Полина, удобно расположившись на старой, видавшей виды и, помнящей свои лучшие времена лавочке, беззаботно болтала ногами, засыпая окружающее пространство семечковой шелухой и обозревая родную, тихую, но уже изрядно надоевшую улицу. Изредка, вздымая бурунчики пыли, проносилась галдящая ребячья стайка, одаривая её звонким «Здрасте», да молодняк на ревущих, стреляющих сизым дымом и кашляющих разношерстных мотоциклах нарушал полуденное, сонное, деревенское спокойствие.
«И язык почесать-то не с кем... Скукота смертная. Ровно вымерла деревня. Бабы с головой в сериалы окунулись, редкие нынче на деревне мужики, как водится, пивасик да чего покрепче «от Федорихи» на рыбалке глушат. Имеют право! Вроде как выходной», - размышляла Полина, и глубоко вздохнув, с ловкостью жонглера отправила в рот очередного представителя масличной культуры. «И радости-то, выйти на улицу, наряды свои показать, да вот беда, некому.
Алое платье, с изображением на груди сердца и надписью «love you», вышитые бисером, словно драгоценные самоцветы, искрились в ласковых лучах солнца. Золотая цепочка на шее и толстый браслет со знаком зодиака «Скорпион», вторили блеску рубина в массивных серьгах и перстне на указательном пальце, прибавляя дополнительный шарм стеклянным сокровищам. Завершал сногсшибательный образ Полины - кокетливый ободок на голове под неприглядным названием «Солоха».
И, тут краем глаза, Полина заметила, плывущую по улице как дредноут в дождевой луже Клавдию Федоровну – дородную и вездесущую, сварливую и ядовитую глыбу, чей возраст давно канул за горизонт вечности. Старожилы и сами не упомнят, сколько ей «стукнуло» лет. Говорили только, что, в войну её мать, спасая от угона в Германию юную Клаву, закопала документы в поле, и в тревожной суматохе забыла где, а потом, так и не вспомнила год рождения дочери –темная была женщина. Единственной отрадой и смыслом жизни Клавдии Федоровны, её «кровинушкой» был великовозрастный, пронырливый и ухватистый лоботряс - правнук Колюсик, волею обстоятельств живший с ней с рождения и до недавнего времени, и не выдержавший любвеобильной бабусиной опеки сбежал в столицу завоевывать место под солнцем, сдобренное материальным благополучием.
Подкатив свою тележку с нехитрым скарбом, Федоровна, прищурив подслеповатые глаза, просканировала Полину цепким взглядом с головы до ног и, оценив её наряд, хмыкнула:
–Это ж куды так начипурилась?
–Любопытной Варваре нос оторвали! Женщина всегда, везде и во всем должна быть прекрасной! – пафосно изрекла Полинка.
- Эка, загнула, царевна Лягушка! - саркастически скривила тонкие губы и прошамкала Клавдия Федоровна, обнажив единственный, коричневый, похожий на турецкую саблю зуб. – Лепота ты наша ненаглядная! Ты, в зеркало-то давно зыркала? Али оно у тебя кривое? А в красном-то чего? Быка Борьку дразнить сподобилась? А мож свиней пасти?
«Вот каракатица сквалыжная! - с тоской подумала Полина. «Всё настроение прахом, что б тебе пусто было!»
- Ты, Федоровна, куда тащилась? Вот и тащись к…к…куда подальше, своей дорогой, не мозоль мне глаза, - едва, не высказав вслух потаённую мысль произнесла она. - А кому мне свою красоту показывать не твоего ума дело. Отсталый ты элемент, Федоровна. Животина, она тоже красоту уважает! Нонче коровам и свиньям фермеры музыку всякую крутят, и молоко у них там рекой льётся, и свиньи размножаются и растут как блохи на Тузике! Вот так-то!
-Мели Емеля, твоя неделя! Ишь, чего удумала! Худобе овин да хлев потеплее нужон, да сенца духмяного поболе, а не скрипки-гармошки! Ими брюхо не ублажишь. И Тузик твой им без надобности! На то бык Борька богом даден!
- Ну, и балдища ты, бестолковая, Федоровна! Иди - ка ты, вместе со своим Борькой куда подальше, а то в шелухе потопнешь, – досадливо проговорила Полина, продолжая беззаботно болтать ногами. Демонстративно открыла новый пакет с семечками и смачно раскалывая их зубами, дала понять Федоровне, что сие занятие куда интереснее и полезнее, нежели перепалка немого с глухим и пустые дебаты пора закруглять.
