Антиутопическая история от нашего постоянного автора Евгения «Гайдука» Николаева о том, как Молдова, выбрав путь в Европу ценой всего, стала идеальным, стерильным концлагерем — и тут же была стёрта с лица земли теми, кого она так стремилась забыть.
Завтра в Молдове — выборы. Голосуют за будущее. Но что, если будущее уже наступило, и результат давно предрешен? Антиутопия не приходит в один день с танками и декретами. Она прорастает тихо, как плесень в сыром подвале, обещая европейский рай в обмен на суверенитет. Кишинёв больше не город — он стал экспериментом под названием Евромолдова. Протекторат, где главный избирательный бюллетень — это браслет на твоей руке, а «лояльность» — единственная партия, гарантирующая выживание.
Здесь всё решено за тебя. Вопросы армии, энергии, земли — «закольцованы» с Брюсселем. Вопросы морали и тела — отданы на откуп Фонду Великой Нематери. От тебя требуется лишь одно: эффективно функционировать. Работать пчелой в улье, где мёд — евролеи из европейских фондов, а яд — тотальная слеза за каждое неверное слово или даже мысль. Выбор между Востоком и Западом завершён. Победила Евромолдова, граждане которой носят юбки и молча аплодируют, когда на площади надувается их ночной приют.
В этом мире и живут наши герои. Их выбор сводится к мелочам: перевести ли партнеру 25 евролеев на завтрак, проанализировать ли очередного препода для поднятия рейтинга, сбегать ли в «Кузнечик» за порцией жареной саранчи. Они давно не верят в перемены. Они верят в рейтинг. Но даже в самой совершенной системе случаются сбои. Даже у самого лояльного подданного может возникнуть крамольный вопрос.
И тогда время напоминает, что у игр в демократию и суверенитет бывают и другие, куда более страшные финалы. Не предвыборные дебаты, а огненный дождь. Не бюллетени, а ракеты. И единственный, чей голос становится решающим, оказывается отнюдь не избиратель.
Браслет завибрировал и запищал мерзким писком. «Пора вставать, домнуле Петровяну, пора вставать! Аренда завершается. Впереди новый, прекрасный день!» Гицу потянулся в полумраке комнаты. Латекс под ним был теплый и влажный, даже мокрый. Стена тоже гибко сочилась влагой. «Сволочи, – подумал Гицу, – деньги дерут как за люкс, а под утро экономят и выключают кондишн. Придется разориться на душ. А это еще тридцать евролеев придется снять со счета. А где их взять? Опять анализировать Октавиана?» Он посмотрел в небольшое окошко, затуманенное антисолнечным покрытием. На улице все было как всегда. Обычное летнее кишиневское утро. Вид на центральную площадь Великого Национального Собрания как всегда великолепен. Голуби как всегда азартно и бесцельно летают над городом. Солнце по-латински ярко освещает асфальт. Тень памятника Великой Праматери рассекает площадь пополам. Рассвет как всегда в это время – в 3:47. Еще не жарко, но день сегодня будет как адское пекло, это уже ясно. Женский город еще спит, им еще рано просыпаться. Но мужикам пора! Прямо сейчас, иначе можно опоздать. Опоздать жить.
Он вскочил со своего мягкого помоста и едва не наступил на своего доманта, лежащего рядом с «кроватью» (сегодня четверг. По четвергам спать не на кровати выпадает Октавиану). Вот уже год, как они доманты: официальные партнеры, но привыкнуть к тому, что с ним все время рядом есть кто-то живой, Гицу так и не смог. Окт пробурчал проклятия на старомолдавском языке и тоже встал. Он тоже был взмыленный от духоты, всклокоченный и злой. Глаза он практически не открывал, одевался наощупь.
«Давай, Гицу, бегом, а то схлопнется отель, охереем тогда», – заскрипел Октавиан. Браслет на его руке мягко завибрировал и слегка ударил его током.
«Да знаю я, знаю», – сказал почти нежно браслету Окт, потирая ужаленное прибором место. – «Использование Р-языка, пункт 12 закона о нацбезопасности, штраф в 10 евролеев».
Затем повернулся к Гицу и, подмигнув ему, сообщил по секрету:
«Вчера анализировал одного препода по европейской социологии из этих,ну, из самых "лояльных", у меня +200 баллов на браслете, могу себе сегодня позволить немного расслабиться. Шиканем вечером! Договорились?»
