— Игорь, — сказала Вера и поставила на стол тарелку с мясом, — я тебя умоляю, только не начинай снова.
Но он уже начал. Ему было трудно не начать: разговоры эти висели в воздухе, как запах в плохо проветриваемой кухне.
— Мама в слезах, — мрачно сообщил он, уперев взгляд в кусок котлеты. — У Алены опять неприятности на работе. Зарплату задерживают, начальник хамит. А мама говорит, что в комнате холодно и соседи шумные…
Вера вздохнула и медленно резала огурцы. Она чувствовала — вот оно, снова, каждый вечер одно и то же. Как будто кто-то ставит на проигрыватель пластинку, и игла царапает по знакомым бороздкам.
— Может, им помочь? — продолжал Игорь, словно не слыша жены. — На первое время квартиру снять, или хотя бы денег подкинуть.
Тут у Веры что-то оборвалось. Она подняла глаза и резко сказала:
— Игорь, а ты помнишь, как они «вложились» в тот проект? Помнишь, как все предупреждали, что это афера?
— Люди ошиблись. Ну с кем не бывает? — пробормотал он, краснея.
— Не бывает с теми, кто думает, — отрезала Вера. — Они сами продали квартиру. Сами остались без крыши над головой. И теперь ты хочешь, чтобы мы их ошибки исправляли?
Он бросил вилку и вскочил.
— Это моя семья! — почти выкрикнул.
— А я кто? — ответила Вера. — Мебель в твоем доме?
— У тебя нет сердца, Вера! — с отчаянием сказал он.
— А у твоей семьи нет головы, — холодно парировала она.
Слова эти прозвучали так громко, что будто даже стены кухни дрогнули. Игорь развернулся и, хлопнув дверью, ушел в спальню.
Вера осталась одна среди недоеденных тарелок и кусочков салата, думая о том, что что-то в их браке окончательно треснуло.
С тех пор в квартире поселилось молчание. Оно было тяжелым, плотным, как старый ватник. Игорь ходил мимо жены, как мимо мебели. Снимал носки и бросал на пол, громко включал телевизор, упрямо не замечал грязной посуды в раковине. И раньше он всё это делал, но тогда Вера снисходительно махала рукой: ну, мужские привычки. А теперь каждая мелочь била по нервам, как иголка.
Она разговаривала по телефону с подругой Настей и слышала в ответ:
— Похоже, ты его разлюбила.
— Да, — призналась Вера после паузы. — Наверное, так.
Настя вздохнула:
— Ну попробуй что-нибудь. Спаси, если сможешь. Потом хотя бы не будешь себя винить.
Эти слова засели в голове. Спасти… А если романтическая поездка всё изменит? Она нашла турагентство, купила путёвку, истратила накопления. И пришла домой, сияя от собственной решимости:
— Игорь, я всё придумала! Едем в Турцию, две недели у моря!
Он поднял глаза от телефона и сказал:
— Копить на отдых можешь, а помочь маме и сестре — нет?
И в этот момент Вера почувствовала, как её замысел рассыпался в пыль.
Дальше пошло хуже. Ссоры стали громче, слова — жестче. Вера впервые в жизни открыто заявила:
— Услышу снова про кредиты твоей родни — ночуй с ними в общаге.
Игорь побледнел, но не ответил.
Наутро она собрала чемодан и уехала одна. Турция встретила её солнцем, солёным ветром и каким-то лёгким счастьем, которое давно выветрилось из её жизни. Она засыпала с книгой на пляже, пила холодное вино и впервые за много лет не слышала жалоб, упрёков и вечного «мама страдает».
Она вернулась загорелая, с обновлённым лицом, и столкнулась с новым ударом:
— Пока ты загорала, мама в больницу попала, — встретил её Игорь, не отрываясь от стены. — Давление от нервов.
В тот же вечер в дверь позвонили. На пороге стояли свекровь и Алена — осунувшиеся, с глазами, полными упрёка. Людмила Викторовна без приглашения прошла в зал и осмотрелась.
— Хорошо живёшь, Верочка, — сказала она. — А мы с дочкой по углам мыкаемся.
