Глава 1. Сахарная пыль
Декабрь 1993 года. В крохотной квартирке на окраине уральского городка Верхнеозёрска пахло хвоей и ванилью. На столе, застеленном старой клеёнкой, дымился картофельный суп. Двое детей, семилетняя Светка и пятилетний Антошка, старательно выводили фломастерами письма Деду Морозу. Марина, их мать, смотрела в заиндевевшее окно, за которым метель застилала грязные панельные дома.
Дверь скрипнула. Вошёл Сергей. От него пахло морозом, махоркой и чем-то чужим — резким, дешёвым одеколоном. Он был её мужем, отцом её детей, но в последние месятки он стал призраком, появляющимся лишь переночевать.
— Суп остыл, — тихо сказала Марина.
— Я не голоден, — бросил он, проходя в комнату, не глядя на детей.
Марина проследила за ним взглядом. Это был ещё крепкий мужчина сорока лет, но в его глазах, некогда таких ясных, теперь стояла какая-то лихорадочная тоска. Он работал водителем на «Газели», возившей то муку, то сахар с местного комбината. И всё чаще он возвращался домой с пустыми руками, хотя раньше всегда приносил то пакет сахара, то булку хлеба. Теперь всё уходило «туда». К ней.
Любовнице. Тане. Та самая Таня, которая работала на комбинате весовщицей. Молодая, двадцати пяти лет, с наглым смехом и жадными руками. Весь городок уже шептался об их связи.
Марина молчала. Что она могла сказать? Кричать? Умолять? Она видела, как он смотрел на неё, Марину, — уставшую, в выцветшем домашнем халате, с руками, шершавыми от стирки и готовки. Она была частью этой бедности, этой затхлости, а Таня олицетворяла собой обещание другой, яркой жизни. Жизни, которой в разваливающейся стране не было ни у кого, но илзию которой так легко было продать.
В ту ночь Сергей собрал свой чемодан. Старый, кожзаменительный, с оторванной ручкой.
— Ухожу, — сказал он, стоя на пороге. Он не смотрел ни на детей, притихших в дверях комнаты, ни на Марину.
— Куда, пап? — пискнула Светка.
— По делам.
Марина не плакала. Она смотрела, как он натягивает сапоги, и чувствовала, как что-то внутри нее затвердевает, как лёд на реке. Он ушёл, хлопнув дверью. Тишину в квартире нарушал только вой вьюги за окном и тихий всхлип Антошки.
Глава 2. Кислый хлеб
Жизнь после его ухода превратилась в одно сплошное выживание. Марина устроилась на два предприятия: днём — уборщицей в школу, вечером — кассиром в полупустой магазин. Деньги были копеечные, их едва хватало на макароны и самый дешёвый хлеб, который быстро киснул.
Дети росли, как придорожная трава, — неприхотливо и как-то по-злому. Светка, умная не по годам, забирала Антошку из садика, сама готовила ему на керосинке кашу. Они научились молчать. Молчать о том, что папа живёт в новом доме с «той тётей». Молчать о насмешках в школе. Молчать о том, как мать плачет по ночам в подушку.
Иногда Сергей появлялся. Нечаянно, на улице. Он разъезжал по городу на своей «Газели», ставшей уже его личной собственностью после приватизации автопарка. Он был одет в новую куртку, курил импортные сигареты. Он пытался сунуть детям в руки шоколадку или пачку денег.
— На, купите чего.
Светка отводила руку.
— Нам не надо.
Марина, встретив его взгляд, лишь кивала и проходила мимо. Она не упрекала его. В её глазах он читал не ненависть, а что-то худшее — глубокое, всепонимающее презрение. Оно обжигало сильнее, чем крик.
Он видел, как они живут. Видел заштопанные штаны Антошки, стоптанные башмаки Светки. И ему было стыдно. Но эта стыдливость тонула в вихре новой жизни. Таня требовала развлечений, водки, новых нарядов. Она была как порождение этого лихого времени — жадная, беспринципная, весёлая.
Глава 3. Новая жизнь
Сергей и Таня сняли комнату в частном доме. Жили на широкую ногу, по меркам Верхнеозёрска. Постоянные застолья, поездки в областной центр, кассеты с западной музыкой. Сергею казалось, что он наконец-то задышал полной грудью. Он забыл о долгах, о проблемах. Таня льстила ему, называла «единственным мужчиной», и он верил.
Но скоро сказка кончилась. Работа водителя стала опасной. На трассах орудовали бандиты, отбирая грузы. Деньги уходили на взятки гаишникам и на бесконечные нужды Тани. Она оказалась не хозяйкой, а мотом. Деньги таяли, как весенний снег.
Начались ссоры. Таня, ещё недавно такая ласковая, теперь кричала и била посуду. Она упрекала Сергея в бедности, в том, что он «старый», что он не может обеспечить её, как следует. В её глазах он снова стал тем самым неудачником, которым, по её мнению, и был.