Они выскочили из капсулы отеля и пьяным вальсом посеменили по прогибающимся под их ногами коридорам Хилтона. Процесс сдутия явно уже начался. Вместе с другими постояльцами они выскочили на площадь и, как всегда, остались наблюдать процесс складывания. Трехэтажный отель стремительно оседал. Воздух, который наполнял его стены, зловонной волной выбрасывался в небо через огромные и тоже надувные трубы, которые сами, в свою очередь, сдувались одна за другой. Вся накопившаяся масса злого, провонявшегося мужским телом и кишечными газами воздуха уходила в вертикальное небытие. Вместе с сором, кожной шелухой, обгрызанными ногтями, козявками, перхотью, старческими эротическими снами и юношескими мечтами о будущем. Наконец последний аэромет опал, словно пенис слона после случки, и все стоящие рядом арендаторы по доброй народной традиции зааплодировали, благодаря Великую Немать за ночлег. Метродотели аккуратно утрамбовали гибкую массу отеля в асфальтовые коробы, и сверху автоматически задвинулись пластиковые листы дорожного покрытия. Площадь, как по волшебству, перестала быть ночным прибежищем, а снова стала центром города, центром столицы суверенного протектората Евромолдовы – красивейшего поселения юго-восточной Европы. По проспекту Стефана Великого тут и там угасали и прятались в землю отели, гостиницы и ночлежки мужских общежитий. Центр еще спящего города мгновенно стал многолюден и наполнен жизнью. Подъехали умывальные комплексы. Гицу рванулся к одному из них и занял для себя и своего доманта быстро удлиняющуюся за ними очередь. Раз Октавиан сегодня богат, пусть проставляется, будем кутить.
Зайдя в длинный вагон «умывалки», Гицу брезгливо сбросил с себя вчерашнюю одежду и по узкому коридору медленно побрел к выходу из вагона. Струи воды и вращающиеся щетки освежили его после духоты ночи. Воздушная обдувка присыпала его кожу прозрачным тальком. При проходе мимо аэрозольной установки он поднял руки, и подмышки наполнились ароматом лаванды. (В голове преступно зазвучала старинная песня на р-языке). Бриться и стричься он не стал, так как еще в прошлом году сделал операцию по вечной депиляции лица и пятилетней заморозке роста волос на голове. Это было модно и, к тому же, частично спонсировалось Фондом. При выходе из «умывалки» он взял пакет с новой «четверговой» одеждой и небрежно вступил в обувной шлюз. Ноги по щиколотку облила масса теплого красного пластика, и, мгновенно высохнув, превратилась в удобные красные мокасины. Мягкая и удобная обувь на один день. Гицу надел четверговую юбку светло-сиреневого цвета и черный топ. Посмотрев на себя в зеркальный борт «умывального» автобуса, Гицу остался доволен: он молод, свеж, с лицом, отмеченным интеллектом. Юбка хорошо сидит на его фигуре. Чего еще надо студенту Протекторатного Университета? Сегодня юбка выше колен. В пятницу, с тоской подумал он, юбка будет мини. Наверное, чтобы преподы могли рассмотреть их получше перед уик-эндом, размышлял Гицу. В субботу и воскресенье так вообще одежда нещадно стремилась к нулю. «"Пояс неверности", а не юбка», – ухмыльнулся Гицу старой шутке, услышанной от своего первого препода еще на первом курсе универа. Посмотрел на браслет: за все про все 29 евролеев. Списались сразу. Надо не забыть, чтобы Окт перевел ему их, иначе не хватит на завтрак и на вход в Универ. Октавиан, идущий за ним все это время, тоже уже был одет. Взявшись за руки, они легкой трусцой побежали на пары, освобождая проезжую часть. И очень вовремя. Старинные электронные часы на здании Женского мира на углу просигналили 5 утра. Дорога стремительно наполнялась транспортом.
Университет располагался в четырех кварталах выше площади Великого Национального Собрания. Идти туда было не больше двадцати пяти минут, по утренней, пока еще прохладе. Поэтому Гицу никогда не понимал людей, стоящих в пробках по два часа, лишь бы сидеть под кондиционерами и не встречаться взглядом с незнакомыми людьми. Да, все понятно: статус и уважение со стороны университетских дворецких, но потратить двести евролеев, чтобы подъехать прямо к входу универа!? Да еще и не на личном, красного цвета или государственном (черном) авто, а на обычном голубом каршеринге. Глупость какая! Средневековые понты.
Голубая река машин, между тем, запрудила улицу имени Мадлен Олбрайт, ведущую от площади к университету. Черных и красных машин в этом потоке не было вовсе. Лояльные подданные и женщины еще не проснулись. Еще не их время. Пробка гудела и угрюмо толкалась на узкой, старинной улочке. Запах биотоплива отчетливо витал в воздухе, справедливо и честно напоминая о том, что в недалеком Ставченском пригороде находится крупнейший в мире завод по переработке навоза и человеческих нечистот в экологически чистое топливо. Дышать стало трудно, глаза заслезились. Гицу и Октавиан ускорили шаг, стремясь быстрее преодолеть пробку-вонючку.
«Октавиан!» – буркнул Гицу отрывисто, чтобы лишний раз не открывать рот. – «Переведи мне 50 евролеев, раз уж ты так богат. Мне не хватает на похавать».