И с этого начался новый виток конфликта, куда более острый и беспощадный.
Именно тогда Вера поняла: их семейная история — как дерево. Ствол — вечный спор о том, кому помогать и за чей счёт жить. А ветви — ссоры, поездки, больницы, обиды, визиты нежданных родственников. Это дерево росло в их квартире, распирало стены, и корни его всё глубже входили в почву её души.
И теперь либо она его срубит, либо сама задохнётся в тени этого чудовища.
Вечер, когда в квартиру вошли Людмила Викторовна и Алена, запомнился Вере как вторжение. Они не стучались робко, не стояли на пороге, ожидая приглашения, — нет. Они вошли, как входят хозяева, которым по какой-то причине временно отказали в доступе к собственности.
Свекровь, не снимая пальто, устроилась на диване, вытянула ноги, вздохнула.
— Мы тут у тебя остановимся. Ненадолго.
Алена присела на край кресла, будто готовилась к длинному заседанию.
Вера постояла у двери и поняла: вот оно, настоящее испытание. Турция с её морем и вино из маленьких бокалов — всё это было коротким передыхом. Настоящая война только начиналась.
— Вы что, решили поселиться у нас? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— А что? — свекровь подняла брови. — Ты же человек приличный, не выгонишь на улицу.
— Я не «приличный человек», я хозяйка квартиры, — холодно произнесла Вера.
— Ой, начинается… — вздохнула Алена. — Какая ты мелочная, Вера. У нас с мамой настоящая трагедия, а ты про квадратные метры.
— Не квадратные метры, а моя жизнь, — резко сказала Вера.
Игорь метался по комнате, как мальчишка, которого поймали между двумя дерущимися одноклассницами. Он хватал то мать за руку, то жену за плечо:
— Девочки, ну хватит. Давайте спокойно поговорим.
Но спокойный разговор был невозможен. Вера видела перед собой не двух несчастных женщин, а двух хищных птиц, которые прилетели за её плотью и кровью.
Свекровь заговорила первым номером программы:
— Мы не виноваты, что нас обманули. Разве мало сейчас мошенников? И что, теперь родная семья должна отвернуться?
— Вы взрослые люди, — ответила Вера. — Ответственность должна быть.
Алена вспыхнула:
— Ага! Легко тебе рассуждать, когда у тебя квартира от бабушки осталась! Всё готовое получила!
Эта реплика ударила в сердце. Вера хотела ответить, но сдержалась. Она знала: скажет хоть слово — начнётся базарная драка.
И тут вмешался неожиданный человек — соседка Нина Ивановна. Ей было лет семьдесят, маленькая, как скрюченный воробей. Она услышала шум через стену и позвонила, не стесняясь.
— Вы тут не убиваете друг друга? — спросила она, заглянув в дверь. — Я вас слушаю и думаю: это что, новая серия мексиканского сериала?
Все на секунду замолчали. Даже свекровь.
— Мы разговариваем, — сухо ответила Вера.
— Разговариваете? — хмыкнула Нина Ивановна. — Я двадцать лет мужа терпела, и всё разговорами. Потом похоронила его и стала жить как человек. Совет: меньше разговаривайте, больше решайте.
И, оставив эту мудрость, она захлопнула за собой дверь.
После этого вечера напряжение стало постоянным. Свекровь с сестрой поселились у них на кухне, как будто в коммуналке. Чайник кипел без остановки, чайные пакетики размножались, крошки от хлеба покрывали стол. Алена звонила по своим делам и разговаривала громко, будто все должны слушать её жалобы:
— Да, представляешь, эта начальница мне говорит: «Алена, вы безответственная». А я ей: «А кто виноват, что у нас денег нет?».
Вера ходила по квартире с чувством, что её жизнь украли. Её порядок, её тишину, её право лечь вечером в кровать и не слушать чужое нытьё.
Однажды, придя с работы, она застала в своей гостиной нового персонажа. Молодой человек лет двадцати пяти сидел на диване и щёлкал пультом телевизора.
— Это кто? — спросила Вера, едва не уронив сумку.
— Это мой друг, — сказала Алена. — Ему пока негде жить, он у нас немного поживёт.
