— Вы у меня живёте третий месяц бесплатно. Пора платить.
Тамара Ивановна стояла в дверях кухни в своём неизменном кашемировом пальто цвета горького шоколада, из сумочки от Луи Виттон она извлекла аккуратно сложенный лист бумаги и положила его прямо на клеёнку рядом с хлебницей.
Марина медленно опустила половник в кастрюлю и перевела взгляд с бумаги на лицо свекрови. Та смотрела с привычным выражением снисходительного превосходства, словно делала одолжение самим фактом своего присутствия.
— Тамара Ивановна, я не понимаю... — начала было Марина, но свекровь подняла руку в перстнях, останавливая её.
— Всё предельно ясно расписано. Аренда плата за квартиру. Три месяца по пятьдесят пять тысяч, плюс коммунальные услуги. Итого — сто сорок восемь тысяч, — Тамара Ивановна говорила таким тоном, словно обсуждала погоду. — Я даже сделала скидку — как для родных.
Алексей, который только что вышел из ванной, вытирая волосы полотенцем, замер посреди коридора.
— Мам, ты же сама предложила нам здесь пожить, пока мы на ипотеку копим...
— Пожить — не значит бесплатно, сынок. В отношениях должно быть всё чётко, даже в семье. Особенно в семье.
***
Марина опустилась на стул, глядя на лист с расчётами. Цифры расплывались перед глазами, а в памяти всплывали события последних лет.
Они с Алексеем поженились три года назад. Молодые, влюблённые, полные надежд. Алексей работал программистом в небольшой компании, Марина преподавала английский в языковой школе. Денег хватало на съёмную однушку на окраине и скромную жизнь, но они были счастливы.
Вспомнился тот семейный ужин за полгода до свадьбы, когда родители впервые встретились. Тамара Ивановна тогда без умолку рассказывала об «удачной инвестиции» — двухкомнатной квартире почти в центре, которую она купила «на чёрный день».
Ольга Петровна, мать Марины, женщина простая и прямолинейная, тогда без обиняков спросила:
— А сыну с невесткой когда ключи передадите? Молодым же жить где-то надо.
Тамара Ивановна тогда лишь надменно подняла бровь и промолчала, делая вид, что не расслышала вопроса. Ольга Петровна хотела было повторить, но Марина под столом сжала её руку, умоляя молчать.
После свадьбы молодые действительно скитались по съёмным квартирам. Сначала жили в студии двадцать метров, где кровать упиралась в кухонный стол. Потом нашли однокомнатную подальше от центра — час на метро до работы, зато просторнее. Каждый месяц отдавали хозяевам двадцать пять тысяч, откладывая крохи на первоначальный взнос по ипотеке.
И вот, в канун Нового года, случилось чудо. Тамара Ивановна пригласила их на праздничный ужин и торжественно вручила ключи:
— Живите в моей второй квартире. Квартирант съехал, а я подумала — зачем чужим людям платить, когда у меня сын с женой мыкаются по углам? Поживёте, пока на ипотеку накопите.
Сказано это было таким тоном, словно она отдавала им последнее, словно шла на невероятную жертву ради счастья сына. Марина тогда расплакалась от счастья, а Алексей обнял мать, шепча слова благодарности.
***
Первые недели в квартире были настоящим раем. Двухкомнатная, с высокими потолками, в пятнадцати минутах от центра — после их прежних углов это казалось дворцом. Марина с энтузиазмом взялась за обустройство. Переклеила обои в прихожей — выбрала светлые, с едва заметным растительным узором. Алексей починил протекающий смеситель на кухне, заменил розетки в спальне.
По вечерам они сидели на уютном диване в гостиной, пили чай и строили планы. Теперь, когда не нужно платить за аренду, можно откладывать почти всю зарплату Марины. Через год-полтора соберут на первоначальный взнос.
— Знаешь, — говорила Марина, прижимаясь к плечу мужа, — я впервые чувствую, что у нас есть дом. Настоящий дом.
Они начали приглашать друзей. Устроили новоселье — скромное, но весёлое. Коллега Алексея принёс гитару, пели песни до полуночи. Подруга Марины восхищалась квартирой:
— Повезло вам со свекровью! Моя до сих пор считает, что я недостойна её сына.
Но где-то в глубине души Марину не покидала тревога. Тамара Ивановна звонила через день, интересовалась «состоянием квартиры». Приезжала без предупреждения — «проведать», как она говорила.
— Почему вы переклеили обои без моего разрешения? — спросила она однажды, осматривая прихожую.