Глава 4. Первый звонок
Прошло пять лет. Светка уже заканчивала школу, Антошка ходил в седьмой класс. Марина, измождённая, но не сломленная, получила небольшую прибавку к зарплате и смогла купить детям немного нормальной одежды. Жизнь понемногу налаживалась, хотя шрамы от предательства Сергея никогда не затягивались.
Однажды весной 1998 года Сергей, уже сильно пьющий, почувствовал острую боль в правом боку. Спил её водкой, но боль вернулась снова, ещё сильнее. Таня, с криком «опять ты со своими болячками!», выгнала его из дома.
Он пошёл в районную больницу. Участковый терапевт, пожилая женщина с усталыми глазами, посмотрела его анализы и нахмурилась.
— Сергей Иванович, вам нужно в область. Срочно. Подозрение на… серьёзные проблемы с печенью.
Диагноз в областном онкодиспансере прозвучал как приговор: цирроз, переходящий в рак. Неоперабельно. Осталось мало времени.
Глава 5. Бегство крысы
Таня, узнав о диагнозе, не стала тянуть. Пока Сергей лежал в больнице, она собрала все более-менее ценные вещи, включая телевизор и магнитофон, которые они покупали вместе, и исчезла. Соседи сказали, что уехала с каким-то заезжим коммерсантом.
Сергей вернулся в пустую комнату. От прежней жизни осталась только засаленная кровать и пустые бутылки под ней. Он остался один. Совершенно один. Друзья, что пили с ним за его счёт, разбежались. Работу он потерял. Денег не было даже на еду.
Он сидел на кровати и смотрел в запылённое окно. Впервые за долгие годы он увидел себя настоящего — не бравого шофёра, не удалого любовника, а больного, нищего, брошенного старика. И единственные люди, о которых он мог подумать, были те, кого он предал.
Глава 6. Стук в дверь
Был промозглый осенний вечер. Марина проверяла у Антошки уроки. Светка, уже студентка педагогического училища в областном центре, была дома на каникулах. В дверь постучали. Стук был слабый, неуверенный.
Антошка, теперь высокий парень с колючим взглядом, открыл. На пороге стоял Сергей. Он был неузнаваем. Измождённое, землистого цвета лицо, впалые глаза, старая, не по погоде, лёгкая куртка. Он постарел на двадцать лет.
— Можно? — просипел он.
Марина подошла к двери. Она смотрела на него несколько секунд, не выражая никаких эмоций.
— Заходи, — наконец сказала она.
Он вошёл, пошатываясь. Квартира была та же, но в ней было чисто, уютно, пахло пирогами. Здесь была жизнь. Та жизнь, которую он уничтожил.
Глава 7. Прощение?
Он не просил прощения сразу. Сначала он просто молча сидел на табуретке в прихожей, опустив голову. Потом заговорил. Говорил сбивчиво, путано, каясь в своём безумии, в слабости, рассказывая о болезни, о предательстве Тани.
Светка смотрела на него с холодной ненавистью. Антошка — с любопытством, как на незнакомца.
— Мам, выгони его, — тихо, но чётко сказала Светка.
Марина молчала. Потом поднялась, налила ему чаю, отрезала хлеба.
— Оставайся сегодня. Завтра видно будет.
Она постелила ему на кухне на старом диване. Ложась, Сергей попытался взять её руку.
— Марина, прости… Я…
Она мягко, но неумолимо отстранила руку.
— Спи, Сергей.
Глава 8. Милостыня
Он остался. Не как муж, не как вернувшийся отец, а как приживалка. Как тяжёлая ноша, которую Марина по какому-то неведомому ему самому чувству долга взвалила на свои плечи.
Она ухаживала за ним. Готовила ему отдельную диетическую еду, покупала дорогие лекарства, которые высасывали из её скромного бюджета последние соки. Она стелила ему постель, стирала его бельё. Но в её глазах он не видел ни капли прежней любви. Только ту самую холодную, отстранённую жалость. Милостыню. Она подавала ему своё участие, как подают нищему пятак, не глядя ему в глаза.
Это было хуже всяких упрёков. Её молчаливая жертвенность была страшнее криков Тани. Она была постоянным укором, напоминанием о том, кем он был и кем стал.
Глава 9. Слово дочери
Светка не могла этого вынести. Между ней и матерью произошёл страшный разговор.
— Зачем ты держишь его здесь? Он сдох бы под забором, и правильно бы сделал! Он тебя сломал, нас бросил!
— Он твой отец, Света, и он умирает, — спокойно ответила Марина.
— Отец? Отец — это тот, кто растит, кто защищает. А это — просто больное тело. Ты мстишь ему? Так это хуже мести!
— Я не мщу. Я просто… не могу поступить иначе.
Светка не понимала. Она видела в поступке матери слабость, унижение. Но для Марины это была не слабость, а странная, горькая сила. Сила человека, который прошёл через всё и вышел по ту сторону ненависти.
