— Вам путёвка положена, но надо сегодня оплатить дорогу, — сказал голос в трубке, и Нина машинально стерла мокрые ладони о полотенце, хотя только что вытащила из кастрюли макароны.
На столе рядом с телефоном лежала пластиковая карта с отколотым уголком, крошечный автобусный билет, забытый с последней поездки в поликлинику, и раскрытая школьная тетрадка сына с косыми буквами в слове «море». На подоконнике остывал чайник, и стекло было в мелких разводах — Нина давно собиралась его протереть, но всё не доходили руки.
— Сегодня? — переспросила она, придерживая трубку плечом и доставая из раковины ложку. — Нам говорили, что заявки принимают до десятого.
— До десятого принимают, — терпеливо пояснил мужчина, — но вы уже в списке, осталось только подтвердить билетами. Плацкарт, туда-обратно. На ребёнка и на вас. Если сейчас оплатите — завтра забронируем. Хороший санаторий, питание, процедуры. Как раз полезно после… — он кашлянул, подбирая слово. — После трудных лет.
— А сколько? — спросила Нина, и почувствовала, как щёлкнул шкафчик: сын потянулся за чашкой.
— Туда-обратно выйдет около восьми тысяч на двоих, — бодро ответил голос. — И надо прямо сегодня, чтобы не потерять место, вы же понимаете.
— Мам, а это кто? — Дима уткнулся ей в локоть, переминаясь на босых пятках. — Это про море?
— Тсс, — Нина мысленно сложила сумму с тем, что лежало в хрустящей банке на верхней полке. — Подождите минутку, я перезвоню. Вы сказали — сегодня?
— Сегодня, — почти радостно подтвердил мужчина. — Нина Сергеевна, не упускайте. Море лечит.
Она нажала «отбой» и некоторое время стояла, слушая, как капает с крана. «Сегодня», — тянулось у неё в голове, как мокрая верёвка.
Дима уже сидел за столом, постукивая карандашом по тетрадке.
— Мы едем? — спросил он, не поднимая глаз. — Правда-правда?
— Если успеем, — ответила Нина и сама удивилась, как легко это прозвучало. Прямо внутри, поверх усталости, поднялось что-то лёгкое, почти воздушное: картинка синего неба, шум прибоя, солёные ладони. Она представила, как Дима бежит по песку, печатает босыми ступнями следы, и ей захотелось смеяться и плакать одновременно.
Деньги. В банке — шесть с половиной тысяч. На карте — две, если повезёт. Зарплата — через десять дней. Ипотека — пятнадцатого. И ещё нужно платить за кружок, хотя, может, этот месяц можно пропустить.
Она вытерла руки, поставила на подоконник пустую банку с надписью «На море» — когда-то они с Димой её подписали фломастером, шутя, кидая туда мелочь. Мелочь ушла на лекарства, фломастер давно высох, а надпись поблекла.
— Море лечит, — повторила она тихо и открыла банковское приложение.
К полудню у неё был план: забрать наличные в супермаркете у кассы, дотянуть недостающую сумму переводом с зарплатной карты, договориться с Анной Николаевной из соседней квартиры, чтобы присмотрела Диму вечером, пока Нина сходит в отдел профсоюза подписать бумаги. Сегодня — так сегодня.
В три часа она уже стояла в очереди к двери с табличкой «Профсоюзный комитет», теребя в пальцах чек из магазина. Коридор пах краской и кипятком — где-то за углом закипал чайник. На стене висел стенд с фотографиями «Лучшие по профессии», на нижней полке — стопка старых газет. Слева из кабинки кто-то громко смеялся.
— Следующий! — дверца отворилась, и Нина вошла.
За столом сидела женщина в очках с цепочкой, на ней был зелёный кардиган и аккуратно уложенные седые волосы.
— Нина Сергеевна, верно? — она улыбнулась. — Садитесь. Так-так… путёвка, да? Это очень хорошо. Ребёнку полезно. Сколько ему?
— Девять, — ответила Нина, — в июле исполняется.
— Отлично. Смотрите, у нас путёвка на две недели, конец августа. Документы вы приносили, всё в порядке. Осталось подготовить дорожные. Сегодня можно подтвердить оплату, и завтра мы их купим.
— У меня как раз… — Нина достала из сумки чек и сложенные пополам деньги. — Я хотела уточнить сумму и способ.
— Сумма стандартная, — женщина посмотрела поверх очков. — На двоих туда-обратно. Оплачиваете — и мы вас в список. Но есть нюанс. — Она перевернула блокнот и полистала записи. — У нас появилась возможность взять третьего взрослого в вашу путёвку. Замечательная женщина, ветеран труда. Её внук работает у нас в столярном. Мы обычно так делаем — объединяем, чтобы санаторий шёл навстречу. Для вас и ребёнка всё бесплатно, как положено, а третьему — льготная стоимость.
