- Не трогай меня! - Марья отпрянула от мужской руки, что тянулась к ее лицу. -
- Ох, зазноба! - толстые, капризно растянутые губы тянулись к ней. - Платок подарю. Твой-то то совсем худой.
Она отступила к колодцу, беспомощно оглянулась по сторонам. Да что же такое, как назло, никого на деревенском пятачке… А высокий и грузный, с толстым брюхом Степан почувствовал страх оробевшей девушки.
Схватил Марью за косу и потянул к себе.
- Ишь, ощетинилась! Нрав свой кажешь? Милости просим! Только я любую дикую кобылу загоню под седло!
Все-таки пришлось припечатать по плечу наглеца ведром! Ну а как еще?! Ведь стыдоба такая, к ней, незамужней девице, парень вяжется с грехом, будто к гулящей! Степан взвыл, обнажив крепкие желтоватые зубы, зарычал:
- Я из тебя норов выгоню! Будешь свое место знать! Женой моей будешь, вот не сойти мне с этого места! Отец твой за долги тебя отдаст. Он перед моим батюшкой уже третий год в заимщиках ходит!
Крикнула от боли и возмущения девушка, не сдержалась:
- Не корова я тебе, не куль с мукой, чтоб за долги отдавать! Не пойду я за тебя!
И чтобы вырваться из грубых рук, залепила пощечину, звонкую, от всей души. В тишине утра звук этот прокатился, как выстрел, по деревенским улицам.
Степан застыл, как будто не веря. И без того красное лицо побагровело, как свекла.
- Ах ты ж...- Я тебя учить буду каждый день! Как обвенчаемся, так жизни тебе не дам!
- Люди добрые! - заголосила девушка что есть силы. - Помогите!
Из-за плетня выглянула соседка Глаша, но тут же спряталась. Опять Степан Горин над девками изгаляется. К нему уж лучше не лезть… И все-таки крик услышали и другие, забренчало ведро, заскрипела калитка. Степан разжал кулак, отступил.
- Научу тебя покорности! - прошипел он, утирая рукавом багровую отметину на толстой щеке. - Ты еще прощение вымаливать будешь у меня на коленях. На брюхе приползешь, а я подумаю, брать ли такую гордячку.
Он сделал несколько неуверенных шагов, едва держался на ногах от хмеля. Но не переставал грозиться:
- Еще никто не отказывал Степану Горину! Отец мой, Кирилла Гордеевич, всему тут голова! Все бабы мои в селе! - хрипел красный от ярости парень. - И Акулька, и Парашка! И ты никуда не денешься.
Наконец-то, он развернулся и пошел прочь.
Марья осталась стоять у колодца, дрожа всем телом, как осиновый лист на ветру.
- Господи, - думала она, прислонившись к холодному срубу, - за что мне это? Разве я виновата, что отец пьет? Разве я просила родиться бедной? Другие девки, те хоть замуж выходят по своей воле. А я что же, вещь какая, раз отец обещает сменять на долги...
Хотелось ей закричать, камнем швырнуть вслед обидчику, тревогу поднять по всей деревне. Да удержалась… Лишь загорелись щеки от стыда и злости. Такая уж бедняцкая доля, перед богатыми кланяться да рот на замке держать.
Тем более перед Степаном Гориным. Нет от него спасения ни бабам местным, ни девкам незамужним. А все потому, что отец его, Кирилл Гордеевич, слывет в деревне первым богатеем. Своя кузница, трактир у дороги, полный двор скотины, обозных лошадей держит. Сын единственный Степан ни в чем отказа не знает. Вот и вырос, как борщевик на навозе, буйный да наглый, вечно во хмелю бродит без дела по деревне.
И нет от него спасу никому…
Побрела Марья домой. И чудилось ей, что запах ее обидчика, смрад вчерашней браги и конского пота, успел прилипнуть к ее волосам, к одежде, к лицу. От этого густого и тошного смрада в памяти всплыли воспоминания о том, как увидел ее Степан в первый раз.
То было на Красную горку, когда вся деревня, сбросив зимнюю одурь, высыпала на луг за околицей. Парни в новых рубахах заводили хороводы, а девки, сверкая начищенными монетами в косах, запевали веснянки. И она, Марьюшка, пустилась в пляс, забыв о тяжелой своей жизни, и тянулась к теплу и ее душа.