Вера села на стул, закрыла глаза и медленно произнесла:
— В смысле «у нас»?
— Ну ты же добрая, — вмешалась свекровь. — Чего тебе жалко? Парень хороший, помогает нам сумки носить.
Вера вдруг рассмеялась. Смех был какой-то странный, нервный, почти безумный.
— Значит так, — сказала она, открыв глаза. — Либо этот «друг», либо я.
Игорь начал что-то лепетать, но Вера не слушала.
В тот вечер она вышла на улицу, чтобы не задохнуться в собственном доме. Вечерний воздух был сырой, пахнул мокрым асфальтом. Вера стояла у подъезда и думала: как так получилось, что её жизнь, её квартира и даже её брак превратились в приют для людей, которые не умеют жить сами?
Тут снова появилась Нина Ивановна с маленькой собачкой.
— У тебя глаза, как у загнанного зверя, — сказала она без прелюдий. — Хочешь совет?
— Давайте, — устало ответила Вера.
— Выгони всех. Лучше разом и без разговоров. Только так и спасёшься.
Собака потянула поводок, Нина Ивановна пошла дальше, а Вера осталась стоять с этим советом, как с ножом в руках.
На следующий день она решилась.
— Всё, хватит, — сказала Вера, когда свекровь снова начала упрекать её в бездушии. — Я не гостиница. Собирайтесь.
Алена вскочила:
— Ты с ума сошла! Мы на улицу не пойдём!
— Это не мои проблемы, — сказала Вера. — У каждого своя жизнь. Я свою не отдам.
И тут всё зависло. Людмила Викторовна плакала, Алена кричала, Игорь метался, как мальчишка. Вера стояла посреди комнаты и чувствовала, что это момент истины.
Она знала: сейчас дерево конфликта либо рухнет, раздавив её, либо она сама его срубит.
Слова Веры — «Собирайтесь!» — прозвучали, как выстрел. На мгновение все замолчали: даже телевизор, казалось, стих. Людмила Викторовна прикрыла рот ладонью, как будто ей в лицо ударил холодный ветер. Алена залилась криком, обвиняя Веру во всех смертных грехах.
— Ты чудовище! — орала она. — У нас беда, а ты выгоняешь! Да как тебе не стыдно!
Игорь попытался вмешаться, но его голос тонули в криках.
— Мама, Алена… Может, останемся ненадолго? Верочка одумается…
Но Верочка не одумалась. Она стояла прямо, руки скрестила на груди, глаза холодные, и впервые чувствовала: это её дом, её жизнь, её решение.
— Либо уходите все, либо уходу я, — сказала она. — Другого не будет.
В этот момент в дверь снова позвонила Нина Ивановна. Стояла с авоськой яблок и всё слышала.
— Дорогие мои, — сказала она, — хватит позориться. Каждый должен жить у себя. Это закон природы.
И ушла, оставив за собой запах яблок и мудрости.
На следующий день Игорь собрал вещи. Мать и сестра пошли за ним, ворча и бормоча проклятия. Алена, закрывая за собой дверь, бросила:
— Ты ещё пожалеешь, Верка! Мужиков хороших не найдёшь!
Вера молча закрыла дверь и впервые за много лет услышала тишину. Такая тишина бывает только после долгой грозы.
Прошло время. Развод был тихим, почти будничным. Квартира осталась Вере — её наследство, её крепость. Игорь поселился в общаге с матерью и сестрой, устроился грузчиком. Иногда звонил, пытался заговорить о мире, но Вера не отвечала.
Она научилась жить одна. Купила новый шкаф, переставила мебель, перекрасила стены в спальне. Вечерами включала музыку и готовила для себя, для одной. Чувствовала, как внутри наконец-то высохли слёзы, а в душе поселилась свобода.
И когда Настя спросила:
— Не жалеешь?
Вера улыбнулась:
— Жалею только, что не выгнала их раньше.
Дерево конфликта, которое годами росло в её доме, она срубила сама. И теперь на его месте была пустота — но эта пустота давала пространство для дыхания, для будущего, для новой жизни.
Конец.