Глава 10. Слово сына
Антошка, в отличие от сестры, относился к отцу с любопытством. Он почти не помнил его «прежнего». Для него это был больной старик, на которого было интересно смотреть. Иногда он подсаживался к нему и расспрашивал о машинах, о дорогах.
Сергей, оживляясь, рассказывал. И в эти редкие моменты в его глазах вспыхивала искра жизни. Он пытался наладить хоть какой-то контакт, найти точку опоры в этом холодном мире, который когда-то был его домом.
Но разговоры заканчивались. Антошка уходил к друзьям, к своей молодой жизни, а Сергей оставался один на один с тикающими часами и с всевидящим, жалостливым взглядом Марины.
Глава 11. Исповедь
Однажды ночью у Сергея случился приступ. Боль скрутила его в узловатый жгут. Марина сидела рядом, держала его за руку, пока лекарство не подействовало.
В полубреду он стал говорить. Говорить о том, как ему было страшно в те девяностые. Как он, простой рабочий, растерялся перед этим новым, жестоким миром. Как испугался бедности, ответственности. Как Таня показалась ему лёгким выходом, способом сбежать.
— Я не сильный, Марина… Я слабый. Ты всегда была сильнее меня. Я испугался… Прости…
Марина слушала. И впервые за все эти месяцы её глаза наполнились не жалостью, а чем-то иным. Грустью. Грустью по тому парню, за которого она когда-то вышла замуж, и который сгинул где-то в лихие годы, оставив после себя лишь эту больную, испуганную оболочку.
Глава 12. Визит к врачу
Она повела его на очередной приём к врачу. Тот, глядя на новые анализы, только развёл руками.
— Марина Петровна, делайте, что хотите, но… долго он не протянет. Недели, от силы месяц. Нужен постоянный уход.
Они шли домой молча. Сергей, опираясь на её руку, был слаб, как ребёнок. Он смотрел на её профиль, на седину в волосах, на морщинки у глаз. И вдруг понял, что любит её. Любит так, как никогда не любил Ту самую, молодую и алчную. Любит её тихую силу, её жертвенность, её неизбывное достоинство. И это осознание было самым страшным наказанием. Потому что пришло слишком поздно.
Глава 13. Последняя просьба
Он почти не вставал с постели. Силы покидали его. Однажды он позвал Марину.
— Марина… Обещай мне одну вещь.
— Что?
— Когда всё кончится… не вспоминай меня плохо. Вспоминай того, каким я был… до всего этого.
Марина посмотрела на него. Долгим, пронзительным взглядом.
— Я давно уже не вспоминаю тебя плохо, Серёжа. Плохо или хорошо. Я просто живу.
И в этих словах он услышал окончательный приговор. Она не просто простила его. Она его переросла. Он стал для неё частью пейзажа, печальным, но незначительным эпизодом её трудной жизни. Для неё он уже почти умер.
Глава 14. Тихий вечер
За день до конца ему внезапно стало легче. Он попросил посадить его у окна. Шёл тихий снег. Марина сидела рядом, вязала носки Антошке.
— Помнишь, как мы с тобой на лыжах ходили в лес? — вдруг сказал он тихо.
— Помню, — она не подняла глаз от вязания.
— Хорошо было…
— Да, — её голос был ровным, спокойным. — Хорошо.
Он смотрел на её руки, мелькавшие спицами. Эти руки работали всю жизнь. Работали для него, для детей. И теперь они работали для него снова. Но в их движении была не любовь, а бесконечная, уставшая покорность судьбе.
Он понял, что это его последний вечер. И он понял, что ответ на свой главный вопрос он уже получил.
Глава 15. Милостыня принята
Он умер ночью тихо, во сне. Марина обнаружила его утром. Она не кричала, не плакала. Она закрыла ему глаза, перекрестила и позвонила Светке и в скорую.
На похороны пришло мало людей. Стоял колкий февральский ветер. Светка плакала — плакала злыми, горькими слезами. Антошка смотрел в гроб с испугом и недоумением.
Марина стояла неподвижно, закутавшись в старенький чёрный платок. Её лицо было бесстрастно.
Когда гроб опускали в мёрзлую землю, она бросила горсть почвы и отвернулась. Она сделала всё, что должна была. Она исполнила свой долг до конца.
Они шли с кладбища домой. Дети — повзрослевшие, с израненными душами. Марина — уставшая, но не сломленная.
А тот, кто лежал теперь в холодной земле, так и не получил ответа на свой вопрос. Но, возможно, ответ был в этом тихом, снежном вечере, в её спокойных глазах, в её усталых руках. Прожить остаток жизни на милостыне — это не просто трудно. Это невозможно для того, в ком ещё теплится искра самоуважения. И эта искра в Сергее угасла задолго до того, как остановилось его сердце. Его последние дни были не жизнью, а долгой, мучительной агонией, освещённой холодным светом не любви, а жалости — самой безжалостной милостыни, которую только можно получить.