Зал суда пах пылью и чужим горем. Ксения сидела на жесткой лавке, вцепившись в ремешок сумки так, что побелели костяшки. Она смотрела на Андрея — своего почти бывшего мужа — и не узнавала его. Или, может, наоборот, впервые видела по-настоястоящему. Вот он, во всей красе. Чужой, холодный, с брезгливой складкой у рта.
— Ваша честь, о каком совместно нажитом имуществе может идти речь? — Голос Андрея звучал ровно, с той самой снисходительной интонацией, которую она ненавидела. — Я семь лет содержал семью. Работал на двух работах, пока Ксения… ну, вы понимаете. Стригла на дому. Это даже не работа, а так, хобби. Деньги на булавки.
«На булавки», — эхом отозвалось в голове Ксении. Она вспомнила, как копила эти «деньги на булавки», чтобы купить ему тот дурацкий спиннинг на день рождения. Как на них же покупала продукты, когда он задерживал зарплату, вечно придумывая какие-то отговорки про «вложения в бизнес». Как оплачивала коммуналку, потому что «Ксюш, ну ты же дома, тебе проще».
— Все, что у нас есть, — квартира, машина, дача — куплено на мои деньги, — продолжал он, глядя прямо на судью, пожилую уставшую женщину с потухшими глазами. — Ксения за семь лет брака не принесла в дом ни копейки. Ее доход, если это можно так назвать, составлял три тысячи, ну, может, пять тысяч рублей в месяц. Мы же не будем делить эти копейки, правда?
В зале повисла тишина. Ксения почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Три тысячи. Пять. Он стоял там и врал. Врал нагло, уверенно, обесценивая не просто ее вклад, а всю ее жизнь. Семь лет, стертые в порошок парой фраз. Семь лет, в которых она была не только парикмахером, но и поваром, уборщицей, психологом, жилеткой для его вечных жалоб на несправедливый мир. Она создавала уют, который он называл «своим тылом». Она растила их дочь, пока он «строил карьеру».
Ей захотелось вскочить, закричать, бросить ему в лицо все эти чеки, которые она по дурной привычке хранила. Все эти «копейки», которые складывались в десятки тысяч. Но она только сжала губы и посмотрела на своего адвоката — молоденькую девочку, которая выглядела еще более растерянной, чем сама Ксения.
— У вас есть возражения? — безразлично спросила судья.
Ксения молчала. Что она могла сказать? Что он лжец? Что он превратил ее жизнь в служение его эго? Судье было все равно. Она видела таких, как Ксения, каждый день. Сломанных, униженных, растоптанных.
Андрей победил. Ей оставили дочь и обязали его платить смехотворные алименты. Квартиру, в которой пахла каждая трещинка на обоях, — ему. Машину — ему. Дачу, на которой она горбатилась каждые выходные, — тоже ему. Ей — свободу. Горькую, звенящую, как пощечина.
Когда все закончилось, он подошел к ней в пустом коридоре.
— Ксюш, не усложняй. Так всем будет проще. Ты же понимаешь, тебе все равно это все не потянуть. Живи спокойно, начни с нуля. Может, хоть парикмахерскую свою откроешь, как мечтала.
Он улыбнулся. Той самой улыбкой, от которой у нее когда-то подкашивались коленки. А теперь хотелось выть. Он не просто забрал все. Он еще и дал ей милостивое разрешение на мечту. На ее собственную, выстраданную мечту.
Она ничего не ответила. Просто развернулась и пошла к выходу, чувствуя на спине его самодовольный взгляд. С нуля. Хорошо. Будет тебе с нуля.
Первые месяцы после развода слились в один серый, тягучий день. Ксения с дочкой переехала в крошечную съемную однушку на окраине их провинциального городка. Она устроилась в салон «Шарм» — заведение с фиолетовыми стенами и стойким запахом дешевого лака для волос. Работала от звонка до звонка, стригла, красила, делала укладки. Клиентки любили ее. Она умела слушать. И умела делать людей красивыми. В ее руках самые тусклые волосы обретали блеск, а уставшие лица — свежесть.