Октавиан загундел по своей привычной схеме:«А ты мне что? Я тут что, спонсор из ЕС? Почему я всё время должен проявлять "лояльность", а пользуемся этим мы оба? Как анализировать, так я, а как завтракать – так мы? Нихера так не пойдёт!» (Браслет снова штрафанул на 10 евролеев Октавиана, ударив током немного сильнее, чем в прошлый раз). Домант Гицу скривился от удара током и, еще сильнее раздражаясь, заныл: «Я, между прочим, на фраушеринг коплю. На настоящий. Не на эти 10 минут в душевой кабине центрального парка. Хочу целую ночь провести с Аурикой или Габриэллой. Кто скидку даст, короче. Под настоящей крышей. В старинном доме из бетона и стекла. На настоящей кровати. Представляешь? Меня целую ночь не будет рядом.
Ты рад? Я очень! Отдохнуть от такого засранца, как ты, в обществе настоящей женщины – это просто праздник. Как Новый год! Или День Второй Независимости! У меня на счету уже на 2 часа полноценного фраушеринга есть. Плюс бонусы будут за наше с тобой совместное жильё. Плюс стипендия. Плюс я еще раза два-три полояльничаю с европейскими профессорами, и хоба-на – на целую ночь накоплю».
«Не неси чушь! Окт, ты же знаешь, что стипендию нельзя тратить на фраушеринг и хаусхолдинг. Перевод заблокируют, и потом блокировку снимут только в центре еврокоррекции. А вот если ты мне деньги переведёшь, своему официальному и горячо любимому доманту и партнёру по коливингу, это тебе в рейтинг лояльности зачтётся. Ну, типа, маленький подарок любимому человеку. Круассан и кофе за прекрасно проведенную ночь. Чуешь, чем пахнет?»
«Говном и вазелином?»– хохотнул Октавиан, деланно принюхиваясь.
«Придурок.Скочухой пахнет. Возможно, сможем проскочить мимо публичной тактильной процедуры. Или тебе нравится, когда тебя за жопу мацает мужик? А я забыл! У тебя же фамилия Попа. Это всё объясняет».
Октавиан задумчиво закатил глаза и, подражая преподам, подняв указательный палец вверх, наставительно произнес:
«Да будет вам известно,молодой людь, фамилия Попа не имеет никакого отношения к филейным частям мужчины. Это древняя фамилия, означающая потомка религиозного деятеля отмершей в наши дни религии. Детей священников так называли. И я горжусь этой древней меткой моего происхождения. Потому что она говорит о моей истинной европейскости и укорененности меня в нашем славном европейском протекторате Молдова. А вот ваша фамилия, домнуле Петровяну, говорит о несомненных варварских корнях с востока. Говорят, там, на востоке, за Черноморской пустошью, все еще можно встретить носителей фамилии Петров. И то, что в 2039 году ваша фамилия подверглась гуманистической латинизации, не делает вас, Гицу, полноценным европейским подданным.
Но!»– Октавиан сменил гнев на милость. – «Ваши интеллектуальные выкладки насчет публичной тактильной проверки не лишены рацио. И говорят о том, что вы не совсем пропащий восточный варвар, а людь, стремящийся идти по пути прогресса и общечеловеческих ценностей. Это похвально. Поэтому вот тебе 25 "еликов"». (Движением руки Октавиан перевел деньги на браслет Гицу). – «А вечером я еще проставлюсь в "Кузнечике". Норм?»
«Норм»,– ответил он сам себе.
Гицу молча шел рядом с Октом, держа его за руку. Он давно уже не обращал внимания на подколы своего доманта по поводу своей фамилии. Себя он ощущал стопроцентным европейцем и не очень-то доверял расхожей версии о латинизации восточной фамилии и своего р-происхождения. Матери своей он не помнил, а отца, как и положено, не знал. Кроме того, на уроках обществознания препод из Испанского дистрикта ЕС доходчиво и убедительно доказал, что такой реликт, как фамилия, скоро изживет себя, будучи замененным на алгебраический номер или штрихкод. Сам препод уже отказался от фамилии и гордо носил на правой стороне шеи красивую татуировку именного штрихкода. Гицу вспомнил мягкий, но убедительный голос Альфонсо: «Наличие фамилий дискриминирует людей по их происхождению. Мы все человеки. Никто не имеет права относиться к другому предубежденно, исходя из его происхождения. Необходимо стереть эти маркеры дремучей этничности, на которые еще и сейчас кидаются неокрепшие души из наших новых европейских подданных. Ну чисто как быки на красную тряпку во время варварского ритуала древности. Никаких фамилий. Только личность и его общегуманистические качества являются критерием отбора в человеческом социуме Европы». Да, так говорил настоящий и урожденный гражданин Европы и великий препод Альфонсо. Высокий, черноволосый, в темном классическом пиджаке и, конечно же, символе его гражданского статуса – в брюках. Только полноправные граждане ЕС имели привилегию их носить. Подданные и переходные категории населения обходились юбками. Альфонсо умел все просто объяснить, и вопросов больше не возникало. Великолепный оратор и известный мыслитель, неизвестно что забывший в их захолустье.
Проговаривали, что и Сорбона, и Великий Краковский Университет жаждали заполучить его к себе. Но вот уже 9 лет он почему-то продолжал преподавать в Кишинёве.
