— Артем! — голос Анны звенел так, что стены дрожали. — Ты меня предал!
Он приподнялся с кровати, глаза мутные от сна, а лицо — как у школьника, пойманного на списывании.
— Ань, что ты несёшь?
Она держала его телефон так, будто это был пистолет. Экран светился историей переводов: деньги, деньги, деньги. Каждую неделю — матери, сестре. Суммы, словно удары молотком.
— Ты год врал! — продолжала Анна, в груди клокотало. — Я пахала, откладывала, а ты сливал всё на свою семейку.
Артем вскочил, начал махать руками, будто хотел отогнать её слова, как назойливых мух.
— Это не враньё! Я помогал близким! Это святое!
— За мой счёт? — Анна вскинула голову. — Моя квартира, мои деньги, моя жизнь. Ты даже не спросил!
Он шагнул к ней, но наткнулся на её взгляд — холодный, острый.
— Мы семья, — прошипел он. — В семье всё общее.
Она рассмеялась, смех был сухой, как треснувшее стекло.
— В семье — да. Но у нас оказалось другое. У нас — тайники, пароли, переводы. У нас — обман.
Анна кинула телефон на кровать, рванула чемодан из шкафа. Артем сначала стоял молча, потом сел, схватил голову руками, закачался, будто пытался проснуться окончательно. Но просыпаться было поздно.
Когда Анна вышла из его квартиры, та словно втянула за собой воздух. Коридор был пуст, но ей показалось, что стены, обои, даже дверь — всё смотрит ей в спину, осуждая и одновременно освобождая. Внизу пахло осенними листьями и бензином. Так пахнет начало конца.
Она поймала такси. Водитель, молчаливый мужчина лет пятидесяти, украдкой глянул на её чемодан и опухшие от слёз глаза. Спросить не решился. Только включил радио потише, и старый голос из динамика тянул какую-то песню о том, что всё проходит.
— Всё проходит, — повторила Анна себе под нос. — Всё.
У матери дома она не задержалась. Мать встретила её с прищуром — так смотрят на тех, кто ещё не готов говорить правду.
— Доченька, что случилось? — тихо спросила она, наливая чай.
— Всё в порядке, мам, — Анна улыбнулась слишком быстро. — Просто… я поживу у тебя немного.
Мать кивнула, ничего не уточняя. Она умела ждать: жизнь научила.
Анна ночами ворочалась, то задыхаясь от гнева, то падая в пустоту. Вспоминала, как Артем впервые пришёл к ней с рулеткой, как измерял стены, как хвалил её выбор краски, как смело предлагал: «Ань, доверься профессионалу». Она доверилась. Слишком сильно.
Через неделю Анна вернулась в свою квартиру. Соседи удивлённо косились: «Так быстро жильцы съехали?» А она молча поднялась на этаж, открыла дверь. В квартире пахло пылью и свежестью одновременно. Тишина была плотная, как шерстяной платок.
Она прошлась по комнатам, касаясь стен ладонями.
— Моё, — прошептала. — Снова моё.
С кухни донёсся странный звук. Анна вздрогнула, включила свет. На полу сидела девчонка лет двенадцати, растрёпанная, с огромными глазами. Рядом — пакет с вещами.
— Ты кто? — Анна оперлась о стену.
Девочка сжала колени к груди.
— Я тут жила… — прошептала она. — Пока вас не было.
У Анны потемнело в глазах. Вздохнула глубоко, но голос прозвучал твёрдо:
— Как это «жила»?
— Убежала из детдома, — девчонка подняла подбородок. — Я дверь случайно нашла открытой. Тут тихо. Никто не гонит.
Анна присела напротив, рассматривая её. Щёки худые, глаза настороженные. На руках царапины.
— И как тебя зовут, беглянка?
— Лика.
И в этот момент Анна поняла: её жизнь снова переворачивается. Артем с его обманом — только корень. Но вот ветка, свежая, неожиданная: девочка в её кухне.
Анна прикрыла глаза рукой. Кажется, судьба решила сыграть с ней в новую игру.
Анна стояла на кухне, упершись ладонями в стол, и смотрела на Лику так, будто перед ней была не девчонка, а вопрос без ответа. Девочка сидела неподвижно, сжавшись, будто боялась, что её выставят на улицу. Глаза — тёмные, с какой-то взрослой усталостью, совсем не по возрасту.
