Туман лежал на Новосибирске плотным, влажным одеялом, съедая контуры многоэтажек на том берегу Оби и превращая утренний свет в мутную, жемчужную взвесь. Лидия Петровна стояла у окна, застыв с чашкой остывающего цикория в руке. Звонок застал ее в тот самый момент, когда она, уже в велосипедных шортах и специальной футболке, проверяла давление в шинах своего карбонового шоссейника. Планировалась длинная поездка вдоль набережной, пока город еще не проснулся окончательно и не задохнулся в пробках.
Телефонный звонок, словно камень, брошенный в гладкую поверхность ее meticulously спланированного утра, оставил расходящиеся круги тревоги.
– Лидочка, привет! Не разбудила? – голос Нины, бывшей коллеги по плановому отделу, сочился фальшивой бодростью. Они не работали вместе уже лет десять, но Нина исправно звонила раз в пару месяцев, чтобы вывалить порцию новостей, девяносто процентов которых состояли из пересказа чужих несчастий.
– Здравствуй, Нина. Нет, я уже давно на ногах, – ровно ответила Лидия, чувствуя, как напрягаются мышцы шеи.
– Ой, ну ты у нас жаворонок, спортсменка! Все на своем велосипеде гоняешь? Молодец, молодец… Слушай, я чего звоню-то… Неудобно, конечно, но я ж как лучше хочу. Я вчера Игоря твоего видела.
Лидия молчала. «Твоего». Десять лет прошло с развода, десять лет она выстраивала свою жизнь заново, кирпичик за кирпичиком, а для Нины он все еще был «ее». Словно несмываемое клеймо, вроде прописки в старом паспорте.
– В «Фениморе Купере», представляешь? – не дождавшись ответа, затараторила Нина. – Мы с Володей зашли посидеть, юбилей свадьбы у нас, тридцать восемь лет, подумать только… А он там. С девицей. Лидочка, ну такая молоденькая, ну просто дочка ему, если не внучка. Вся из себя, знаешь, волосы белые, длинные, ногти вот такусенькие, – Нина, видимо, показывала длину воображаемых ногтей в пустоту своей кухни. – Он ей что-то на ухо шепчет, смеется, шампанское ей подливает… Я так и обомлела. Думаю, вот же кобель седой, прости господи. Совсем совесть потерял. Я ж для тебя переживаю, Лид. Ты-то одна, как перст, а он…
Лидия медленно поставила чашку на подоконник. Холодный фарфор коснулся кожи, но она не почувствовала. В ушах стоял гул. Не от Нининых слов, нет. К похождениям Игоря она давно выработала иммунитет, как к сезонной простуде. Гул был от несправедливости самого факта этого звонка. От того, что кто-то считал себя вправе вторгаться в ее выстроенный мир и швырять в него осколки прошлого.
– Нина, мы разведены. Это его жизнь, – сказала она так спокойно, как только могла. Голос прозвучал чужим, металлическим.
– Да я понимаю, Лидочка, понимаю! – закивала в трубке Нина. – Но по-человечески же обидно! Ты на него лучшие годы… Всю жизнь экономила, каждую копейку считала, а он теперь по ресторанам с профурсетками шастает! Небось, на те деньги, что от продажи вашей общей квартиры отхватил!
Вот оно. Финальный аккорд. Зависть, приправленная якобы сочувствием. Нина с ее Володей так и жили в своей двушке-хрущевке, и мысль о том, что Игорь после размена их с Лидией просторной «сталинки» в Тихом центре получил круглую сумму, не давала ей покоя.
– Спасибо за заботу, Нина. Мне нужно идти. Дела, – отрезала Лидия.
– Ой, ну конечно, конечно, беги, труженица наша! Ты только не расстраивайся там, ладно? Позвони, если что…
Лидия нажала отбой, не дослушав. Она стояла и смотрела в туман. Велопрогулка была безнадежно испорчена. Желание крутить педали, чувствовать ветер и скорость испарилось, оставив после себя липкий, неприятный осадок. Она медленно сняла велосипедную футболку и шорты, переоделась в домашний халат. Тревога, которую она так старательно вытесняла из своей жизни с помощью четкого графика, работы и физических нагрузок, вернулась и теперь сидела где-то в солнечном сплетении холодным комком.
Она прошла на кухню, сварила себе настоящий, крепкий кофе. Цикорий был для здоровья, для правильного баланса. Сейчас ей нужен был допинг. Она была экономистом до мозга костей. Всю жизнь она сводила дебет с кредитом, составляла балансы, анализировала активы и пассивы. После развода она применила свои профессиональные навыки к собственной жизни. Игорь с его изменами, враньем и эмоциональной глухотой был списан как безнадежный неликвидный актив. Она провела полную инвентаризацию: осталась однокомнатная квартира на окраине, но своя. Сын Владимир, взрослый и самостоятельный. Работа – она ушла из пыльного государственного НИИ и стала востребованным частным консультантом, помогая небольшим фирмам разбираться с их финансовой отчетностью. И велосипед. Дорогой, легкий, быстрый – ее личный символ свободы и независимости, купленный на первый крупный гонорар.