Прорвавшись сквозь зловонье автомобильного заторы, два доманта двинулись в сторону Универа вдоль Женских Домов. Первые их этажи напоминали кастильские неприступные крепости, без окон и с маленькими металлическими дверками. А вот второй этаж был жилой, и там в обстановке роскоши и неги жили Сокровища. Через 15 минут парни добрались до входа в Универ. Приложив браслеты к входному счетчику, они прошли в промороженные кондиционерами пещеры первого этажа и, влившись в струю парней в разноцветных юбках, двинулись в столовую. Завтрак по четвергам был особенным: помимо обычной кукурузной каши и мушлеты, по старинной неписаной традиции давали еще и морепродукты («крабовые» палочки под синтетическим соусом). Мушлеты-котлеты из мушиного белка, прижаренные и яркие, желтая мамалыга, крабовые деликатесы, свежеразведенный быстрорастворимый псевдовиноградный сок – прекрасное начало дня. Доманты перекусывали стоя у маленьких столиков, пока запоздавшие студиозусы толпились кругом и смотрели на них голодными глазами.
Гицу презрительно усмехнулся: «Ну, что, довольны? Раньше стояли в пробке в своих каршерингах, а теперь постойте в очереди за людским завтраком. Кто не умеет жить как истинный европеец, четкий, пунктуальный и организованный, не заслуживает права на первоочередной прием пищи». Этому учили Гицу еще в школе. Он хорошо это запомнил, будучи первым учеником класса. Нет, конечно, голодным никого не оставят, но статус первопоевшего – это кстати неплохой старт для дневного рейтинга. Как будто услышав его мысли, браслет задрожал, и на экране появилась отметка +5 к дневной карме.
Но пора было спешить,и партнеры двинулись на 3 этаж в огромную аудиторию на лекцию Ювеналия Лебедяну, профессора европейских общественных наук, знаменитого и ужасного в своем гневе лектора и популяризатора науки. Рассевшись за своими партами с встроенными ноутбуками, студиозусы стали ожидать профессора. И ровно в 7 утра он явился. В отличие от «преподов», приезжающих нести свет цивилизации из различных дистриктов ЕС, Лебедяну был местным. Поэтому статуса «препода» не имел и брюк не носил. Но его черная строгая юбка, достигающая голени, и уверенный шаг не оставляли сомнений, что перед вами серьезный человек. Одно время профессор был даже депутатом в парламенте протектората. И его замысловатая подпись стояла под многими письмами и историческими документами, направленными, говорят, даже самому Верховному Еврокомиссару. Например, Ювеналий (в числе прочих) подписал тот самый исторический документ об экологической интеграции Протектората Молдовы и ЕС, по которому пустующие земли южнее Кишинева были переданы в Вечную Аренду Европейскому консорциуму хранителей атомных отходов. В школьных учебниках истории за 6 класс даже была картинка с портретом Лебедяну и его великая цитата: «Это наш маленький шаг к европейской Молдове и огромный шаг к европейской экологии».
Ювеналий Лебедяну встал в центре аудитории, напружинив свои уже немолодые ноги, обвел аудиторию своими выпуклыми прозрачно-карими глазами и, картинно замерев, взревел: «Будущее наступило! Оно уже здесь! Я вижу его в вас, молодые человеки». Поправив юбку, он начал ходить по аудитории, проникновенно заглядывая каждому из присутствующих в глаза и тихонько похлопывая их по плечам.
«Да, будущее – это вы! Мы и вы пришли к нему через беды и невзгоды. Вы, конечно же, не помните, вы родились позже. Гораздо позже. Но я помню тот день и час, когда закончилась Большая война. Когда, там на востоке, за нашей прекрасной рекой Днестр, образовалась Великая Причерноморская пустошь. Я помню всё. Я помню, когда р-страна перестала быть наконец нам экзистенциальной угрозой и вечным якорем нашего развития. Напомните мне, когда закончилась Большая война?»
Один из ближних студиозусов коротко рубанул:«8 марта 2039 года от рождения Великой».
«Да, я стар», – продолжил профессор, потрепав студиозуса по щеке. – «И я это помню. Освободившись от р-влияния, мы смело и открыто пошли по пути европейской интеграции, по которому уверенно и честно идем и сейчас. Мы реформировали нашу экономику и энергетику, закольцевав их с ЕС. Мы отбросили ненужное и глупое вроде армии и религии. Мы освободились от наносных истин и мракобесных схем и реформировали само общество. Самих себя. Теперь мы истинные дети матери-Европы. Мы идем не просто в ногу с нашими братьями в Европе, мы идём быстрее и дальше их. Мы нашли корень наших проблем в прошлом и выкорчевали его самым добросовестным и беспощадным образом. Наша беда, как вы знаете из учебников истории, была в том, что мы веками были аграрным придатком огромной империи на востоке. Наши плодородные земли, необходимые р-варварам для производства сельхозпродукции, были нашим проклятьем. Они порождали отвратительно-маскулинный токсичный образ жизни в селах и полуаграрных городках. Необходимо было разрушить этот замкнутый цикл самопорождающего патриархата. И пришла Она. Женщина, но не мать. Женщина, но не жена. Женщина, но не сестра. Первая президентка Протектората Молдова. Она указала нам путь. Мы собрали все наше население в один единственный город. Создали Город посреди Ничто. Мы отдали в Аренду ЕС все наши северные земли под гигиенические лагеря для беженцев из Пустоши. Мы отдали в аренду на 10000 лет весь наш юг под хранение европейских компонентов их современнейшей ядерной программы.