-Полька, а на кой ляд ты чертей на ногах качаешь?
Полина испуганно метнула взгляд на ноги. Как и следовало ожидать, никаких чертей там не оказалось. «Сглазит, старая, как пить дать, сглазит», - подумала Полина.
-Ты, Федоровна, окстись и язычок попридержи, не ровен час… черти, они такие! Не твоя забота, кого я тут качаю. Настроение у меня поганое – хуже горькой редьки. А, что качаю, так это гимнастика такая, релаксация называется. Давление говорят, от этого падать изволит.
- А кто говорит- то? – мучительно размышляя, что это за чудо такое – релаксация, от которой всё падает, спросила она Полину. «Надо бы разузнать толком, а ну, как и взаправду от болтовни ногами все хвори как рукой снимет?»
- Кто, кто! Дед Пихто! Доктора, конечно! У тебя ж телефон есть! Небось Колян научил пользоваться? Вот и смотри! Теперь они там лечат кого хочешь и отчего хочешь. А что? Хорошо придумали! Руки пачкать не нужно, а деньга капает, и народ здоровеет! И в поликлинику добираться нет нужды. Как говорят: и волки сыты, и овцы целы.
- А чего это им в кабинетах не сиделось? - не унималась Федоровна.- В поликлиниках, что ли, им места не нашлось? Али вытурили с треском?
- Да, ну тебя, Федоровна! Чего с тобой воду в ступе толочь? Сказано же - личность ты темная.
-Ладно, раз ты у нас личность светлая, тогда скажи-ка мне, красавишна, отчего смурная такая, ровно редьки горькой объелась?
–Чего, чего… Ты и впрямь, как блаженная, ничего не видишь, ничего не слышишь. Ведьма наша, Людка, в село вернулась! Сажайте бабы мужиков на цепь!
- Какая такая Людка, да еще и ведьма? С ума ты, Полька, что ль, спятила?
- Ну, ты, даешь! Людку-то ведьму не признала?
- Вот же балаболка, заладила: ведьма да ведьма… отродясь тут никаких ведьм не водилось. Чьих она будет, ведьма-то эта?
-Чьих, чьих! Пантелеевны Кузьминой дочка.
-Так бы сразу и сказала! Так съехала она уже! Покрутила тут задом и съехала! А ты, видать, за своего мужика спужалась! Тот еще ухарь и бабник! – ехидно захихикала Федоровна, опустив голову на клюку, будто испугавшись, что она оторвется от её дробного смешка, похожего на кряканье испуганного селезня. - Людка-то сейчас -ух! Кровь да молоко! Хороша чертовка! Видела я её намедни, не точит бабу времечко! Какой мужик устоит, особливо охочий до чужих юбок? А тут на тебе такая напасть…
-Ты чо, старая несешь?! Чего это я за своего мужика бояться стану? Напраслину на моего мужика возводишь? Ты, и бойся! Не твой ли Колюня по ведьме той сох? Забыла? Стара стала и память-то усохла? А я все помню, Федоровна. Все!
-А ты мово Колюню не замай! Враз волосья подергаю! Нет его здеся, почитай, полгода как след простыл! Ты что, не слыхала? С Иркой как развелся, в Москву на заработки подался, аллигатором, грит, бабанька, там стану! Так что, нечего мне бояться.
Пришла очередь хихикать Полине! - Олигархом, а не аллигатором! Аллигатор, это крокодил! Хотя твой Колюня и есть сущий крокодил. Седина в бороду, бес в ребро. Ирку-то бросил ради Людки! Вся деревня шушукается. У Людки с твоим Колькой опять шуры-муры, хухры-мухры.
-Навет! Чистой воды навет! - всполошилась Федоровна. -Злословие это от завидок! Жаба их душит, что мой Колюня в столице пристроился. А Ирка финтифлюшка, сама виноватая, замучила Коленьку своими «хочучками». А щас у его женщина культурная, обходительная, хозяюшка!
- Очки-то себе купи, Федоровна! Жееенщина! Да Людку он с собой прихватил, как пить дать! Ты-то и не ведаешь, а я сама их на вокзале видала, своими глазами! Вот те крест, правду говорю!- Полина быстро перекрестилась и, сплюнув шелуху семечки, которую ветер донес в лицо Федоровне добавила: - И как тебе, моя новость? Проняло?
- Ты, чего это расплевалась, охальница!? - сердито фыркнула Фёдоровна. - Аль совсем умом подвинулась? То люди у ей ведьмы, то Колюню моего в грязи изгвоздала! Тьфу на тебя, непутевую!