Ее жизненный баланс сходился. В пассиве – одиночество, возраст, воспоминания. В активе – свобода, финансовая независимость, самоуважение. И актив уверенно перевешивал. До сегодняшнего утра.
Нинин звонок будто произвел несанкционированную переоценку, обесценив ее главный актив – душевное спокойствие. Почему ее это так задело? Не сам факт новой пассии Игоря. Она знала, что он не изменится. Его всегда тянуло к молодым и блестящим, как сороку. Ее задело то, что Нина, да и многие другие, продолжали видеть в ней «бывшую жену Игоря», а не Лидию Петровну, первоклассного специалиста и самодостаточную женщину. Словно ее собственная стоимость определялась только через призму ее отношений с этим мужчиной.
Она села за ноутбук. Нужно было работать. Работа всегда спасала. На экране открылась таблица Excel – баланс небольшой строительной компании из Бердска, которая отчаянно пыталась не уйти в штопор банкротства. Цифры, столбцы, формулы. Понятный, логичный мир, где все подчинялось правилам. Она погрузилась в анализ амортизационных отчислений, пытаясь найти скрытые резервы. Но строки плыли перед глазами. Вместо цифр она видела лицо Игоря – немолодое, обрюзгшее, но все еще с той самодовольной ухмылкой, которая когда-то казалась ей обаятельной. И рядом – размытое пятно «белых волос» и «такусеньких ногтей».
«Он ей что-то на ухо шепчет…»
А ей он что шептал в последние годы их брака? «Опять котлеты?», «Чего ты так вырядилась, не девочка уже», «Дай денег до получки». Их диалоги превратились в скудный набор бытовых претензий и финансовых просьб. Дебет его потребностей никогда не сходился с кредитом ее возможностей. А эмоциональный счет был давно обнулен и закрыт за неимением операций.
Она тряхнула головой, отгоняя наваждение. Так. Стоп. Это непродуктивно. Это регрессивный анализ, ведущий к убыткам. Нужно переключиться.
Лидия встала и подошла к велосипеду, стоявшему в коридоре на специальной подставке, как произведение искусства. Она провела рукой по холодной раме. Он был ее другом, ее психотерапевтом, ее крыльями. Сколько километров они проехали вместе! По утреннему Красному проспекту, по дамбе ГЭС, по лесным тропинкам Академгородка. Каждое нажатие на педаль было шагом прочь от прошлого. Каждое ускорение – вдохом свободы. Сегодня этот механизм дал сбой.
Она снова села за стол и открыла папку с документами. Накладные, счета-фактуры, акты выполненных работ. Бумажный хаос, в котором ей предстояло навести порядок. Она заставила себя сосредоточиться. Так, основной долг перед поставщиками… дебиторская задолженность… А что это за странный платеж на консалтинговые услуги какой-то московской фирме-однодневке? Сумма была приличной. Очень похоже на вывод средств. Лидия почувствовала знакомый азарт охотника, напавшего на след. Она начала копать глубже, сопоставляя даты, суммы, названия.
Прошло два часа. Кофе давно остыл, туман за окном начал редеть, пропуская робкие солнечные лучи. Комната наполнилась мягким светом. Лидия откинулась на спинку стула. Картина прояснялась. Директор строительной фирмы, молодой и амбициозный парень, похоже, выводил деньги из собственного бизнеса, готовя его к контролируемому банкротству, чтобы потом открыть новую, «чистую» компанию. Классическая схема. Печально, но с точки зрения ее работы – интересно. Она нашла уязвимость. Теперь нужно было составить отчет и предложить варианты решения для собственников, которые ее и наняли.
Она почувствовала удовлетворение. Вот он, ее мир. Мир логики, фактов и цифр. Здесь не было места для Нининых сплетен и призраков прошлого.
Телефон снова зазвонил. На экране высветилось «Володя». Сын.
– Мам, привет. Ты как? – его голос, всегда спокойный и уверенный, подействовал успокаивающе.
– Привет, Вов. В порядке. Работаю, – ответила она, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало напряжение.
– Ясно. А я чего звоню… Мне тут тетя Нина наяривала. Полчаса рассказывала, как они с дядей Володей годовщину отмечали и как отца в ресторане видели.
Лидия закрыла глаза. Ну конечно. Нина не была бы Ниной, если бы не обзвонила всю родню.
– Понятно, – коротко сказала она.
– Мам, ты только не слушай ее, – мягко сказал Владимир. – Ты же знаешь ее. Ей лишь бы языком почесать. И вообще, какая тебе разница, что там отец делает? Это его жизнь. У тебя своя. Классная, между прочим.
– Я знаю, Вов. Просто… неприятно.
– Неприятно, что она лезет не в свое дело? Так скажи ей об этом. Прямо. Ты умеешь быть жесткой, когда надо. Вспомни, как ты того подрядчика на место поставила, когда он тебе смету левую подсунул на ремонт.
Лидия усмехнулась. Она помнила. Она тогда разнесла его смету в пух и прах, по пунктам, с цифрами и ссылками на рыночные цены. Подрядчик сбежал, бормоча извинения.
– Это другое. Это работа.
– А твоя жизнь – не работа? Ты ее выстраивала по кирпичику, как самый сложный проект. И сейчас позволяешь какому-то пустому звонку обесценить все твои усилия? Мам, это плохой менеджмент, – с легкой иронией закончил он, используя ее же терминологию.
Она молчала, обдумывая его слова. Он был прав. Абсолютно прав. Она, Лидия Петровна, опытный экономист, допустила эмоциональный дефолт из-за внешнего, незначительного фактора. Позволила чужой зависти повлиять на котировки собственной самооценки.
– Ты на велосипеде сегодня ездила? – спросил Владимир, меняя тему.
– Нет. Собиралась, но… не поехала.
– А зря. Погода, говорят, разгуливается. Давай так: ты сейчас заканчиваешь свои дела, а вечером едем вместе? В Заельцовский парк? Я заеду за тобой.
– Вов, у тебя же свои дела, семья…
– Ничего страшного. Катя только за будет, если я тебя вытащу проветриться. Она тоже говорит, что тетя Нина – токсичный актив, который надо списать с баланса.
Лидия рассмеялась. Впервые за это утро. Настоящим, легким смехом. Ее сын и невестка, оба айтишники, прекрасно усвоили ее профессиональный сленг.
– Хорошо. Договорились. Спасибо, сынок.
– Да не за что, мам. Давай, до вечера.
Положив трубку, Лидия почувствовала, как холодный комок в груди начал таять. Сын не просто поддержал ее. Он дал ей единственно верный совет: применить свои же правила к своей же жизни. Жестко и без сантиментов.
Она снова посмотрела на велосипед. А почему, собственно, вечером? Почему не сейчас? Работа над отчетом может подождать час-другой. Туман почти рассеялся, и солнце заливало комнату. Утро еще не закончилось. Ее утро.
Решение пришло мгновенно. Она быстро переоделась, сунула в карман телефон и ключи, подхватила легкий шлем. Выкатывая велосипед на лестничную площадку, она почувствовала прилив энергии. Тревога ушла, сменившись предвкушением.
Первые метры по двору, выезд на улицу. Воздух был свежим и влажным после тумана, пахло мокрым асфальтом и листвой. Она набрала скорость. Мимо проносились дома, сонные прохожие, машины. Ветер свистел в ушах, заглушая все посторонние мысли. Тело работало как отлаженный механизм: ноги ритмично крутили педали, руки уверенно держали руль, дыхание выровнялось.
Она не поехала на набережную, как планировала. Вместо этого она свернула в сторону частного сектора, а оттуда – к Бугринскому мосту. Его огромная красная арка, еще недавно скрытая в тумане, теперь сияла на солнце, как триумфальные врата. Она решила проехать по нему на другой берег.
Подъем на мост был тяжелым, но она упрямо крутила педали, чувствуя, как работают мышцы. Каждый оборот педалей был утверждением: «Я могу. Я справлюсь». На вершине моста она остановилась. Дух захватывало от открывшегося вида. Внизу, под ней, несла свои воды могучая Обь. Новосибирск расстилался во все стороны – огромный, живой, дышащий. И она была не песчинкой в этом городе, а его частью. Частью, у которой есть своя траектория, своя скорость, свой путь.
В кармане завибрировал телефон. Сообщение от Нины: «Лидочка, ну ты как? Я так за тебя волнуюсь! Может, встретимся, кофейку попьем, поболтаем?».
Лидия достала телефон. Она посмотрела на сообщение, потом на раскинувшийся перед ней город, на сверкающую реку. Она представила себе эту встречу: душное кафе, Нинино лицо с выражением скорбного сочувствия, ее вкрадчивый голос, снова и снова перемалывающий подробности ужина в «Фениморе Купере». Бесконечный разбор полетов чужой жизни.
И она поняла, что скажет Нине. Не сейчас. Позже, когда вернется. Спокойно и твердо.
«Нина, спасибо за беспокойство. Но давай договоримся: тема Игоря для нас закрыта. Навсегда. У него своя жизнь, у меня – своя. И я бы хотела обсуждать с тобой именно ее. Мою жизнь. Например, хочешь, я расскажу тебе, как нашла способ оптимизировать налоговую нагрузку для одной строительной фирмы? Или как я проехала сегодня шестьдесят километров на велосипеде? Если тебе это неинтересно, боюсь, нам больше не о чем говорить».
Это будет честно. Это будет правильно. Это будет похоже на закрытие убыточного проекта. Жестко, но необходимо для оздоровления общего баланса.
Она убрала телефон обратно в карман, не ответив. Надела шлем. Впереди был длинный спуск с моста, скорость, ветер и целый новый день. Ее день. Она улыбнулась, крепче сжала руль и, легко оттолкнувшись, покатила вниз, навстречу солнцу. Ее личный баланс снова сходился, и в графе «активы» жирным шрифтом было вписано одно простое слово: свобода.