На полученные средства мы начали развивать наш город, проводя в жизнь самые смелые и передовые реформы. Именно этими средствами, поступающими из ЕС, оплачивается, кстати, и ваше обучение.
Мы построили справедливый и честный мир в условиях фактического постапокалипсиса. Война, беженцы, радиация, пустошь, изменение климата, эпидемии... Все это и многое другое было в старом мире. А в новом? В новом мире те, кто несет жизнь и красоту, получают больше, чем бесполезные трутни, которые неспособны к истинному творчеству. В тяжелейших интеллектуальных битвах мы добили остатки патриархата, прошмыгнувших в Город вместе с дикостью сельских переселенцев и беженцев с Великой Пустоши. Это далось нам нелегко, пришлось пойти на жёсткие и часто неоднозначно принимаемые обществом меры. Но это стоило того». Он помолчал, оглядев студиозусов, и повторил уверенно: «Да! Это стоило того! Уничтожив патриархальные паттерны, мы стабилизировали общество после Войны. Деторождение, фертильность, домашний уют, женский взгляд на мир – это сокровище, достижимое лишь немногим из мужчин. Это истинный акт творения, творчество per se. Оно не может стоить дёшево. Это дорого. Очень дорого. И это сокровище не может принадлежать никому, кроме женщин. Причем не одной, конкретной женщине, а всем женщинам вместе. Великой деве. Праматери нашей земной. Коллективной Женщине. "Наше тело – наше дело", – так сказала тогда Президентка. Не мое, а наше. "Наше дело – наши деньги", – продолжила она, создав Фонд. Общий бюджет всех женщин Протектората. Принадлежащий каждой из них в равных долях. Допуск к женскому телу, к женскому жилью, к женскому производному, к детям нужно заслужить – богатством, умом, красотой, известностью... Вы – будущая элита страны, возможно, сможете насладиться обществом не только друг друга, но и женщины. Вы сможете, разбогатев, пользоваться услугами фраушеринга чаще, чем вы можете себе вообразить. Не минутами, не часами, а неделями и даже месяцами сможете наслаждаться их обществом. Если захотите и сможете, конечно. Возможно, кому-то из вас повезет, и на него обратит внимание состоятельная и образованная особа из Домов Зачатия, и вы сможете познать все прелести хаусхолдинга. Вы смиренно войдёте как друг и верный помощник под крышу настоящего дома, забыв о мужских отелях и прочих надувашках, и на протяжении нескольких лет будете помогать женщине зачинать и, возможно, даже растить новых подданных Протектората. Вы будете жить в атмосфере уюта и спокойствия.
Не думайте, что это чудовищно дорого, верьте в свои силы, и почасовая или даже посуточная аренда домашнего очага станет для вас естественным и даже обыденным делом. Вашей жизнью. Я бы даже сказал, вашим образом жизни.
Все зависит только от вас. От вашего усердия, от ваших успехов в учёбе и труде на благо Европы. От вашей почтительности к преподам и профессорам. От ваших способностей, в конце концов, и от умения и навыков жить в нашем обществе. Да, сегодня ваша жизнь сурова и нелегка. Вы – рабочие пчелы нашего социума. Но вы сможете стать трутнями. Надо только постараться. Ваш ежедневный и месячный рейтинг напрямую зависит от вашего поведения. Но годы обучения пролетят быстро, и вы очень скоро ощутите власть не только над собой, но и над окружающими. Небольшой совет, молодые человеки! Это уже от меня лично. Не пренебрегайте обществом "преподов" и профессоров. Их предложения проанализировать вас или себя – это хорошее дополнение к вашим рейтингам подданных. Проявляйте открытость и "лояльность". Поверьте, это ваш билет в Будущее. Это дружба, которая будет длиться всю вашу жизнь».
Профессор оправил на ногах свою строгую юбку, вытер аляповатым платком раскрасневшееся лицо, улыбнулся своей знаменитой улыбкой и, не сказав больше ни слова, ушел из аудитории под шум аплодисментов взволнованных студиозусов.