Но каждый вечер, уложив дочку спать, она садилась на кухне и смотрела в темноту за окном. Внутри была пустота. Унижение, пережитое в суде, никуда не делось. Оно жило в ней, как хроническая болезнь, отравляя все. Слова Андрея «деньги на булавки» стали ее внутренним голосом. Она поверила ему. Поверила, что она — никто. Простая парикмахерша из «Шарма», потолок которой — эта однушка и выплата кредита за холодильник.
Однажды в салон зашел мужчина. Не из местных. Дорогое пальто, хорошие часы, уверенный взгляд. Он сел в ее кресло и попросил просто подровнять стрижку.
— Вы в командировке? — спросила Ксения, начиная работу. Просто чтобы нарушить молчание.
— Да. Смотрю площадки под новый проект, — ответил он, разглядывая ее в зеркало. — Меня Кирилл зовут.
— Ксения.
Они разговорились. Он оказался бизнесменом из Москвы. Рассказывал про свои проекты, про бешеный ритм столицы. Ксения слушала, и впервые за долгое время ей стало интересно. Она рассказывала ему про новые техники окрашивания, про семинары, на которые мечтала бы попасть, про то, как цвет и форма могут изменить человека. Она говорила с таким увлечением, что сама не замечала, как преображается ее лицо, как загораются глаза.
— У вас талант, — сказал Кирилл, когда она закончила. — Вы не просто стрижете. Вы видите образ.
— Спасибо, — смутилась Ксения. — Просто работа.
— Нет, не просто. Я вот сейчас ищу партнера для открытия салона в Москве. Хорошего, крепкого салона бизнес-класса. Мне нужен человек, который будет его душой. Арт-директор. Который горит этим так же, как вы.
Ксения рассмеялась. Горько и нервно.
— Вы серьезно? Я? Из этого… «Шарма»? С тремя тысячами в месяц?
Она сама не поняла, зачем ляпнула про три тысячи. Фраза Андрея сидела в ней занозой.
Кирилл внимательно посмотрел на нее в зеркало.
— Я не знаю, кто вам сказал про три тысячи, но он либо идиот, либо очень боится вас потерять. Я предлагаю вам не зарплату. Я предлагаю долю в бизнесе и полную творческую свободу. Подумайте. Вот моя визитка.
Он ушел, оставив на столике визитку из плотного картона с лаконичной надписью и запахом дорогого парфюма. Ксения смотрела на нее, как на артефакт из другой вселенной. Москва. Салон бизнес-класса. Арт-директор. Это звучало как издевательство. Как жестокая шутка.
Весь вечер она ходила по своей крошечной квартире, сжимая в руке этот картонный прямоугольник. Голова разрывалась. С одной стороны — страх. Куда она поедет? С ребенком? Без денег, без поддержки? А с другой — впервые за много лет в ее душе шевельнулось что-то, похожее на надежду. На злую, отчаянную надежду.
И тут она вспомнила. Вспомнила тот день, который стал началом конца. Год назад. Она только что вернулась с двухдневного семинара по колористике в областном центре. Потратила на него почти все свои сбережения. Вернулась окрыленная, с дипломом, с новыми идеями. Влетела в квартиру, размахивая картонкой.
— Андрюша, смотри! Я смогла! Меня так хвалили!
Он оторвался от телевизора. Взял диплом, повертел в руках.
— И сколько ты за эту бумажку отвалила?
— Это не просто бумажка! Это знания! Я теперь смогу делать такие сложные окрашивания…
— Понятно, — перебил он. — Опять с мужиками там крутила? Кто он, этот твой гуру-колорист? Старый, молодой?
Ее улыбка медленно сползла с лица.
— Ты о чем? Это был семинар. Там было пятьдесят человек.
— Да-да, расскажи мне, — он поднялся, его лицо исказилось злобой. — Я тут пашу, а она по семинарам разъезжает! Становишься слишком умной, Ксения! Тебе это не идет. Твое место — дома, с ребенком. А не вот это все!
Он схватил ее телефон, который лежал на столе.
— Что, уже переписываешься с ним? Делишься впечатлениями?
— Отдай! — закричала она, пытаясь вырвать телефон. — Ты с ума сошел!
Он оттолкнул ее. Замахнулся и со всей силы швырнул телефон в стену. Аппарат разлетелся на куски с сухим треском.
— Вот так будет со всеми твоими «семинарами»! — прошипел он. — Не усложняй, Ксюша. Будь проще. Ясно?
Она смотрела на осколки телефона на полу, и в этот момент что-то внутри нее умерло. Любовь, уважение, надежда. Все рассыпалось так же, как этот несчастный гаджет.
Сейчас, стоя посреди своей съемной однушки с визиткой Кирилла в руке, она снова услышала этот треск. И поняла. Она ничего не теряет. Дно уже было. Ниже падать некуда. А значит, можно только вверх.
На следующий день она позвонила Кириллу.
Москва ошпарила ее суетой, шумом и безразличием. Первые месяцы были не просто адом — они были проверкой на прочность, которую она проходила каждый божий день. Ксения, ее дочка и мама, которую она со слезами уговорила на переезд, ютились в съемной квартире у конечной станции метро. Вечерами, возвращаясь после пятнадцати часов на ногах, она входила в душную от готовки кухню, видела усталое лицо матери и тихо засыпающую дочь. Чувство вины за то, что она втянула их в эту авантюру, смешивалось с отчаянной решимостью.
Она пропадала на объекте будущего салона — помещении на первом этаже сталинки в районе Белорусской. Это были не Патриаршие, но место было хорошее, с большим трафиком. Стройка высасывала все соки. Ксения научилась ругаться с прорабом, который пытался подсунуть ей дешевую плитку вместо итальянской. Научилась до хрипоты спорить с поставщиками, выбивая скидки. Вечерами она сидела над сметами, пытаясь понять, почему цифры не сходятся, и чувствовала, как в голове плавится мозг. Кирилл был рядом, но не как нянька. Он бросал ее в воду, заставляя плыть. «Это твой салон, Ксения. Ты должна знать каждый гвоздь в его стенах».
И она узнавала. Она знала, где проходит каждый кабель, какой оттенок краски на стенах и почему именно эти кресла из эко-кожи, а не из натуральной. Она сама летала на выставки, впитывала тренды, знакомилась с людьми. Комплекс «простой парикмахерши» отступал, съеживался под напором реальных дел. Оказалось, что у нее есть деловая хватка. Оказалось, что она умеет убеждать и вести за собой людей.
Салон «AURA» открылся не с помпой, а тихо и скромно. Первые недели были тревожными. Клиентов было мало. Ксения и ее немногочисленная команда порой сидели без дела часами. Она начала вести соцсети, сама фотографировала работы, писала тексты. Однажды к ним случайно зашла девушка-блогер с небольшой, но очень лояльной аудиторией. Ксения сама сделала ей сложное окрашивание, вложив в работу всю душу. Через два дня вышел восторженный пост. И сработало сарафанное радио. Сначала медленно, потом все быстрее.
Через полтора года «AURA» стала местом, куда нужно было записываться заранее. Не за месяц, как к звездам, но за неделю-полторы. Это был честный, качественный бизнес-класс. Без пафоса, но с безупречным сервисом и мастерами, которых Ксения обучила лично. Она сама уже почти не стригла, занимаясь управлением, развитием, обучением. Она стала Ксенией Андреевной. Купила просторную квартиру в ипотеку, но уже в хорошем районе. Она была не просто счастлива. Она была на своем месте.
Прошло еще два года. Однажды днем администратор позвонила ей в кабинет.
— Ксения Андреевна, к вам тут мужчина. Говорит, по личному вопросу. Не записывался.
— Как выглядит? — спросила Ксения, просматривая отчеты.
— Ну… обычно. Не наш клиент, скажем так.
Ксения вздохнула и вышла в зал. И замерла.
У стойки администратора стоял Андрей. Он был в какой-то потертой куртке, несвежих джинсах, выглядел старше своих лет. Растерянный, немного обалдевший, он крутил головой, разглядывая стильный интерьер, ухоженных клиенток, снующих ассистентов.
