Всю жизнь что-то было трудно. Решать задачки по арифметике, которую ты ненавидел. Учить наизусть стихи, которые не понимал. Подойти пригласить танцевать Светку на убогой школьной дискотеке. Тогда еще музыку ставили с твоего магнитофона, помнишь? Однокассетного. Потому что ты был нищий, и родители у тебя нищеброды. У всех двухкассетники уже имелись. Только их из дома нельзя было выносить. А ты вынес. Свой. Однокассетный. В хлебной сумке. И все танцевали под Lady in red. Meat, bone, meat, bone [1]… Что, до сих пор выеживаешься? Да никому на хрен не сдался твой этот American Psycho! Никто это старье уже не смотрит. Тем более не читает. Где теперь она, Светка? Даже боишься узнать, хоть и можешь. Интернет плюс общие знакомые из прошлого творят чудеса. Боишься? Правильно.
Она тогда красила губы малиновой помадой. У малиновой девочки взгляд откровеннее, чем сталь клинка. И волосы зачесывала так, наверх, и все ее называли пальмочкой. И только ты действительно заболел ею, по-настоящему, потому что другие просто боялись. Она же практически porn star. Ты это сейчас понимаешь, а что с этого толку? Девочки все стали некрасивые, может быть, даже Светка. Хотя в глубине души ты отказываешься в это верить. Ты думаешь, что она где-то там, далеко, на яхте, с бокалом шампанского, что ее трахает успешный блогер, у которого четкий six pack[2] и куча бабла. Ты не завидуешь, нет. Ты правда ей этого желаешь. Тебе страшно представить, что она заканчивает жизнь подобно тебе. Нет! Только не так! Пожалуйста, господи, только не она, только не с ней сделай это. Сука ты драная, тварь нарисованная, ну что, мало тебе бабки херни всякой нашептывали про своих любимых внучеков-наркоманов, про своих обоссанных доченек с их спившимися трижды сидевшими мужьями? А? А, сука? Жалко тебе для Светки яхты? Тварь!
Умирать трудно. Трудно получить диагноз, трудно смотреть в лицо врача с нарисованным сочувствием, трудно уместить в себе фразу: «Это не приговор, есть химия, многим помогает». Трудно перестать ходить в спортзал, где ты практически жил тридцать лет. Что было в твоей жизни все это время? Дурацкий спорт – в межсезонье разжираешься до свинского состояния, качаешь массу, живот выпирает, шнурки хрен завяжешь, одышка, но ты все равно и в этом состоянии не отдыхаешь, потому что берешь на тренировках такие веса, что вечером у тебя панические атаки, и ты жрешь транквилизаторы, а потом утром не можешь проснуться. А потом… Потом ты сушишься. Пьешь два стакана воды в день. Ходишь в зал дважды за сутки, чтобы в день выступления тебя намазали маслом и искусственным загаром, как курицу-гриль. И подобно курице ты крутишься перед ними, скалишься улыбкой черепа, а они выставляют оценки. Ты помнишь, как ты впервые занял первое место? Отхватил свой кусок успеха. Когда тебя выводили на сцену и вручали медаль, ты едва не рухнул. В глазах уже с полчаса было темно, звуки все были приглушенные, ты буквально заставлял себя понять, что происходит здесь и сейчас. «"Здесь и сейчас. Здесь и сейчас", — кричали птицы»[3]. Успокойся. Этого тоже никто не читал. Кому ты вообще это собираешься рассказывать? Перед кем щегольнуть остроумием? Лучше позови сестру, пусть утку поменяет.
Умирать трудно. Трудно понять, что всю жизнь ты пытался кому-то что-то доказать, прекрасно понимая, что доказывал, конечно же, сам себе. Но ведь тебе и так все было ясно. «А если я буду доподлинно знать, что я гениален, зачем мне вообще тогда писать?» И этого тоже никто не помнит, что ты пыжишься? Всю жизнь ты пытался стать кем-то другим, забыть о том, что ты «танцующее дерьмо посреди этого мира»[4]. Но ведь и альтернативу тебе не предложили. Раскладывать свежую оленину на раскаленном шоссе – это ведь только образ. Этого никогда не будет. Даже если случится атомный апокалипсис. Все просто тихонько сдохнут. Вот как ты сейчас. Тощий. Одинокий. Ничтожный.
Предательство тела – самое трудное из всего, что было, признайся. Тебя предавали друзья. Многократно предавали женщины. Это нормально. Это все же другие. Но когда раскаченные квадрицепсы превращаются в трясущиеся тряпки… Когда поход в туалет превращается в покорение Эвереста… Когда прогулка означает «доковылять до проходной»… Вот что такое настоящее предательство. И тебе некого наказать за это. Нет, врешь. Опять ты себе врешь, старик. У тебя был целый год. Целый год, чтобы поквитаться с обидчиком. И ружье у тебя было двенадцатого калибра. На медведя. Но ты струсил. Покорно ходил на терапию, глотал таблетки, дважды полностью лысел, чтобы отсрочить это. Отсрочить что? Стать скелетом? Мумией с членом, который теперь даже не подрочить? Что ты так лелеял и пестовал? Вот это? То, что ты сейчас видишь в зеркале больничного сортира, опершись на стену? Умирать трудно.
И вот ты лежишь, вспоминаешь обрывки прошлого. Они приходят к тебе иногда как непрошенные, иногда как желанные гости. Может быть, так и живут старики. Если так, то прости их всех и сразу. Стариков часто ругают, смеются над ними. А ведь все, что у них есть, – это обрывки прошлого, украшенные фотошопом деменции. У тебя нет даже этого. За что? Почему?
Если ты есть. Сука поганая, если ты есть! Пусть Светка будет на яхте. Пусть она будет счастлива. Прошу тебя. Мне нечего тебе дать, от меня самого, как видишь, осталось не много. Но если ты есть. Сделай это. Тебе ведь не трудно.
[1] Мясо, кости, мясо, кости (англ.)
[2] Six-pack в прямом значении — упаковка шести банок пива. В переносном смысле — кубики на животе, т. е. накачанный пресс.
[3] Цитата из романа «Остров» Олдоса Хаксли.
[4] Цитата из романа Чака Паланика «Бойцовский клуб».
Автор: Алексей Волков
Вы на канале литературного агентства и школы Флобериум!
Уже 5 лет мы выпускаем на литературный рынок авторов, которых берут под крыло крупнейшие российские издательства.
Что вам может предложить Флобериум?
Если вы хотите издать свою книгу, то присылайте свою рукопись на литературную экспертизу в наше агентство, подробности: https://flauberium.ru/agency/