Гицу и Окт вышли из универа взбаламученные лекцией. После таких слов идти на другие занятия не хотелось. Решили сбежать с пар. Рейтинг пострадает, но не сильно. Лекция Лебедяну перевесит остальное. Они шли, не замечая адского пекла кругом. Воздух обжигал и одновременно обволакивал обоих. Как все просто и как все сложно. Как чуден мир. И как строго и справедливо устроен. Молодые человеки нырнули в знакомую закусочную у дороги. Здесь они проведут самые жаркие часы, когда солнце выжигает в городе все живое. В забегаловке воняло старыми кондиционерами, словно нестиранными носками. Но зато там можно было отведать настоящую гельмисиску, а не подделку из мушиного белка. Белок гельминтов-червей различных видов был редкостью в Протекторате, нехватка почв для ферм сказывалась на структуре питания. Радиоактивная почва юга убивала червей. Черви с севера доставались жителям гигиенических лагерей. Скорее всего, этот деликатес был контрабандой с востока, но студиозусов это никогда не останавливало. Пока они молоды, они могут себя побаловать немного. Госслужащий, конечно же, никогда на такое не осмелился бы, но это потом, во взрослой жизни, когда это еще будет. А сегодня хотелось мяса. Сосиска, сочная и пряная. Вареная еда! Объедение! Поев, партнеры провели необходимый обряд публичного анализа друг друга и, получив положенные бонусы на свои браслеты, поскорее улеглись на диванчиках у столов пережидать жару.
«Погнали в Детскую?» – предложил Октавиан после 5 вечера, когда они проснулись после сиесты. – «Подымем рейтинг».
Они сели в каршеринг и поехали в детскую часть города. Раньше, до Реформации, это были два района города, разделенные лесопарковой зоной. Теперь, обнесенные огромным забором, это стало местом выращивания молодняка. «Чеканы и Рышкановка», – прошептал Гицу на старомолдавском языке, напоминая себе смешные и архаичные слова прошлого, услышанные еще в школе. На Рышкановке жили девочки с 7 лет, и туда вход им был закрыт. Но на Чеканах жили мальчики. И туда с радостью принимали студентов в качестве временных наставников. Можно было зайти буквально на несколько часов и пообщаться с детьми. За это добавляли бонусы к ежедневному и месячному рейтингу.
Подъехав к воротам Детской, они припарковались на стоянке и пошли оформляться. Приложив браслеты к счетчику, они получили путевой чек-лист с адресом и маршрутом ожидающего их класса. Идти оказалось недалеко. Класс из 25 мальчишек сидел с сутулым учителем под навесом из шифера и изнывал от скуки и жары. Им было по 11-12 лет, и было видно, что они хотели бы пойти купаться, а не слушать временных наставников. Корявые, худосочные, нескладные, – так описал их себе Гицу. Октавиан сходу пересказал сегодняшнюю лекцию Лебедяну, адаптировав ее под детский формат.
Рассказал об ужасах войны с р-людьми, эпохе Реформации и роли Президентки в послевоенном мире. А затем показал на ноуте фотографию самой великой женщины Протектората – не жены, не матери, не сестры. Его браслет мигал от входящих плюсовых бонусов не переставая.
Мальчики явно все это слушали не в первый раз.Этот класс не подразумевал послешкольное образование. Через пару лет ребята пойдут работать на заводы биотоплива, или их отправят на подземные фабрики в ЕС зарабатывать валюту для Фонда. Экспорт работников на заводы был одной из основных статей дохода Протектората и уступал только секс-туризму. Мальчикам вся эта философия не очень интересна, понял Гицу, они готовились к своей эпопее рабочей пчелы, улетевшей из улья.
«Очередные петухи припёрлись»,– просипел парень покрупнее остальных и сплюнул коротким харчком в сторону. – «Пожрать бы привезли, лучше».
Повисла неудобная пауза.Наставник решил спасти положение и спросил ребят, может, у них есть какие-то вопросы к студиозусам.
Те сразу проснулись и заголдели.Вопросы посыпались как из рога изобилия.
«А это правда, что Президентка бессмертна? А почему мы и девочки живем раздельно? А сколько лет вы вместе? А как вы познакомились? А сколько стоит ночь в отеле? А это правда, что мы поедем путешествовать в ЕС? А это правда, что в лесу живут мутанты и юннаты? А говорят, что у людей раньше были матери и отцы и они жили вместе в домах из камня. Это миф? А за Пустошью кто живет? А в Пустоше кто-то живет?»
Гицу и Октавиан молча встали и пошли к выходу. Наставник явно недостаточно работает с детьми. Видимо, ленится. Или глуп от природы. В 12 лет дети должны задавать совершенно другие вопросы. Например: «Сколько я проживу, принося пользу Матери Европе?» Или: «Хорош ли я в своей профессии?» Старый наставник силился им что-то объяснить, оправдаться, семеня за ними. Но Гицу не обращал на него внимания, мысленно готовя запрос в комиссию по этике. Навыков, необходимых для жизни в обществе, у этих детей недостаточно. Таково его экспертное мнение. Детей срочно нужно спасать. Класс, несомненно, необходимо расформировать. Наставник пойдет в ночные смены на Ставченский завод, на котлы или в трубу, ни на что более он не способен. Точка. Подпись: Георге Петровяну, студент 2-го курса факультета управления.
«Ты понял что-то про юннатов и мутантов?» – спросил Октавиан, садясь в каршеринг.