— Льготная — это сколько? — спросила Нина. Сердце стукнуло чаще, но она заставила себя говорить ровно.
— Тридцать тысяч за путёвку, — ответила женщина деловым тоном. — Плюс его дорога, конечно. Мы — за добрые дела, но надо понимать, что бюджеты ограничены.
— А при чём здесь я? — Нина аккуратно сложила деньги обратно. — Вы сказали — путёвка на меня и ребёнка. Мы можем оплатить только свои билеты. У нас не предусмотрено третьего.
— Понимаю, — подняла ладонь женщина. — Но есть реальная возможность помочь человеку. Она, такая душевная, очень ждала, но опоздала с документами. Вы хорошие люди, я вижу. У вас, как говорится, и сердце, и море в глазах. Сложимся — и поедете вместе. А мы вас потом премируем к празднику — тоже по льготной программе. И билеты купим сразу на троих, чтобы места рядом.
— Вы хотите, чтобы я оплатила чужой билет? — Нина произнесла это так, как будто проверяла на слух. — И третью путёвку?
— Это же всё равно льготно! — бодро ответила женщина. — Ваша сумма — восемь тысяч на дорогу. Его — около трёх туда-обратно. И путёвка тридцать. В итоге — пустяк по нынешним временам. Тем более вы же понимаете, кто вам путёвку оформляет. Мы всегда идём навстречу тем, кто идёт навстречу нам.
Нина посмотрела на окно. В стекле отражалась её шапка с помпоном и тонкая верёвка с бумажными снежинками — их кто-то оставил ещё с Нового года. Она вспомнила, как Дима рисовал на окне пальцем волну и говорил: «Мам, а там чайки кричат?»
— У меня нет тридцати тысяч, — сказала она. — У меня нет трёх на чужую дорогу. Я могу оплатить только свои билеты. И сегодня. Я как раз пришла.
— Ну что вы, не надо так сразу, — женщина откинулась на спинку стула. — Я вам как родной говорю: не упустите. Сегодня надо решить, подтверждения ждут. Вы в какой смене? Мы с вашим мастером всегда в контакте. Хорошая девочка, Нина, хорошая. Помогите — и вам помогут.
— Кто третий? — спросила Нина. — Назовите фамилию.
— Это несущественно, — махнула рукой женщина. — Её зовут Тамара Викторовна, чудесная. Мы её очень ценим, она активист. Сколько она для нашего дома творчества сделала! Вы же понимаете, без таких — мы бы тут все по одному сидели. Ей нужен морской воздух. А у нас мест по отдельности нет, только объединять.
— Есть порядок распределения путёвок? — спросила Нина тихо. — Утверждённый. С очередностью, списками. Я видела стенд. Там дата — до десятого числа. Сегодня только четвёртое.
Женщина сняла очки, протёрла их краем кардигана, потом снова надела.
— Нина Сергеевна, вы молодая, вам кажется, что всё по бумаге. А жизнь — она по-другому. Сегодня успеете — будет море. Завтра придут другие, и всё. Я вам по-доброму говорю, не упрямьтесь.
Нина кивнула и поднялась.
— Я тогда приду завтра. С документами и с заявлением. И хотела бы ознакомиться с порядком распределения путёвок, списком на этот год и основаниями, по которым добавляются третьи лица. И не вашими словами, а по документам.
На минуту в кабинете стало очень тихо. Слышно было, как чайник в коридоре перешёл с тихого шипения на кипение.
— Это длинно, — сказала женщина после паузы. — Вы же понимаете. Зачем вам это?
— Затем, что я два года ждала, когда станет хоть немного легче, — ответила Нина. — А теперь мне предлагают облегчить жизнь кому-то ещё за мои деньги. Я помогу — если это предусмотрено и если есть очередь, в которой человек ждёт. Но не сегодня. И не «по-хорошему».
— Мы любим, когда по-человечески, — улыбка у женщины стала натянутой. — Но не все понимают. Ладно. Подумайте. Только потом не жалуйтесь. Время — идёт.
— Идёт, — согласилась Нина. — До десятого числа.
Она вышла в коридор, и воздух показался ей холодным, как будто за дверью был март, а не залитое солнцем здание. В очереди кто-то говорил по телефону, кто-то листал ленту. Нина села на табурет и достала из сумки блокнот. Крупными буквами написала: «5 июня — запросить: Порядок, Список, Основания».
Дома на неё смотрела банка «На море» и Дима с глазами, полными вопросов.
— Нам сказали сегодня, — произнесла она, ставя на плиту чайник. — Но мы успеем и завтра, и послезавтра. До десятого — точно. И мы поедем. Просто не тем способом.
— А как? — спросил он, садясь на стул и поджимая ноги.
— По-честному, — ответила Нина. — По бумаге.
