— Лена, ты опять не туда поставила его фотографию, — свекровь Нина Павловна с укором качала головой, глядя на семейный портрет на комоде. — Отец должен стоять в центре. Он глава семьи.
Я молча переставила рамку. В доме мужа каждая вещь имела своё место, каждое слово — свой вес. Даже мертвые диктовали правила живым.
— Где Олег? — спросила свекровь, оглядывая пустую гостиную.
— Пошел в гараж. Машину чинит.
— В такую погоду? На улице мороз!
Я пожала плечами. Мой муж предпочитал холодный гараж теплому дому, если в доме находилась его мать. Три месяца назад она переехала к нам после продажи своей квартиры. Три месяца ада.
— Лена, нам нужно поговорить, — голос Нины Павловны стал серьезным. — Садись.
Я села на край дивана, готовая в любой момент вскочить и убежать. Эти разговоры никогда не предвещали ничего хорошего.
— Я знаю, что ты недовольна моим присутствием здесь.
Недовольна? Я была в отчаянии. Женщина превратила мой дом в музей своего покойного мужа. Повсюду его фотографии, его медали, его книги. Она рассказывала Олегу бесконечные истории о том, каким замечательным отцом был Владимир Николаевич, хотя Олег помнил его совсем не таким.
— Но понимаешь, дорогая, — продолжала свекровь, — мне некуда идти. И я не просто так продала квартиру.
— Что значит "не просто так"?
Нина Павловна встала, прошла к окну. Её спина была напряженной, руки сцеплены за спиной.
— У меня проблемы. Серьезные. И если я не решу их быстро, пострадает не только я. Пострадает Олег.
Холодок пробежал по спине. Что такого могла натворить эта пожилая женщина, что угрожало моему мужу?
— Какие проблемы?
— Долги. Большие долги. Твой свекор, царствие ему небесное, не был таким святым, как я всем рассказывала.
Она повернулась ко мне лицом. На нем не было привычной властности. Было что-то другое. Страх? Стыд?
— Он играл. В карты, на тотализаторе, в казино. Проиграл не только наши сбережения, но и занял у очень нехороших людей. Под залог документов на квартиру.
Я молчала, переваривая информацию. Святой Владимир Николаевич, память о котором свекровь лелеяла как драгоценность, оказался обычным игроманом.
— Сколько?
— Три миллиона рублей.
Сумма была астрономической для нашей семьи. Олег работал инженером, я — медсестрой. Таких денег у нас не было и никогда не будет.
— Поэтому я продала квартиру. Но этого мало. Нужно еще полтора миллиона. И проценты растут каждый месяц.
— Почему ты не рассказала об этом Олегу сразу?
Глаза свекрови вспыхнули.
— Потому что это убьет его! Он боготворил отца! Думаешь, я не видела, как Олег страдал в детстве от его равнодушия? Как искал его внимания, его одобрения? Всю жизнь я создавала миф о прекрасном отце, чтобы сын не чувствовал себя нелюбимым!
— И теперь этот миф может разрушить его жизнь?
— Не разрушить! — она схватила меня за руки. — Я нашла выход. У нас есть время до конца месяца. Твоя квартира, которую ты получила от бабушки. Если мы её продадим...
— Что?
— Лена, пожалуйста! Это спасет Олега! Эти люди не шутят. Если не отдать долг, они придут за сыном. За единственным наследником.
Я вырвала руки из её хватки.
— Ты хочешь, чтобы я продала единственное, что у меня есть? Мою квартиру?
— У вас есть этот дом!
— У ВАС есть дом! На меня он не оформлен!
— Лена, я умоляю...
Дверь хлопнула. Олег вошел, красный от мороза, счастливый.
— Запустил наконец эту железку! — он потер руки. — О чем вы тут беседуете?
Нина Павловна метнула на меня умоляющий взгляд.
— О том, какая у тебя замечательная жена, — сказала она с натянутой улыбкой.
Олег обнял меня за плечи.
— Это я знаю и без напоминаний.
В эту секунду я поняла, что стою перед выбором. Рассказать мужу правду о его отце и разрушить его детские иллюзии. Или стать соучастницей лжи, которая могла поглотить всю мою жизнь.
— Олег, — сказала я, — нам нужно поговорить.