— Так, — наконец сказала Анна, — Лика, ты хоть ела сегодня?
Девочка пожала плечами.
— В магазине хлеб украла… чуть не поймали.
Сердце Анны кольнуло. Она сама чувствовала себя обманутой и выброшенной за борт, а тут — ребёнок, которому и корабля-то своего никогда не было.
— Сиди, — твёрдо сказала Анна и достала из холодильника всё, что нашла: сыр, яйца, яблоки. Пока жарила яичницу, слышала, как Лика тихо сопит, пытаясь не показать, что запах сводит её с ума.
— Держи, — поставила тарелку.
Лика накинулась на еду так, будто не ела несколько дней. Анна села напротив, наблюдая. Её собственные руки дрожали, но не от злости — от странного, нового чувства.
— Лика, ты понимаешь, что это нельзя так? Ты не можешь просто жить у чужих людей.
Девочка подняла голову.
— А вы не чужая. У вас здесь… тепло.
Анна молчала. Эти слова ударили сильнее, чем любые признания Артема.
Первые дни Лика жила как тень. Днём пряталась в комнате, вечером осторожно выходила. Анна пыталась задавать вопросы: кто родители, как попала в детдом, почему убежала. Лика отвечала скупо.
— Мама умерла. Папу не знаю. В детдоме плохо.
— А плохо — это как?
— Там много детей. А я люблю тишину. — Лика сжала кулаки. — И они смеются. Над теми, у кого старые вещи.
Анна вспомнила свои школьные годы, когда смеялись над её курткой «с рынка». Сжалось сердце.
— Тут никто смеяться не будет, — тихо сказала она.
Через неделю соседка, тётя Галя с пятого этажа, заметила Лику в подъезде.
— Анька, — протянула она вечером, перехватив Анну у лифта, — кто эта девочка? У тебя ведь детей нет.
Анна вздохнула. Тётя Галя умела вынюхать всё.
— Племянница, — соврала Анна. — У сестры проблемы, временно поживёт.
Соседка прищурилась, но кивнула:
— Ну смотри. Подростки — они такие… Вещи проверяй.
Анна только улыбнулась, хотя внутри вскипела. Проверяй вещи! Да у этой девочки ничего нет, кроме рюкзака с двумя футболками.
Артем позвонил неожиданно.
— Ань, мы можем встретиться? — голос был усталый, но всё ещё уверенный.
— Нам нечего обсуждать, — отрезала она.
— Это ты так думаешь. Мы семья.
— Артем, семья — это когда не врёшь.
Он замолчал на секунду.
— Я верну деньги. Клянусь. Только дай время.
Анна усмехнулась.
— Время? Я тебе год дала. Дальше сама.
И отключила.
Лика, сидевшая в соседней комнате, выглянула.
— Это он?
Анна кивнула.
— Он плохой?
— Он — чужой, — коротко сказала Анна.
И впервые почувствовала, что слово «чужой» звучит даже спокойнее, чем «предатель».
Лика постепенно оживала. Вечерами они сидели на кухне: Анна пила чай, девочка рисовала простым карандашом в старой тетради. Рисунки были странные: лестницы, коридоры, закрытые двери.
— Это что? — спросила Анна.
— Дом, — ответила Лика. — Такой, где всё заперто.
— А где дверь наружу?
— Нету.
Анна замолчала. Ей самой казалось, что она тоже недавно жила в таком доме. Только дверь открылась поздно, когда уже больно.
Однажды вечером позвонили в дверь. На пороге стоял мужчина в форме участкового.
— Добрый вечер. Тут заявление. У нас девочка пропала из детдома. Вы не видели?
Анна почувствовала, как у неё перехватило дыхание. За спиной, в коридоре, Лика застыла.
— Нет, — ответила Анна слишком быстро. — Не видела.
Участковый недоверчиво посмотрел, потом кивнул.
— Если вдруг появится информация — звоните.
Дверь захлопнулась. Анна повернулась к Лике. Та дрожала.
— Я не вернусь туда, — прошептала девочка. — Лучше умру.
Анна обняла её. И вдруг поняла, что впервые за долгое время не чувствует себя пустой.