Заглядывались на нее парни со всей деревни. До чего ж красива и пригожа! Жаль, приданого за ней не дадут, отец-то - горький пьяница.
В тот момент и налетел на нее Степан, будто коршун на цыпленка. Ухватил ее за руку и повлек из хоровода в сторону леса.
- Ох, краса! В жены себе такую хочу. Пошли -ка скажу что -то!
Марья в ужасе кинулась от него в центр круга.
- Отстань!
И вдруг все стихло… замолчали голоса, оборвались песни. Девушки и парни вокруг отводили глаза, никто не смел заступиться за нее перед Гордеевым сыном. А Степан, который едва стоял на ногах от хмеля, швырнул ей под ноги горсть монет.
- Держи, не упрямься! Денег тебе дам!
Тогда вырвалась Марья из круга и кинулась бежать со всех ног под его хохот:
- Никуда не денешься! Мне отказу не бывает!
И вот снова встретился этот изувер на ее пути…
Дома мать Катерина при виде бледной дочери с растрепанной косой всплеснула руками:
- Ты что же черта увидела, Марьюшка?! Что с тобой?
Девица налила с трудом воды в глиняную кружку. Руки у нее тряслись так, что вода расплескалась.
- Степан Горин у колодца поймал, еле вырвалась.
Катерина побелела, как подрубленная рухнула на лавку.
- Ой, доченька... что же делать. Ведь затаит он злобу на тебя, как же ты с ним жить будешь…
У Марьи выпала кружка из рук:
- Жить?! Так он не врал? Отец за Степана меня просватал?
Мать оглянулась на сенки, где спал хмельной со вчерашнего вечера муж Прохор. Вчера притащили его упитого без памяти из кабака. И прошептала:
- Марьюшка, так отец вчера опять в трактире у Кирилла Гордеевича гулял. Тот долг требовал или деньгами, или… тебя Степану в жены отдавать. А долг-то за три года уже. Вот согласие свое и дал батюшка на венчание.
- Не пойду! Не буду я женой этого ирода! - зашлась в крике девушка. - Лучше в реке утоплюсь!
Мать снова оглянулась на сенки. Проснется Прохор, услышит и достанется, побьет обеих. Последние годы он только тем и занимался, что пропивал последнее, потеряв разум, гонял жену с дочкой.
Уже за долги отдал землю, корову пропил. Теперь вот дочку пропивает! Но было уже поздно…
Послышался тяжкий, похмельный стон. Заскрипели половицы под непослушными ногами, на пороге возник Прохор.
- Опять бабьи пересуды! Раскаркались! - просипел он, и голос его был похож на скрип несмазанной телеги.
Одуревший от похмелья, он стукнул кулаком по столу.
- Супротив отца не смей идти! Обвенчаешься со Степаном, как я велю! Слово мое - закон!
Катерина сжалась, шмыгнула к печи, сделав вид, что поправляет угли. Но Марья не шелохнулась, не отвела взгляда от испитого, опухшего лица отца. От того, кто так легко ее продал. И от этого взгляда стало до того Прохору худо, так зажгло внутри, что он кинулся к ухвату.
В похмельном угаре принялся колотить по горшкам.
- Вот я вам, вот я вас! Не для красы растил, окаянную! Долг надо платить! А она кочевряжится!
Закричала мать, принялась метаться по избе.
- Доченька, не противься! Зашибет ведь! Все равно отдадут за Степана, что по воле, что без!
И Марья вдруг осела без сил, поникла. Ждет впереди страшная судьба.
***
Перед глазами всплыло страшное лицо утопленницы Акулины. Вспомнила, как этой весной хоронили несчастную без отпевания вдали от общих могил на деревенском погосте. Первая красавица на селе была, по любви обвенчалась. А когда уехал муж на заработки, прицепился как репей к ней Степан. Силой взял, говорят. Акулина смолчала, но позора не вынесла и утопилась реке.
Неужели и ее ждет такая же судьба…
Отец, накричавшись, упал на лавку. Катерина захлопотала вокруг него, лишь бы снова не кинулся буянить. А дочери прошептала:
- Иди с глаз… У Федосьи схоронись, пока не зашиб.