— Но там же были совсем старые, облезлые... — начала оправдываться Марина.
— Это моя квартира. Любые изменения нужно согласовывать со мной.
При каждом визите Тамара Ивановна подчёркивала: «В моей квартире», «Мои стены», «Мой паркет». Словно напоминала, кто здесь настоящая хозяйка. После каждого такого визита свекровь ждала бурных благодарностей, обижалась, если Алексей забывал позвонить и поинтересоваться её самочувствием.
Однажды вечером раздался звонок. Алексей поставил телефон на громкую связь, занятый разборкой документов.
— Сынок, ты совсем мать забыл, — голос Тамары Ивановны дрожал от обиды. — Я тебе свою жилплощадь доверила, а ты даже не позвонишь, не спросишь, как я себя чувствую.
— Мам, прости, работа совсем замотала...
— Работа важнее матери? Я, между прочим, могла бы эту квартиру сдавать за хорошие деньги. А отдала вам. Практически бесплатно.
Марина тогда поймала взгляд мужа и увидела в его глазах усталость и раздражение. После звонка они долго молчали. Марина первая нарушила тишину:
— Лёш, мне кажется, твоя мама ждёт чего-то большего, чем просто благодарность.
— Не накручивай себя. Мама просто одинока, вот и обижается.
Но червячок сомнения уже поселился в душе.
***
В тот злополучный четверг Марина взяла отгул, чтобы приготовить особенный ужин — у Алексея намечалось повышение, и она хотела это отпраздновать. Борщ по бабушкиному рецепту, котлеты по-ки ев ски, наполеон собственного приготовления.
Звонок в дверь раздался ровно в шесть вечера. Тамара Ивановна вошла, как всегда, не дожидаясь приглашения. Прошла по квартире, заглянула в комнаты, открыла холодильник.
— Хорошо живёте, — констатировала она. — Даже слишком хорошо для тех, кто живёт бесплатно.
Марина выдохнула с облегчением, думая, что визит подходит к концу. Но тут свекровь достала из сумочки тот самый листок.
— Вот, ознакомьтесь. Тут всё расписано: аренда и коммунальные услуги. Пятьдесят пять тысяч — это даже ниже рыночной цены, — объясняла Тамара Ивановна. — Посторонним я бы за семьдесят сдавала.
Марина почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Пятьдесят пять тысяч — это больше половины их с Алексеем совместного дохода. При такой «аренде» ни о какой ипотеке и речи быть не могло.
— Тамара Ивановна, но вы же сказали... пока мы на ипотеку копим...
— Я сказала «живите». Но не сказала «бесплатно». Не чужому дяде платить будете, а матери. Деньги в семье останутся. К тому же, это вас дисциплинирует. Нечего расслабляться.
В этот момент с работы вернулся Алексей. Увидев мать и побледневшую жену, он не сразу понял — что-то случилось.
— Мам? Что происходит?
Тамара Ивановна повторила свою речь про аренду. Алексей растерянно переводил взгляд с матери на жену.
— Мам, но мы же думали...
— Вы много думали. А я вам помогаю встать на ноги. Ладно. Платить начнёте с первого числа следующего месяца. И не смотрите на меня так. Я вам не благотворительный фонд.
— То есть вы хотите заработать на собственном сыне? — не выдержала Марина.
***
После ухода Тамары Ивановны на кухне повисла тяжёлая тишина. Марина сидела, уткнувшись лицом в ладони, по щекам текли слёзы. Алексей нервно крутил в руках ручку, исписывая салфетку какими-то цифрами — видимо, подсчитывал их бюджет с учётом новых реалий.
— Может, мама права, — наконец выдавил он. — Деньги всё равно остаются в семье. Она же не чужая. И потом, это действительно дешевле, чем снимать такую квартиру у посторонних.
Марина подняла на него красные от слёз глаза:
— Ты серьёзно? Твоя мать не хозяйка, а вымогательница! Она нас держит за дураков! Требует с нас арендную плату, как с чужих людей!
— Марина, не говори так о моей матери!
— А что, правда глаза колет? Помощь — это когда от чистого сердца, бескорыстно! А это не помощь, это кабала! Она специально завышает цену, чтобы мы никогда не накопили на своё жильё и вечно от неё зависели!
— Но мы же действительно живём в её квартире...
