Меня зовут Галина. Три года назад, оставшись вдовой, я приняла, как мне тогда казалось, самое мудрое и правильное решение в своей жизни. Моя единственная дочь Оля с мужем и двумя детьми ютились в крошечной «двушке». А у меня была большая, светлая «трешка» в сталинском доме, оставшаяся от родителей.
— Мам, мы тут присмотрели дом за городом, — сказала мне Оля однажды. — Места всем хватит, воздух свежий для внуков. Но нам немного не хватает. Вот если бы твою квартиру продать и вложиться… Ты бы жила с нами, в самой лучшей комнате! Всегда под присмотром, и нам с детьми помощь.
Ее слова звучали так правильно, так заботливо. Продать гнездо, в котором я прожила всю жизнь? Было страшно. Но ради счастья дочери, ради внуков… Я согласилась. Мы продали мою квартиру, добавили деньги, и вот — стали хозяевами прекрасного двухэтажного дома. Мне действительно выделили светлую комнату на первом этаже, и первые месяцы я была абсолютно счастлива.
А потом все начало меняться. Незаметно, исподволь. «Мам, раз ты все равно дома, приготовь ужин, а то мы с работы уставшие». «Мам, посиди с детьми, а то нам с Игорем в кино сходить хочется». «Мам, убери в доме, а то у меня на это совсем времени нет». Моя роль из «любимой мамы и бабушки» плавно трансформировалась в роль бесплатной домработницы, няни и поварихи.
Мои вещи начали таинственным образом исчезать из гостиной. Мое любимое кресло, в котором я любила вязать, перекочевало ко мне в комнату со словами: «Мам, оно не вписывается в наш современный интерьер». Мои книги убрали с полок, заменив их какими-то модными статуэтками. Я становилась невидимкой в доме, купленном на мои же деньги. Но я терпела. Ради Оли. Ради внуков.
Последней моей отдушиной стал клуб «Золотой возраст» в местном ДК. Два раза в неделю я ходила туда на хор и лечебную гимнастику. Там я и познакомилась с Виктором. Он, как и я, был вдовцом. Умный, интеллигентный, с прекрасным чувством юмора. Мы начали общаться, гулять в парке после занятий, разговаривать обо всем на свете. Впервые за долгие годы я почувствовала себя не «мамой» и «бабушкой», а просто женщиной.
Однажды Виктор пригласил меня в театр, а после проводил до самого дома. Мы стояли у калитки, и он, прощаясь, взял меня за руку. И в этот момент из дома выскочила Оля. — Мама! Что здесь происходит? — ее голос звенел от возмущения. Виктор смутился, попрощался и ушел. А на меня обрушился шквал обвинений. — Ты в своем уме?! С мужиками у калитки целоваться! Нам перед соседями стыдно! В твоем возрасте о душе думать надо, а не о кавалерах! Ты бабушка, ты должна быть примером для внуков, а не позорить семью!
Ее слова били как пощечины. Право на личную жизнь? На простое человеческое общение? Оказывается, по мнению моей дочери, я его не имела. Мое место было на кухне и рядом с внуками. И точка. Мне было запрещено видеться с Виктором. Мои походы в клуб стали контролироваться. Я снова оказалась в клетке, только на этот раз ее построила моя собственная дочь.
Я сломалась. Я перестала ходить в клуб, перестала отвечать на звонки Виктора. Я снова превратилась в безропотную тень, с утра до ночи обслуживающую большую и дружную семью моей дочери.
Развязка наступила в прошлый вторник. Я плохо себя чувствовала и легла днем отдохнуть. Дверь в комнату я не закрыла. Оля с Игорем думали, что я сплю, и разговаривали в гостиной вполголоса, но я все слышала. — … характер у нее совсем испортился, — жаловалась Оля. — Вечно недовольная ходит. И с детьми уже не так охотно сидит. — Стареет, что ты хочешь, — отвечал зять. — Дальше будет только хуже. Я тут посмотрел, есть неплохой частный пансионат для пожилых. С медицинским уходом, все дела. — Думаешь, пора? — с надеждой в голосе спросила Оля. — А что тянуть? — ответил Игорь. — Для ее же блага. Свежий воздух, общение со сверстниками. Надо эту проблему решать, пока она не стала совсем невменяемой.
Проблему. Меня назвали проблемой, которую нужно решить. Не матерью, которая отдала им все, что имела. А проблемой. В тот момент во мне что-то умерло. Но что-то другое, наоборот, родилось. Холодная, звенящая ярость и решимость.
Я сделала вид, что ничего не слышала. Всю неделю я была образцовой матерью и бабушкой: улыбчивой, услужливой, тихой. А сама готовила свой план «Б».
Когда я соглашалась на продажу квартиры, я, словно что-то предчувствуя, настояла у нотариуса на одном пункте. Моя доля денег не была мне подарена. Она была оформлена как бессрочный беспроцентный займ моей дочери на покупку жилья. И в договоре был пункт, что по первому моему требованию она обязана вернуть мне всю сумму в течение трех месяцев. Оля тогда отмахнулась: «Мам, ну что за формальности, мы же семья». А я настояла.
В субботу, за ужином, когда вся семья была в сборе, я спокойно положила на стол копию того самого договора займа. — Олечка, Игорь, — сказала я тихо, но так, что звякнула ложка в руках у зятя. — Я хочу получить свои деньги обратно. Согласно договору, у вас есть три месяца. Оля уставилась на меня, побелев. — Мама, ты… ты что такое говоришь? Какие деньги? Где мы их возьмем? Надо же дом продавать! — Это уже ваша проблема, которую нужно будет решить, — ответила я, глядя ей прямо в глаза и повторяя ее же слова. — Я пожила свое у вас. Хватит.
Что было дальше? Был скандал, были крики, были слезы и обвинения в неблагодарности. Но я была спокойна. Я знала, что закон на моей стороне. Сейчас они выставили дом на продажу. Как только они вернут мне мои деньги, я куплю себе маленькую, но свою собственную квартирку. И первое, что я сделаю, когда перееду, — позвоню Виктору. Надеюсь, он еще не удалил мой номер.
Как вы считаете, где проходит грань между заботой о родителях и откровенным эгоизмом? И имеют ли наши родители право на личную жизнь, когда у них уже есть дети и внуки?