не волк, в лес не убежит».— Русская народная поговорка (идеальная иллюстрация «феминного» отношения к труду)
Об аврале и уникальности русского пути
«Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс; но нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному, постоянному труду».— Василий Ключевский
«Если вы хотите получить одну уникальную вещь, закажите ее русским. Если хотите получить десять одинаковых, заказывайте кому угодно, только не русским».— Анонимная цитата американского менеджера, которую часто приводит Александр Аузан
«В России нужно жить долго, тогда что-нибудь дождешься».— Юрий Лотман (о циклическом, а не линейном времени русской истории)
О недоверии и расколе
«Недоверие — это скрытый налог на все операции в экономике. В России этот налог запретительно высок».— Александр Аузан
«Мы живем, под собою не чуя страны…»— Осип Мандельштам (о фатальном разрыве между властью и обществом)
«В России две напасти: / Внизу — власть тьмы, / А наверху — тьма власти».— Владимир Гиляровский
О пути вперед
«Задача не в том, чтобы сломать национальный характер, а в том, чтобы найти ему такое применение, где он из недостатка превратится в преимущество».— Александр Аузан
«Невозможно создать дееспособные институты в обществе, где нет взаимного доверия. Выращивание доверия — это главный национальный проект России на XXI век».— Александр Аузан
«Будущее нельзя предсказать, но его можно изобрести».— Деннис Габор (Нобелевская премия по физике), любимая цитата Александра Аузана.