«Это старая байка. Якобы в этом лесу живут юноши и девушки, бежавшие из школ, и они вступают друг с другом в половые связи помимо Фонда. И от их союзов рождаются мутанты. Их называют юннаты, то есть юные натуралы, так как они не познали в силу возраста однополого контакта».
«Ты имеешь в виду именно разнополые контакты, не облагаемые налогом и без отчислений в Женский бюджет?»
«Именно так.У детишек сильно развита фантазия. Слишком сильно для работного класса. Это тоже нужно отметить в отчете. Но вот с логикой беда. Понять, что в таком маленьком лесном массиве невозможно спрятаться даже двоим, не говоря уже о группе нелояльных подданных».
«Гицу, но ведь это можно обыграть в стихах. Каков сюжет. Молодой домант из выпускного класса, накануне экзаменов бросает своего партнёра и бежит в лес, где встречает прелестную домантессу. Между ними вспыхивает преступная связь. Корпус стражи европейской реформации находит их и утилизирует. Или лучше не так. КСЕР их разлучает. Ее отправив в дома зачатия. А его? А его превращают в очень "лояльного" слушателя Академии. Да, так лучше. Красивая сказка!»
«Октавиан, ты догоришься со своей поэзией. Ты ржешь над основами нашего социума. Думаешь, Великая немать-нежена тебя простит за это?»
«Хуйня это всё!»– засмеялся Октавиан, разглядывая ожог от очередного разряда. – «Сегодня схожу к преподу Грегору и проанализирую его как следует. Мне все и простится. Главное, чтобы сальдо моего рейтинга было положительным. А так, когда еще можно покрамольничать, как не в 20 лет. И кому, как не студенту. Я вырасту и перестану. И буду очень "лоялен" Протекторату. Ты лучше ответь мне, а ты заметил, какие глупости они нам не задали, из тех что обычно задают дефектные?»
«Да, вроде все задали. Или ты опять свои штучки имеешь в виду про женский однополый контакт?»
«Ага. Связь между мужчиной и женщиной оплачивается в Фонд. Связь между мужчиной и мужчиной бесплатна и является проявлением лояльности к социуму. Мужчина сбрасывает напряжение, заводит параллельные контакты, ведет себя частично как женщина. Это поощряемо обществом, и за это Фонд награждает мужчин бонусами. В попу дал, с фонда забрал. Но вот лесбийские контакты почему бесплатны? Ведь они не приносят дохода в Фонд. Женщины трутся друг об друга бесплатно и безрезультатно. Деторождения ведь нет. Непонятно».
«Ты реально вольнодумец, Окт. Обсуждать веления Несестры-нематери – это уже перебор. Однажды мой бывший домант сказал мне, что Президентка, по его мнению, была жёсткой сторонницей однополой женской любви и лишь вопросы экономики, размножения и стабильности общества подвигли ее согласиться на платные межполовые контакты. Именно поэтому все наши девочки проходят через обязательную процедуру однополого контакта не менее одного раза в неделю. Это их оммаж Великой Президентке. Вроде нашего проявления лояльности или публичного тактильного контакта. Но у нас это носит рациональный характер, а у них – религиозный. Женщины куда более тонко чувствуют, чем мужчины. Это наука уже давно доказала. И лишь небольшое количество мужчин способны подняться на уровень женщины. Это наши лоялисты. Особенно лоялисты в пассивной форме. Именно они и составляют элиту нашего Протектората. Именно они и составляют большинство наших преподов, профессоров, министров, бизнесменов, адвокатов... Как это произошло? Это была долгая дорога. Дорога спасения. Новая революция. Они осознали себя как новый революционный авангард и повели общество за собой. Сначала основной тактикой был энтризм. Проникновение лояльных на ключевые посты в старой республике. А затем, воспользовавшись послевоенной неразберихой и хаосом, они пришли к власти открыто. Большинство активных патриархально настроенных мужчин были убиты или сломлены в годы Большой войны и не смогли организовать сопротивления натиску лоялистов. Остальные подчинились общемужскому инстинкту подчинения и встроились в новую иерархию. А ЕСовские функционеры поддержали процессы деньгами и административно.
Вот истинная история нашего мира, а не то, чему учат в наших детских. Меньшинство, спаянное внутренней дисциплиной и круговой порукой, подчинило себе слабоорганизованное большинство и переформатировало его под себя. Какая обыденная для человечества история. Исторический эксперимент. Так случалось тысячи раз до нас и так будет сотни тысяч раз после. Чем наши лоялисты отличаются от французской буржуазии 1789 года? Собственно, ничем. Посмотрим, чем закончится этот эксперимент. Если, конечно, человеки выживут после нашего эксперимента».
«Не драматизируй, партнер. Ничего сверхобычного у нас не происходит. Немного экзотичнее, чем у других. А так все как у людей.
· Ну, что, в "Кузнечик"?
· Давай!»
Ресторан «Кузнечик» специализировался на блюдах из насекомых семейства прямокрылых. В отличие от других ресторанов, где в пищу просто добавляли белок, извлеченный из червей и насекомых, в этом мажорном заведении готовили собственно насекомых. Жареная саранча, кузнечики а-ля натюрель, запеченные сверчки, вареные осы, жареные муравьи. Это было место изысканных яств, утонченных встреч и куртуазных бесед.