Ночь она провела за ноутбуком. Нашла на сайте предприятия раздел «Социальные программы», вытащила PDF с положением о распределении путёвок, выделила жёлтым маркером строчки про очередность, про сроки подачи заявлений, про согласование третьих лиц — только по решению комиссии, оформленному протоколом. Разложила всё по файлам, распечатала в соседнем копицентре, заплатила сорок рублей мелочью из кошелька.
Утром, когда Дима пошёл в школу, Нина позвонила в отдел кадров и спросила, где можно ознакомиться с протоколами комиссии за прошлый год. На том конце провода вздохнули, посоветовали написать запрос. Она написала — от руки и в электронной почте, приложила копию положения, сослалась на пункт о доступе к информации участникам программы.
На вторую половину дня она вернулась в профком. В коридоре было многолюдно, и то ли от жары, то ли от тревоги, у людей краснели лица. На столике у окна лежали ручки с логотипом и бесплатные блокноты, кто-то брал, кто-то стеснялся.
— Нина Сергеевна, — женщина в зелёном кардигане подняла голову, увидев её. — Ну что, решили?
— Да, — сказала Нина. — Решила. Вот заявление об ознакомлении с порядком и списком. Вот копии. И я оплачу сегодня наши билеты. На двоих. У меня наличными восемь тысяч. Я хочу, чтобы вы приняли, оформили и поставили меня в список на покупку. До десятого у вас есть время. И ещё — можете записать: я не согласна на добавление третьего лица за мой счёт. Если комиссия решит, что есть основания, я ознакомлюсь с протоколом.
Женщина взяла бумаги не сразу. Потом перелистала, взгляд задержался на выделенных строках.
— Ну вы затеяли, — произнесла она тихо. — Вы поймите, мы вообще-то доброе дело делаем. Тамаре Викторовне тяжело.
— И нам было тяжело два года, — ответила Нина. — И многим. На море — тем, кто звонил два года назад, а не сегодня.
Где-то за спиной шевельнулась очередь. Кто-то кашлянул. Кто-то тихо сказал: «Правильно». Женщина подняла глаза и на мгновение встретилась с Нининым взглядом. Что-то в этом взгляде, кажется, переломилось — усталость, железка, из которой сделался стержень.
— Ладно, — сказала она, убирая в папку заявление. — Оплачивайте билеты. Мы купим на двоих. Документы — в архиве, когда будет ответ, сообщим. И… — она запнулась. — Извините, если резко. У нас поток.
— У меня тоже, — улыбнулась Нина, неожиданно и для себя. — Теперь — поток дел.
Они вместе пересчитали деньги. Женщина выписала приходник, поставила печать. Нина аккуратно положила корешок в файл, словно это был билет сам по себе, и взяла сумку.
Дома Дима ждал её на лестничной площадке, сидел на ступеньке и гонял крышечку от маркера как машинку.
— Ну что? — он подпрыгнул. — Мы поедем? Мы точно поедем?
— Поедем, — сказала Нина и погладила его по макушке. — Билеты купят завтра. У нас всё по списку. И море — по расписанию.
— А третья тётя? — осторожно спросил он, уткнувшись в её куртку. — Она с нами?
— С нами — мы, — ответила Нина. — А тётя — пусть встанет в очередь.
Вечером они сидели на кухне, и Нина, не веря самой себе, достала банку «На море» и написала поверх старой, выцветшей надписи новые буквы — яркие, ровные. В банке глухо звякнула одна-единственная монетка. Она улыбнулась.
Через неделю, когда ей позвонили из профкома и сказали, что билеты готовы, в трубке уже не было суеты. Голос был усталый, но ровный. Нина пришла, расписалась и взяла конверт: два тонких бумажных прямоугольника с датами, станциями, временем отправления. 28 августа — туда. 11 сентября — обратно.
На обратном пути они с Димой зашли в хозяйственный магазин купить маленькое ведёрко и резиновые шлёпанцы. У кассы лежали дешёвые очки с зеркальными стёклами, Дима надел, посмотрел на себя и рассмеялся — впервые за долгое время по-настоящему, животом. Нина тоже засмеялась, а кассир улыбнулась, и от этого смеха у неё сжалось сердце — не от боли, а от того, что механизм внутри, кажется, пошёл иначе.
А в день, когда они приехали к морю, никакой пафос не понадобился. Никаких слов. Никаких речей про справедливость. Только солёный ветер, который тянул волосы назад, жёваный билет в кармане куртки, тёплые камушки под пальцами и Димина ладонь, которая сильно сжимала её ладонь, чтобы не сбежать вперёд на волны раньше времени.
Нина присела, поддела ногтем краешек старой бирки на чемодане — той самой, с больничной поездки — и сняла её, бросив в урну возле санаторной аллеи. Новая бирка, чистая, белая, лежала в кармане и шуршала. Это был один осязаемый признак нового порядка, простого, как чистое стекло: вещи подписаны заново, и дорога — тоже.