Жизнь пошла новая. Анна устроила Лику в школу «на домашнее обучение» через знакомую учительницу — та понимала, как бывает тяжело детям из системы. Подделали бумаги: племянница, временно у тёти. Никто особенно не копался.
Лика училась охотно, но по вечерам становилась тревожной. Иногда просыпалась в крике: «Не забирайте!» Анна вставала, садилась рядом, гладила по волосам.
— Всё хорошо, — шептала она. — Никто тебя не заберёт.
Артем снова объявился. Пришёл лично, с цветами. Стоял у двери, как потерянный.
— Ань, дай мне шанс. Я всё понял.
Анна хотела захлопнуть дверь, но за её спиной мелькнула тень — Лика выглянула. Артем нахмурился.
— Это кто?
— Не твоё дело, — резко ответила Анна.
— У тебя уже кто-то есть? — голос его дрогнул.
Анна рассмеялась. Смех вышел горьким.
— Да. У меня есть. Девочка, которую я не предам.
Он смотрел ещё секунду, потом бросил цветы на пол и ушёл.
Лика подошла, посмотрела на розы.
— Красивые.
Анна подняла их, бросила в ведро.
— Красота без правды ничего не стоит.
Однажды вечером они сидели у окна, смотрели, как во дворе мальчишки гоняют мяч. Лика вдруг сказала:
— А если меня найдут и заберут?
Анна замолчала. Она понимала: риск есть всегда.
— Тогда я пойду с тобой, — наконец сказала.
Лика широко раскрыла глаза.
— Правда?
— Правда, — кивнула Анна. — Я уже знаю, что хуже всего — остаться одной.
Девочка прижалась к ней, и Анна почувствовала: у этой странной истории пророс корень. А конфликты вокруг — лишь ветви.
Телефон зазвонил ранним утром, когда Анна только собиралась разбудить Лику для уроков. Номер был незнакомый.
— Алло? — голос ещё сонный.
— Это социальная служба. Мы должны с вами поговорить, — строго произнёс женский голос.
Анна почувствовала, как холод прокатился по спине. Слова «социальная служба» звучали как приговор.
Через день к ним пришли две женщины в строгих костюмах. Осмотрели квартиру, задавали вопросы. Лика сидела на диване, сжавшись, глаза — огромные, как у зверька в клетке.
— Девочка числится в розыске, — сказала одна из женщин. — Её обязаны вернуть в систему.
Анна вцепилась руками в подлокотник кресла.
— Она здесь в безопасности. Я не позволю.
Вторая женщина посмотрела поверх очков.
— Это не ваш выбор.
После их ухода Лика расплакалась.
— Они заберут меня… Я снова буду там!
Анна держала её за плечи.
— Я не отдам. Поняла? Не отдам.
Но ночью лежала без сна, глядя в потолок. Она понимала: законы на стороне чужих людей. А у неё — только решимость.
На третий день на пороге появился мужчина лет сорока. Седые виски, глаза усталые.
— Я отец Лики, — сказал он.
Мир будто перевернулся. Анна вцепилась в дверь.
— Какой ещё отец? Где вы были раньше?
Мужчина вздохнул.
— Я сидел. Вышел недавно. Узнал, что дочь жива, и ищу её.
Лика выглянула из-за спины Анны, застыла. Потом шагнула вперёд.
— Ты врёшь.
— Нет, Лика. Я виноват. Но я твой отец.
Девочка закричала и убежала в комнату. Дверь хлопнула.
Анна осталась стоять напротив мужчины. Её сердце металось: этот человек — кровь девочки. Но для Лики он чужой.
Вечером Анна постучала в комнату. Лика лежала лицом к стене.
— Я не хочу его знать, — прошептала она. — Я хочу остаться с тобой.
Анна гладила её по плечу. Сама едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
— Я тоже хочу, чтобы ты осталась. Но, Лика… иногда жизнь забирает у нас тех, кого мы любим.
— Тогда я убегу ещё раз, — упрямо сказала девочка.
И Анна поняла: её ждёт война. Не за квартиру, не за деньги, а за чужого ребёнка, который уже стал самым родным.
В коридоре звонил телефон. Артем. Она не взяла трубку.
В комнате спала Лика, сквозь сон шептала: «Не отдай».
А за стенами шумел город, равнодушный к их маленькой, но настоящей драме.
И Анна знала: впереди — новый бой. На этот раз — за сердце девочки.
Конец.