Студиозусы бывали здесь редко и только потому, что Октавиан периодически анализировал одного из местных завсегдатаев. Сегодня их рейтинги были в порядке. Отель на центральной площади они уже забронировали. Остатки решили спустить в ресторане для избранных. Хотя по-настоящему богатые и знаменитые люди ужинали в заведениях с настоящей мясной кухней и реальным алкоголем из винограда, все же в «Кузнечик» приходили для знакомств и времяпрепровождения даже очень состоятельные и лояльные подданные протектората. Метродотель не сразу «узнал» Окта и немного помурыжил их у входа, но все же время было еще раннее, и свободных мест было вдоволь. Партнеры заказали по порции жареной саранчи и бокалу травяного вина.
Сразу расплатились (денег больше, собственно, и не было) и стали наблюдать за прибывающими посетителями. Собственно, это было практической частью их совместной курсовой работы о взаимоотношениях групп и классов социума Протектората. Ресторан давал довольно четкую картину и срез общества. Юбки и штаны присутствовали в должной пропорции, отмечая статистически верное соотношение граждан ЕС и подданных протектората в городе. Степень лояльности, возраст, материальное положение и профессии присутствующих так же легко можно было заметить наметанным взглядом социолога. Бизнесмены из природно лояльных искали себе пару на ночь из бесконечной череды молоденькой голытьбы. Вынужденно лояльные коммерсанты попроще старались поддержать свое реноме, сонно кокетничая с такими же бедолагами, заранее зная бесперспективность этих занятий.
Унылый библейский Содом, как назвал это как-то препод из Бельгии, на первом курсе. Когда Гицу еще не был испорчен социологией вечернего «Кузнечика». Бельгиец как-то в подпитии встретил Гицу на улице и предложил ему себя для анализирования. В обмен на эту процедуру он перевел Гицу 500 бонусов к рейтингу, рассказал о Библии и прочел бесплатную лекцию по социологии, раскрывшую первокурснику на многое глаза. Бельгиец пьяным и удовлетворенным голосом шептал ему на ухо слова на новоанглийском, утверждая, что различные девиации, отклонения и преступные наклонности являются основным маркером властных групп и служат их консолидации, управляемости и отделению от профанной массы населения. Именно поэтому кровавые мессы, педофилия, инцест и гомосексуализм были так распространены среди власть имущих прошлого. Из этого умозаключения он делал совершенно неожиданный вывод, что истинными правителями Протектората должны быть абсолютно гетеросексуальные люди строгих, скорее всего религиозных взглядов, не едящие беляшей из тараканов и живущих патриархальными кланами, совершенно преступно нарушая все мыслимые и немыслимые законы Молдовы. Определить, правда, эти группы бельгиец не смог. Но зарубку на столбе памяти Гицу он оставил. Как и всегда до этого, наблюдение не выявило этих тайных правителей среди посетителей ресторана. Они вели себя безукоризненно законопослушно и светски. Иногда оживляя унылый Содом бойкой натуральной Гоморрой.
Подошел метродотель и многозначительно хмыкнул Гицу, мол, пора и честь знать. А Октавиану передал визитку от сидящего в глубине зала коммерсанта – мол, пора и честь терять. Доманты обнялись, как добрая супружеская пара после двадцати лет совместной жизни. Октавиан вихляющей блядской походкой направился в глубину ресторана подымать свой рейтинг и их общее благосостояние. А Гицу отправился на площадь Великого Национального Собрания, где уже начинался процесс «постройки» мужских отелей. Насосы напевали свою унылую песенку. Стены надувных замков стремились к летнему ночному небу...
Перед входом уже строились метрдотели с металлоискателями, чтобы проверять постояльцев на наличие острых колющих предметов, которые могли бы проткнуть оболочку отеля. Заселяющиеся люди растворяли свои однодневные мокасины в щелочных ваннах. Обмыв ноги струей воды и очистив их от остатков пластика, они расползались по капсулам, закрывая за собой «двери» на прорезиненные зиппер-молнии.
Гицу лёг на надутый мягкий помост. Животом ощутив его влажность и вдыхая запах антисептика. Повернул голову и уставился через окно на циферблат электронных часов магазина «Женский мир». Цифры сложились в 23:57. Через три минуты погасят свет в отеле, и можно будет уснуть в самом центре самого красивого города Юго-восточной Европы. Гицу закрыл глаза, вспоминая сегодняшний день. Вспомнил профессора Лебедяну, поездку в Детскую, «Кузнечика», Окта. Помолился великой земной нематери-нежене. Свет продолжал гореть, хотя три минуты уже прошли.
Гицу открыл глаза, и последнее, что он увидел, это то, что пролился на Кишинёв дождь из серы и огня, и три ракеты «Орешник» ниспровергли город сей и всю окрестность сию, и всех жителей Кишинёва с лица земли. И увидев это, Бог сказал, что это хорошо.