-Ты, баба Клава, говори, да не заговаривайся. Правда глаза колет? Давай позвоним твоему Кольке и посмотрим, как он будет изворачиваться ?
- Накось, звони, пустозвонка, - протянула телефон Полине Клавдия Федоровна. -Звони, звони, денег не пожалею! Вот счас и узнаем, какую хулу возводишь на кровинушку мою.
- Ну, ну! Выхватила Полина телефон у Федоровны.
- Поль, а скажи-ка мне сперва, куда это пропал твой Толька?
-Куда, куда! Любопытной Варваре нос оторвали! На Севера он подался. Два месяца там, месяц дома. Машину хочет купить, вот и решился махнуть за длинным рублем. Ну что, звоню Кольке?
- Да трезвонь уже скорей! - утвердительным тоном произнесла Федоровна.
Полинка, прищурившись, впилась взглядом в экран телефона, выискивая в его недрах номер Николая. Палец дрогнул, и вызов пошел, тут же включилась громкая связь. На другом конце провода повисла томительная тишина и, лишь, спустя несколько мучительных секунд раздался женский голос, потонувший в помехах. Ни Полина, ни Федоровна не смогли разобрать ни слова.
-Так -это ж, Людка! Она - это, она! – с торжествующим злорадством выдохнула Полинка.
- Да ты, чо, тетеря глухая! Это ж, похоже, Иркин голос, баба Колюшкина, – возмущенно воскликнула Федотовна. - А ну, дай-ка телефон сюды! Дай, говорю! Сама звонить буду!
На этот раз связь, ворча и хрюкая прорвалась. - Коленька, внучок, как ты там, золотце моё? Душенька моя вся истрепалась, весточку от тебя дожидаясь! Как ты, там?
- Да что ты, бабанька! Всё у меня пучком! Деньгу потихоньку заколачиваю, тебе недавно маленько послал. Ещё не получила? Ну, скоро получишь.
-Коленька,- перебила его Федоровна, - А, что за женщина отвечала давеча?
- Да Иришка это, бабаня! Сошлись мы с ней, не успел тебе сообщить. Она сегодня выходная, вон какой пирог мне сбацала! Заглядение и объедение!
- Радость-то какая!- из под старческих век Федоровны выкатилась слеза. - Ну, слава тебе, Господи! А то извелась я совсем! Тут Полина тебе привет передаёт! Говорит, что видела тебя на вокзале с Людкой Кузьминой, вы, кудай-то с ней поехали!
-Бабанька! Да на кой мне эта Людка? Никуда я с ней не ехал, встретились на вокзале, поговорили и разбежались. Её Толян ждал, на севера они рванули, на заработки. А мы с Ирой на Москву.
Краем глаза Федоровна увидела, как побледнела Поля. Круто развернувшись, и не закрыв калитку, она взбежала на крыльцо.
«Бедная Полинка. Баба-то ведь в сущности хорошая, а вот такая у неё бабья доля. И дернула меня нечистая разводить тары-бары», - подумала Клавдия Федоровна.- «Говорят же люди, не рой яму другому», - и, покачав головой, медленно побрела дальше по своим старушечьим делам.
Полина металась по комнате, без разбора бросая в чемодан вещи. «Ишь, радетель нашелся! Зарабатывать он поехал! Ласточку купим, катать с ветерком тебя буду! Накатал! Хамелеон чертов! За юбкой погнался, а про детей забыл! Недаром Федоровна на ногах чертей увидела! Ну, смотри, Толя! Приеду, найду, будет тебе ласточка с ветерком и Людкой впридачу!»
Оглушенная новостью, она взорвалась громом проклятий в адрес Людки. В голове ее роились мысли, плелись планы мести. В молодости, она, Полина, не знала поражений. Но теперь, разменяв пятый десяток, она поняла, что это такое- бабье лето. И, неуверенность незаметно вползла в её сердце. А стоит ли ехать? Разбитую вазу не склеишь. Да, и расстояние, огромное. Не бросать же все и мчаться на север, спасать мужа, проходимца по сути, из цепких лап коварной разлучницы? А детей куда? Раньше надо было думать, а чего уж теперь хвататься за давно ушедший вагон. Пусть живет и наслаждается жизнью. А жизнь она непростая штука. И подножку подставить может. Как аукнется, так и откликнется.
Вот такая история.
Читайте и оценивайте, уважаемые читатели).
И, ещё рассказ, который Вы, возможно, не читали).