— Алексей, это называется помощь! Родители помогают детям, это нормально! Моя мама, когда узнала про свадьбу, сразу предложила все свои накопления на первый взнос. Я отказалась, потому что знаю — ей самой тяжело. А твоя мать, имея две квартиры в Москве, хочет нажиться на родном сыне!
— Не нажиться, а...
— А что? Научить ответственности? Мы что, безответственные? Мы оба работаем, экономим каждую копейку, не позволяем себе ничего лишнего!
Алексей молчал, понимая в глубине души, что жена права. Но признать это означало признать, что его мать — манипулятор. Это было слишком больно. Марина села напротив него, взяла его руки в свои:
— Лёша, пойми. Если мы сейчас согласимся платить, мы навсегда останемся у неё в долгу. Сегодня аренда, завтра она потребует что-то ещё. Мы никогда не будем свободными.
— Но куда мы пойдём? Снова по съёмным квартирам?
— Да! Лучше платить чужим людям, но жить с чистой совестью, чем быть вечными должниками собственной матери.
— Марина, подумай... Это же удобно, почти центр, работа рядом...
— Мне плевать на удобства! — Марина встала, её голос дрожал от ярости и обиды. — Я не хочу жить в золотой клетке твоей матери! Либо мы уходим, либо... либо я уйду одна.
Последние слова она произнесла тихо, но Алексей услышал в них железную решимость. Он знал свою жену — если она что-то решила, то переубедить её невозможно.
***
Утро третьего дня. Марина достала с антресолей картонные коробки — те самые, в которых они три месяца назад привезли сюда вещи. Тогда распаковывала их с радостью, сейчас складывала обратно с горечью.
На дне ящика комода лежали свадебные фотографии в белой кожаной папке. Марина провела пальцем по снимку — они с Алексеем у ЗАГСа, смеются, конфетти в волосах. Аккуратно завернула альбом в полотенце, положила в коробку.
— Ты серьёзно? — Алексей стоял в дверях, прислонившись к косяку.
— Вполне, — она не подняла головы, продолжая складывать книги. — Петровы сдают однушку на Речном вокзале. Завтра едем смотреть.
— Марина, мама звонила... Она готова снизить до тридцати пяти тысяч.
Марина выпрямилась, в руках — их фото с медового месяца в Крыму:
— Алёша, она торгуется. Как на базаре. Неужели не понимаешь — дело не в деньгах? Сегодня двадцать, завтра снова тридцать.
— Но это же компромисс...
— Это унижение. Я не буду жить милостыней твоей матери.
Алексей молчал, наблюдая, как жена заклеивает коробку скотчем. Резкий звук разрываемой ленты резал по ушам.
***
Прошло четыре месяца. Маленькая однокомнатная квартира на севере Москвы не шла ни в какое сравнение с апартаментами Тамары Ивановны. Низкие потолки, вид на стену соседнего дома, сорок минут на метро до центра. Но Марина и Алексей были счастливы.
Воскресный вечер. На кухонном столе — ноутбук, чашки с чаем и распечатки из банков. Они изучали ипотечные предложения.
— Смотри, вот эта программа для молодых семей, — показывала Марина. — Если внесём пятнадцать процентов, ставка всего восемь годовых.
— Через полгода соберём, — подсчитывал Алексей. — Если брать не в центре, а в ближнем Подмосковье, можем даже двушку потянуть.
С Тамарой Ивановной они виделись редко — на семейных праздниках, днях рождения. Она демонстративно не замечала Марину, а с сыном говорила подчёркнуто холодно. На прошлой неделе позвонила Ольга Петровна:
— Доченька, я тут кое-что накопила. Немного, пятьдесят тысяч, но для вас на ипотеку пригодится.
— Мам, не нужно, у тебя самой...
— Не спорь. Это вам на счастье. Без всяких условий и процентов.
Марина тогда расплакалась. Вот она — настоящая родительская помощь. Без счетов, без упрёков, без манипуляций.
За окном начинался дождь. В их маленькой квартирке было тепло и уютно. На стене висел план будущей квартиры — они нарисовали его вместе, мечтая о том дне, когда возьмут ключи от собственного жилья. Не подаренного, не одолженного, а честно заработанного и купленного.
— Лучше своё маленькое гнёздышко, — сказала Марина, прижимаясь к мужу.
— Чем золотая клетка, — закончил Алексей.
Они сидели, обнявшись, слушая шум дождя за окном. Впереди была трудная дорога — ипотека, ремонт, обустройство нового дома. Но они шли по ней вместе, свободные от чужих условий и манипуляций. И это было главным.
Рекомендуем к прочтению: