Струи холодного зимнего дождя бились в панорамное окно с остервенением, превращая вид на утреннюю, сонную Пермь в размытую акварель серых и стальных оттенков. Кама, вздувшаяся и потемневшая, несла свои воды тяжело, будто устав от бесконечной хмари. В квартире пахло свежесваренным кофе и чем-то неуловимо праздничным – предвкушением. Екатерина, высокая, все еще стройная в свои пятьдесят два года, с копной непослушных каштановых кудрей, собранных в небрежный узел, смотрела на этот унылый пейзаж с необъяснимым удовольствием. Такая погода заставляла еще острее ценить тепло дома, уют и человека, который вот-вот должен был войти в дверь.
Константин. Ее Костя. Ее позднее, выстраданное, абсолютно заслуженное счастье.
Она поправила на столе маленькую вазу с единственной белой розой и улыбнулась. Сегодня они должны были окончательно решить, куда полетят после свадьбы. Патагония или Новая Зеландия? Величественные ледники или изумрудные фьорды? Для нее, юриста, привыкшего к жестким рамкам договоров и кодексов, эта дилемма была самой приятной в жизни. Путешествия были их общей страстью, кислородом, который не давал задохнуться в рутине.
Щелкнул замок. Екатерина обернулась, готовая встретить его улыбкой и поцелуем. Но Константин вошел в прихожую и замер, не снимая мокрого пальто. Его лицо, обычно открытое и спокойное, сейчас напоминало маску из серого камня. Он не смотрел на нее. Его взгляд был устремлен куда-то в стену, мимо нее.
«Кость, ты чего? Промок до нитки, – она сделала шаг к нему, но остановилась, наткнувшись на невидимую стену отчуждения. – Что-то случилось на работе?»
Он медленно поднял на нее глаза. В них не было привычной теплоты, только ледяная пустота и боль. Тревога, до этого момента лишь фоновый шум пермского дождя, вонзилась в сердце ледяной иглой.
«Екатерина», – произнес он ее полное имя, чего не делал почти никогда, разве что в шутку, пародируя официальные приемы. Сейчас это прозвучало как начало судебного заседания. Он сглотнул, и его кадык дернулся. – «Олег вчера мне сказал…»
Он запнулся. Воздух в комнате загустел, стал вязким, как смола. Екатерина замерла, инстинктивно сжав кулаки. Олег. Ее коллега. Ее вечный соперник по фирме. Что он мог сказать Косте?
Константин выдохнул, и слова, тихие, но сокрушительные, упали в оглушающую тишину квартиры, перекрывая шум дождя.
«Он сказал, что твоя будущая жена спит с твоим лучшим другом».
Мир накренился. Белая роза на столе, вид на Каму, запах кофе – все смазалось, потеряло цвет и форму. В ушах зашумело. Лучший друг Кости, Сергей… Добродушный, неуклюжий профессор-историк, с которым они дружили семьями уже лет десять. Это было настолько абсурдно, настолько дико, что мозг отказывался обрабатывать информацию. Но лицо Константина… На нем была не просто ревность. На нем был отпечаток рухнувшего мира.
«Кто. Конкретно. Тебе. Это. Сказал?» – ее голос прозвучал глухо и отстраненно, будто принадлежал другому человеку. Это был голос юриста, начинающего допрос.
«Олег. Мы вчера случайно встретились в баре. Он был… сочувствующим. Говорил, как ему жаль, что приходится открывать мне глаза».
Екатерина закрыла глаза. Пазл начал складываться. Не случайная встреча. Не сочувствие. Это была месть. Холодная, просчитанная, подлая. И причиной ей был не Сергей, не Константин и не мифическая измена. Причиной был контракт с «ТехноСплавом».
***
Три месяца назад воздух в их юридической фирме «Вектор Права», занимавшей целый этаж в бизнес-центре на Комсомольском проспекте, буквально искрился от напряжения. На кону стоял крупнейший за последние пять лет контракт – полное юридическое сопровождение сделки по слиянию пермского гиганта «ТехноСплав» с немецким концерном. Это были не просто огромные деньги. Это была репутация, статус, выход на международный уровень. За право вести проект боролись два ведущих партнера – Екатерина Андреевна Бельская и Олег Игоревич Воронцов.
Они были полной противоположностью друг другу. Екатерина – продукт старой советской интеллигенции, с безупречной логикой, въедливостью и почти физической непереносимостью любой фальши. Она работала красиво, выстраивая защиту или обвинение как сложную архитектурную конструкцию, где каждый элемент был на своем месте. Ее уважали, немного побаивались и ценили за результат.
Олег был другим. Скользкий, обаятельный с нужными людьми, он предпочитал не выстраивать, а просачиваться. Мастер подковерных интриг, намеков, «дружеских» советов руководству. Он умел казаться, а не быть. Его речь была полна уменьшительно-ласкательных суффиксов и вкрадчивых интонаций, которые Екатерина всегда находила омерзительными. «Катюша, ну зачем же так прямолинейно?», «Давайте подойдем к вопросику помягче».
Их противостояние за «ТехноСплав» было похоже на партию в шахматы, где один игрок играет по правилам, а второй то и дело пытается щелкнуть соперника по носу из-под стола.
«Екатерина Андреевна, – вбежала к ней в кабинет ее молоденькая помощница Людмила, запыхавшаяся и взволнованная. – Там Воронцов сейчас у генерального. Я слышала, как он говорил, что ваш подход к немецкой стороне слишком… э-э-э… прямолинеен и может их отпугнуть. Говорит, тут нужен ‘гибкий подход’, ‘особая дипломатия’».
Екатерина оторвалась от изучения документов. «Спасибо, Людочка. Пусть говорит. Дипломатия Олега обычно заканчивается там, где начинается Уголовный кодекс. Завари-ка мне чаю, пожалуйста. Крепкого».
Она знала, что Олег будет давить на то, что она – женщина «старой закалки», негибкая, не способная на современные бизнес-коммуникации. Он же, напротив, позиционировал себя как человека нового поколения, хотя был всего на пару лет ее моложе. Он намекал на ее возраст, на ее «советские» методы, на то, что пора дать дорогу молодым и энергичным. Себе, то есть.
Вечером, дома, она рассказывала об этом Константину. Он, архитектор, человек прямых линий и прочных конструкций, слушал внимательно, помешивая угли в камине их загородного дома.
«Знаешь, есть такое понятие – усталость материала, – сказал он, глядя на огонь. – Когда внешне все цело, а внутри уже накопились микротрещины. Этот твой Олег – он не создает, он ищет эти трещины в других и давит на них. Подлый метод».
«Он просто завистливый, Костя. Он не может пережить, что кто-то лучше него. Не умнее, не талантливее, а просто – лучше. Как человек».
«Именно поэтому ты и выиграешь, – он подошел, обнял ее за плечи и поцеловал в макушку. – Потому что ты строишь, а он пытается разрушить. Созидание всегда сильнее».
Он принес старый, истрепанный атлас мира. Их любимое занятие.
«Так. Допустим, мы закрываем твой ‘ТехноСплав’. Премия будет хорошая. Куда?»
Его палец скользнул по карте, остановившись на самом юге Американского континента. «Патагония. Ледник Перито-Морено. Представляешь? Глыбы голубого льда с грохотом рушатся в воду. Ветер, который сбивает с ног. И тишина. Абсолютная, первозданная тишина».
Она положила голову ему на плечо. «А я бы хотела в Новую Зеландию. Увидеть фьорды Милфорд-Саунд. И места, где снимали ‘Властелина колец’. Там, говорят, такой зеленый цвет, какого больше нигде нет».
«Значит, придется бросать монетку», – рассмеялся он.
Эти вечера были ее якорем. Мир мог быть полон Олегов, зависти, интриг, но здесь, рядом с этим спокойным, надежным мужчиной, она была дома. В свои пятьдесят два она, наконец, поняла, что дом – это не стены, а чувство абсолютной безопасности рядом с другим человеком.
Презентация финальных предложений для совета директоров «ТехноСплава» была назначена на пятницу. Олег выступал первым. Его речь была гладкой, обтекаемой, полной модных англицизмов и обещаний «синергии» и «оптимизации». Он улыбался, шутил, очаровывал. Екатерина, сидевшая в первом ряду, видела, как некоторые члены совета благосклонно кивают.
Ее очередь. Она встала, подошла к трибуне и окинула взглядом собравшихся. Никаких улыбок. Никакой «синергии».
«Господа, – начала она ровным, спокойным голосом. – Мы с вами находимся в Перми. Суровый край, где ценят не слова, а дела. Где металл льют, а не болтают о нем. Ваша сделка с немецкими партнерами – это не дружеская беседа, это сложнейший юридический механизм. И в этом механизме не должно быть ни одного слабого винтика, ни одной двусмысленной формулировки. Мой коллега обещал вам гибкость. Я же предлагаю вам прочность. Железобетонную юридическую конструкцию, которая выдержит любое давление, любой аудит и любое судебное разбирательство. Потому что я, в отличие от некоторых, читаю не только модные бизнес-журналы, но и мелкий шрифт в договорах на немецком».
Она говорила пятнадцать минут. Четко, по пунктам, раскладывая потенциальные риски и предлагая конкретные решения. Это была не презентация. Это был мастер-класс по юридической эквилибристике. Когда она закончила, в зале на несколько секунд повисла тишина, а потом председатель совета директоров, пожилой, суровый мужчина старой закалки, коротко кивнул: «Вопросов нет. Нам подходит. Готовьте договор».
На обратном пути в офис Олег не проронил ни слова. Он сидел рядом в служебной машине, глядя в окно, и его профиль казался высеченным из камня. Но Екатерина видела, как подрагивает желвак на его щеке. Это было не просто поражение. Это было публичное унижение. Она не просто выиграла. Она показала его ничтожность, его поверхностность. И он этого не простит.
Вечером в офисе устроили небольшой фуршет. Все поздравляли Екатерину. Олег подошел одним из последних. На его лице была натянутая улыбка, которая не затрагивала глаз.
«Катюша, поздравляю. Блестяще. Просто блестяще. Сняла с языка. Ты – наша гордость».
Он протянул ей бокал с шампанским.
«Спасибо, Олег», – ответила она, глядя ему прямо в глаза. Во взгляде напротив плескалась черная, вязкая ненависть.
«За твой успех!» – провозгласил он, и они чокнулись. Звук был каким-то глухим, треснувшим.
Через неделю Константин подвозил ее на работу. У входа они поцеловались. Тепло, нежно, как всегда. Екатерина вышла из машины и, уже поднимаясь по ступенькам, обернулась. Она увидела, как к машине Кости подошел Олег, выходивший из соседнего кафе со стаканчиком кофе. Он по-дружески похлопал Константина по плечу, что-то сказал, улыбаясь. Костя кивнул ему в ответ. Тогда она не придала этому значения. Обычная сцена. Коллега здоровается с женихом коллеги. Теперь же эта картинка встала перед глазами с ужасающей ясностью. Это было начало. Он начал втираться в доверие.
***
Дождь за окном превратился в настоящий ливень. Константин все так же стоял в прихожей, в мокром пальто, сгорбившись, будто груз сказанных слов пригнул его к земле.
Екатерина медленно выдохнула. Шок прошел, уступая место холодной, звенящей ярости. Но ярость была плохим советчиком. Сейчас нужна была точность хирурга и логика юриста. Ее логика.
«Костя, иди сюда. Сними пальто», – ее голос был на удивление ровным.
Он подчинился механически, как робот. Она взяла его за руку – ладонь была ледяной – и повела на кухню. Посадила на стул. Налила в стакан воды и протянула ему.
«Пей».
Он выпил залпом.
«А теперь, – она села напротив, глядя ему прямо в глаза, – мы с тобой сделаем то, что я делаю каждый день на своей работе. Мы проанализируем факты. Факт номер один: Олег Воронцов, мой коллега, говорит тебе, что я тебе изменяю с твоим лучшим другом Сергеем. Правильно?»
Константин молча кивнул.
«Факт номер два: происходит это после того, как я выигрываю у Олега самый крупный контракт за всю историю нашей фирмы, публично продемонстрировав его полную профессиональную несостоятельность. Он унижен и жаждет мести. Это называется ‘мотив’. В любом преступлении ищут мотив, Костя».
Она говорила спокойно, почти бесстрастно, раскладывая все по полочкам.
«Факт номер три: какие доказательства предоставил тебе Олег? Фотографии? Видео? Переписка? Что-то материальное, что можно изучить, проверить на подлинность?»
Константин отвел взгляд. «Нет. Ничего. Он сказал… он сказал, что видел вас вместе. Выходящими из гостиницы на окраине города. ‘Огни Прикамья’».
Екатерина усмехнулась. Холодно, безрадостно.
«Гостиница ‘Огни Прикамья’? Серьезно? Это даже не смешно, это пошло. Костя, я была в этой гостинице один раз в жизни. Пять лет назад. На конференции по арбитражному праву. А теперь давай включим твою логику. Логику архитектора, который знает, что для любого утверждения нужен прочный фундамент. Я, успешный юрист, накануне свадьбы с любимым мужчиной, решаю завести интрижку. И для этого выбираю не какую-нибудь анонимную квартиру, не загородный отель, а самую известную в городе гостиницу для командировочных, где каждый второй – чей-то знакомый? И не просто интрижку, а с Сергеем? С человеком, которого ты знаешь тридцать лет, а я – десять? С человеком, чью жену и детей я знаю по именам? Тебе самому это не кажется сценарием для плохого сериала на канале ‘Россия-1’?»
Она видела, как в его глазах лед начинает подтаивать. Сомнение, которое он пытался задавить, прорастало сквозь боль и обиду.
«Но… зачем ему так лгать? Это же… это чудовищно».
«Именно. Это чудовищно. А чудовищные поступки совершают люди, доведенные до отчаяния. Олег не просто проиграл контракт. Он потерял лицо. Он понял, что его карьера в этой фирме закончена. Ему нужно было уничтожить меня. Не профессионально – тут он уже проиграл. А лично. Ударить по самому больному. По тебе. По нашему счастью. Он увидел, где мое самое уязвимое место. Это не моя карьера. Это ты».
Она взяла свой телефон. Ее пальцы не дрожали.
«А теперь, – сказала она, – мы проведем очную ставку. В усеченном формате».
Она нашла в контактах номер Олега и нажала на кнопку вызова, включив громкую связь. Константин смотрел на нее широко раскрытыми глазами.
Гудки. Длинные, протяжные. Екатерина уже решила, что он не ответит, но на пятом гудке в трубке раздался его сонный, слегка раздраженный голос.
«Да. Слушаю».
«Олег, доброе утро. Это Бельская», – произнесла она ледяным тоном.
В трубке повисла пауза. Потом его голос, уже более бодрый, пропитанный фальшивым дружелюбием.
«Катюша! Привет! Чем обязан такому раннему звонку в выходной?»
«Олег, у меня тут небольшое недопонимание возникло. Мой жених, Константин, сидит рядом со мной. Он говорит, что ты вчера рассказал ему обо мне что-то очень интересное. Касательно моей личной жизни. Не мог бы ты повторить? А то я, видимо, что-то упустила».
Тишина в трубке стала оглушительной. Было слышно только, как дождь барабанит по подоконнику. Екатерина видела, как побледнел Олег, даже не видя его. Она представляла его лицо, с которого сползает маска добродушия.
«Катя, я не понимаю, о чем ты… – его голос дрогнул, стал выше. – Мы вчера с Костей просто выпили по-дружески… Поговорили о жизни…»
«Олег, – прервала его Екатерина, и в ее голосе зазвенела сталь. – Перестань юлить. Ты сказал Константину, что я сплю с его лучшим другом. Да или нет?»
Еще одна пауза. Затем сдавленный, жалкий лепет.
«Кать, ну ты же понимаешь… Это мужской разговор… Я, может, не так выразился… Костя меня не так понял…»
«То есть ты отказываешься от своих слов?» – надавила она.
Константин смотрел на телефон, и на его лице отражалась вся гамма чувств: от надежды до омерзения.
«Я… я просто хотел как лучше! Я видел, как ты… ну… была с Сергеем… Вы так мило общались на дне рождения у Кости… Я подумал…»
«Ты подумал, – отчеканила Екатерина. – Ты не видел нас в гостинице ‘Огни Прикамья’? Ты не говорил Константину, что у тебя есть неопровержимые доказательства?»
В трубке раздался какой-то сдавленный звук, похожий на всхлип. Олег был раздавлен. Пойман на лжи, как мелкий воришка.
«Катя, прости… Я не знаю, что на меня нашло… Этот контракт… Я был не в себе… Прости, ради бога…»
Екатерина не ответила. Она молча нажала на кнопку отбоя и положила телефон на стол.
В кухне снова воцарилась тишина. Но это была уже другая тишина. Не напряженная и звенящая, а опустошенная, горькая. Константин поднял на нее глаза. В них стояли слезы.
«Катя… Господи… Прости меня. Прости, что я хоть на секунду…»
Она подошла и обняла его. Крепко, будто пытаясь собрать его разбитый мир воедино. Он уткнулся лицом в ее плечо, и она почувствовала, как его тело содрогается от беззвучных рыданий. Она гладила его по волосам, по мокрой от дождя куртке, которую он так и не снял, и шептала: «Тише, тише… Все хорошо. Все уже хорошо. Мы дома».
Они долго сидели так, в тишине, слушая, как за окном успокаивается дождь. Солнце, видимо, так и не решилось пробиться сквозь тучи, но серость за окном уже не казалась такой беспросветной.
Наконец, Константин отстранился. Он посмотрел на нее виновато, как нашкодивший мальчишка.
«Какой же я идиот, – прошептал он. – Он ударил, и я поплыл. Поверил в эту… грязь».
«Он ударил не в тебя. Он ударил в твой страх меня потерять, – тихо сказала Екатерина. – Это самый древний и самый сильный страх. Не вини себя. Вини его. Хотя и его винить… что с него взять? Он просто слабый и несчастный человек».
Она встала, подошла к столу и взяла в руки старый атлас мира. Раскрыла его на заветном развороте.
«Так что? – она посмотрела на Константина, и в ее глазах впервые за это утро блеснули знакомые смешливые искорки. – Ледники или фьорды? Мне кажется, после такого утра нам нужен не просто отпуск, а полноценное бегство на край света».
Константин смотрел на ее лицо, на копну ее непослушных волос, на морщинки в уголках глаз, которые сейчас казались ему самыми дорогими на свете. Он медленно подошел, взял ее руку, в которой был зажат уголок карты, и поднес к губам.
«Ледники, – твердо сказал он. – Нам нужна холодная, чистая, сокрушительная мощь. Чтобы смыть всю эту грязь. И абсолютная тишина».
Он обнял ее, и она почувствовала, как ушло напряжение из его тела. Он снова стал ее Костей. Ее прочным, надежным, ее домом.
Дождь за окном почти прекратился, оставив на стекле лишь причудливые узоры капель, похожие на карту неведомой страны. Где-то внизу, на набережной Камы, засигналила машина. Жизнь продолжалась. Их жизнь. Немного поцарапанная, немного помятая этим уродливым утром, но не сломленная. Возможно, даже ставшая прочнее. Как металл, прошедший закалку. Настоящий, пермский, суровый металл.