Их взгляды встретились. На его лице отразилась целая гамма чувств: удивление, недоумение, и, наконец, шок узнавания.
— Ксюша?
— Здравствуй, Андрей, — спокойно сказала она. Ее сердце не екнуло. Вообще ничего. Пустота.
— Ты… ты что тут делаешь?
— Работаю, — она слегка улыбнулась.
Он обвел взглядом зал еще раз.
— Кем? Парикмахером?
В его голосе все еще звучали те самые снисходительные нотки. Старая привычка.
— Я хочу поговорить с вашим директором, — вдруг выпалил он, обращаясь к администратору и демонстративно игнорируя Ксению.
Девушка-администратор испуганно посмотрела на Ксению.
— Я слушаю тебя, Андрей, — все так же спокойно сказала Ксения. — Я и есть директор. И совладелица.
Это были самые сладкие слова в ее жизни. Она видела, как до него доходит. Как его лицо меняется, как спадает с него вся спесь. Он смотрел на нее — на ее строгий, но дорогой брючный костюм, на идеальную укладку, на спокойную уверенность в глазах — и не мог сопоставить этот образ с той забитой женщиной в зале суда.
— Ты… Как?
— Просто. Не стала усложнять, — ответила она его же словами. — Тебе что-то нужно? У меня мало времени.
Он замялся. Видно было, что он приехал не просто так. Вероятно, дела в его маленьком бизнесе шли неважно. Может, хотел занять денег. Или просто посмотреть, как живет его бывшая «неудачница».
— Да нет… ничего. Просто… мимо проходил, — пробормотал он. — Узнал, что ты в Москве. Решил проведать.
— Проведал. Всего хорошего, Андрей.
Она развернулась и пошла обратно в свой кабинет, не оглядываясь. Она знала, что он смотрит ей в спину. Но на этот раз во взгляде не было самодовольства. Только шок и осознание колоссальной, непоправимой ошибки.
Через неделю он начал ей писать. Сначала в соцсетях, потом нашел ее номер. Сообщения были полны лести и фальшивого раскаяния.
«Ксюша, я всегда в тебя верил! Я знал, что ты особенная!»
«Я был дураком, что отпустил тебя. Может, попробуем снова? Я все понял».
«Я горжусь тобой! Ты такая молодец! Это я тебя подтолкнул к этому, помнишь? Сказал тебе — открой свою парикмахерскую».
Она читала это и чувствовала смесь жалости и презрения. Какой же он жалкий. Он даже сейчас пытался присвоить себе ее успех. Сделать себя причиной ее взлета. Она не отвечала. Просто блокировала его номера один за другим.
Последний акт этой драмы разыгрался полгода спустя. Поздний вечер, пятница. Ксения сидела в своем кабинете, заканчивая дела. Раздался звонок с незнакомого номера. Она подняла трубку.
— Алло?
— Ксе-ения… — раздался в трубке пьяный, надтреснутый голос Андрея. — Это я…
Она молчала, собираясь сбросить вызов.
— Не бросай трубку, прошу… — забормотал он. — Я просто… я хотел сказать… Ты… ты молодец. Ты такая сильная. А я… я мудак. Я все просрал, Ксюш. Все. Я тогда в суде… я же не со зла. Я боялся. Я просто до смерти боялся, что ты станешь вот такой… как сейчас. А я останусь никем. Так и вышло… Я тебя не стоил. Никогда не стоил. Прости… если можешь.
В трубке послышались всхлипы. Пьяные, жалкие мужские слезы. Ксения слушала его, и впервые за все эти годы ей стало его не жаль. Не противно. А просто никак. Он был призраком из прошлой жизни, который наконец-то нашел свой покой.
Она молча нажала на кнопку отбоя. Посмотрела в огромное окно своего кабинета на огни ночной Москвы. Она не чувствовала триумфа. Не чувствовала злорадства. Она чувствовала тишину. Глубокую, спокойную тишину внутри. Глава была закрыта. Окончательно.
Она победила. Но победа эта была не над ним. Она победила ту маленькую, испуганную женщину внутри себя, которая когда-то поверила, что ее жизнь стоит три копейки. И эта победа была бесценна.