***
Марья покорно побрела через всю деревню в крошечный домик на окраине. Там жила травница Федосья, маленькая, сухонькая старушка, дальняя их родня. Шла Марья, а перед глазами корчилось в угрозах багровое лицо Степана, скалились его желтые зубы, наливались кровью бычьи глаза.
Федосья сразу почуяла ее горе. Выцветшие, но все еще острые глаза смотрели внимательно.
- Опять этот охальник?
Марья кивнула, сил говорить даже не было. Нахмурилась Федосья.
- Оставайся у меня пока. А там, глядишь, и отец твой протрезвеет. Так застыдится, что дочку на долг сменять придумал. Одумается, а там, может, на заработки подастся, отдаст как-нибудь.
Хлынули слезы у девицы.
- Не отдаст, он уже последнюю рубаху в кабак давно снес. Некому меня защитить от Степана, баушка…
- Эх, девонька... - Федосья покачала головой. - Знаю, что он Акулину до смерти довел, теперь за тебя взялся. Всегда кто побогаче, верх норовят взять, обидеть слабого. В наши времена по-другому было. Вот помню, завелся у нас в селе такой же богач, как Степка Горин, без совести и без креста. Думал, что все ему можно, а от суда откупался.
- И девку одну обидел. Поймал ее в поле во время жатвы. Так она не стерпела, серпом ему ответила. Враз и порешила. Хоть и шуму было, до исправника дошло, да ее правда вышла. Заступились за нее всем селом, наказания никакого и не было. Суд оправдание ей сделал, мол, без умысла злого прибила, защищалась. Так что и против богатого сила найдется…
Слушала ее Марья, а на душе была такая тоска.
Нынче исправник на содержании у трактирщика. На все глаза закрывает, о том все село знает. Что же делать, как спастись… Покориться и обвенчаться со Степаном? Так замучает он ее до смерти. Супротив батюшкиной воли пойдет - отец житья не даст.
А к вечеру соседка забежала, принесла страшные вести:
- Кабатчик Кирилл Гордеевич в дом к вам явился, а с ним Степан! Пришли долг требовать с Прошки-пьяницы!
Кинулась Марья к дому огородами, Федосья едва за ней поспевает. У избы уже толпа собралась, Степан едва на ногах держится, надрывается:
- Свататься приехал! Вот и подарки невесте своей привез.
Ахнула Марья, в руках-то у незваного жениха железные кандалы…
- Сынок мой будет учить вашу Марьку, как мужа почитать да слушаться! А ну, тащите сюда гордячку, будет ей наука! - хохотал рядом Кирилл Гордеевич.
Выбежали из дома Прохор с Катериной. Пьяница упал на колени перед трактирщиком.
- Сбежала девка! Нет ее нигде! Дозволь здоровье поправить, уж больно худо мне. А потом найду я дочку, для тебя из-под земли достану. Забирайте, делайте что хотите, только рюмочку дозвольте испить.
Но только Степка осатанел, услышав, что пропала непокорная невеста. Вдруг схватился он за плеть и погнал несчастного Прохора по улице. Да с посвистом, будто зверя дикого:
- Беги, ищи девку! Сейчас же тащи сюда свою дочь, или худо будет тебе.
Кирилл Гордеевич же схватил Катерину и отволок в свою телегу.
- Раз ни денег, ни девки нет, то в холодную тебя свезем! Будешь голодной сидеть, пока дочь твоя на коленях не приползет с выкупом! С поклоном да согласием перед моим сынком!
Кинулась было Марья матушке на спасение, но остановила ее Федосья:
- Подожди, не спасешь мать так! Во хмелю супостаты, сделают худое, а потом с позором пустят по деревне. Погоди, подумаем пока где денег взять.
Правда, ничего не вышло. Как ни судили, как ни рядили женщины, вернувшись домой, ничего на ум не шло. Выходило лишь одно - смириться Марье со своей страшной судьбой и идти за кабацкого сынка… прямо в лапы к смерти.
Только утром ждала Марью беда похуже смерти… 2 ЧАСТЬ РАССКАЗА содержит лексику и затрагивает темы , которые запрещено освещать на Дзене в свободном доступе. Но без этого о подобных событиях не написать. По этой причине рассказ полностью дописан и опубликован в ПРЕМИУМ