— О чем? — он не выпускал меня из объятий.
— О твоем отце. И о долгах, которые он оставил.
Лицо Нины Павловны побелело.
— Лена, что ты делаешь?
— То, что должна была сделать давно. Говорю правду.
Олег разжал руки. Я видела, как его лицо меняется, как детская радость сменяется настороженностью.
— Какие долги?
Я рассказала все. Про игроманию свекра, про угрозы, про план продажи моей квартиры. Нина Павловна сидела, закрыв лицо руками, и плакала.
Олег слушал молча. Когда я закончила, он долго смотрел на фотографию отца на комоде.
— Значит, все эти рассказы о том, какой он был заботливый... — его голос был тихим, почти шепотом.
— Я хотела, чтобы ты любил его, — всхлипнула мать. — Чтобы гордился им.
— А он даже не интересовался мной. Я помню. Я всегда помнил, мама. Просто делал вид, что верю твоим сказкам.
Нина Павловна подняла голову.
— Что... что ты сказал?
— Я помню, как он кричал на тебя по ночам. Помню, как ты прятала синяки под косметикой. Помню, как он исчезал на недели, а потом возвращался пьяный и злой. Мне было семь лет, мама, не семь месяцев.
— Тогда почему ты молчал?
Олег подошел к матери, сел рядом на корточки.
— Потому что видел, как ты стараешься. Как выдумываешь хорошие истории, чтобы мне не было больно. И мне стало жалко разрушать твой спектакль.
Нина Павловна разрыдалась по-настоящему.
— Что же мы наделали? Что наделали...
— То, что делают в семьях, где любят неправильно, — сказал Олег. — Обманывают друг друга из лучших побуждений.
Он поднялся, снял с комода фотографию отца.
— С этим пора заканчивать.
— Но долги...
— С долгами мы разберемся. Вместе. Честно. Без жертв с чьей-либо стороны.
Он посмотрел на меня.
— Спасибо, что остановила этот цирк.
Я кивнула. Впервые за три месяца я почувствовала, что снова нахожусь в своем доме. Рядом с мужем, который наконец перестал прятаться за чужими сказками.
Прошло полгода. Мы продали дом и переехали в мою квартиру. Олег устроился на вторую работу, я подрабатывала частными вызовами. Каждый рубль уходил на погашение долга.
Нина Павловна сняла комнату в коммуналке. Она постарела на десять лет, но в её глазах появилось что-то, чего там не было раньше. Спокойствие.
— Знаешь, Лена, — сказала она мне на прошлой неделе, когда пришла в гости, — я первый раз за сорок лет высплюсь спокойно. Не нужно больше придумывать, что сказать, если Олег спросит о детстве.
— А он спрашивает?
— Нет. Мы теперь говорим о настоящем. О том, какую работу он нашел, какие планы у вас с ним. О внуках, которых я надеюсь дождаться.
Она помолчала.
— Я была плохой матерью?
— Вы были испуганной матерью. Это разные вещи.
— А ты? Ты простила меня за то, что я хотела использовать твою квартиру?
Я подумала. Простила ли? Или просто поняла, что люди в отчаянии способны на многое?
— Я поняла вас. Наверное, это важнее прощения.
Нина Павловна кивнула.
— Олег счастлив с тобой. По-настоящему счастлив. Я не видела его таким с детства.
Когда она ушла, я подошла к окну. На улице шел снег, мягкий и тихий. В квартире было тепло. На столе лежали документы о выплаченной уже половине долга.
Рядом со мной сидел муж и что-то чертил на листке бумаги.
— Что это?
— План нашей будущей жизни, — он улыбнулся. — Без долгов, без лжи, без чужих ошибок. Только мы.
Я посмотрела на чертеж. Там был нарисован дом. Небольшой, уютный. И подпись: "Для Лены, которая не побоялась сказать правду".
— А если бы я тогда промолчала?
— Тогда мы бы потеряли все. И квартиру, и друг друга, и себя.
Он обнял меня.
— Хорошо, что у меня жена умнее меня.
— У тебя жена, которая любит тебя настоящего. А не выдуманного.
За окном продолжал идти снег. Но в доме было тепло. И правда.
И это было лучше любых денег.