– Твои родители умерли, – сказал Андрей, не отрывая взгляда от экрана смартфона, где мелькали какие-то графики. – Звонили из больницы.
Марина замерла с чашкой в руке. Утренний туман за окном кухни казался плотным, как вата, он съедал контуры соседних домов, звуки, саму жизнь. И вот теперь он, кажется, просочился внутрь, заполнив легкие ледяной пустотой. Мама. Папа. В один день. Она знала, что к этому шло, ковид не щадил стариков, но знание не готовило к удару. Чашка в ее руке дрогнула, чай выплеснулся на старый линолеум.
– Вот же… – Андрей наконец поднял голову. В его глазах не было сочувствия, только деловитое раздражение. – Марина, ну аккуратнее. Теперь оттирать. Царствие им небесное, конечно. Слушай, а квартира-то их в центре… Она ж теперь наша, получается?
Марина молча смотрела на него. Пятьдесят восемь лет. Двадцать из них они прожили вместе, в ее скромной двушке на окраине Рязани. Он называл это гражданским браком, она – привычкой. Он пришел к ней после своего развода, с одним чемоданом и большими планами, которые так и остались планами. Работал где-то на себя, что-то «мутил», как он говорил, но в основном лежал на диване, уткнувшись в смартфон, и рассуждал, как легко другие делают деньги. А она… она стригла. Всю жизнь. С утра до вечера, в маленькой парикмахерской «Шарм» на первом этаже хрущевки.
– Какая «наша», Андрей? – тихо спросила она. Голос был чужим, скрипучим.
– Ну а чья? Ты единственная дочь. Значит, наследница. А мы семья. Логично? Надо Дениске позвонить, брату моему. Он в недвижимости шарит, оценит, что к чему. Там же золотое дно, центр города!
Он уже снова тыкал пальцем в экран, набирая номер. Марина медленно опустилась на табуретку. Туман за окном сгустился до такой степени, что мир исчез совсем. Осталась только эта кухня, равнодушный голос мужа, делящего шкуру еще не остывших ее родителей, и липкое, холодное пятно чая на полу.
***
Через неделю, после похорон, которые прошли как в тумане, позвонил нотариус. Марина сидела в своей коморке в «Шарме», пила остывший кофе. В кресле дремала ее постоянная клиентка, баба Валя, под сушуаром. В воздухе пахло лаком и немного горелым – старый фен барахлил.
– Марина Викторовна? Беспокоит нотариус Свиридов. Вам необходимо подойти для вступления в права наследства. Ваши родители, царствие им небесное, оставили завещание.
– Завещание? – удивилась Марина. Она думала, все будет по закону.
– Да. Составлено пять лет назад. Все имущество, включая квартиру по адресу улица Полонского, дом семь, и банковские вклады, они завещают вам, и только вам. Это было особо оговорено.
Марина положила трубку. «И только вам». Эта фраза эхом отозвалась в голове. Зачем им понадобилось это уточнение? Неужели они видели, чувствовали то, чего она сама себе признаться боялась?
Вечером Андрей и его брат Денис уже развернули в родительской квартире штаб. Денис, полный, шумный, с повадками хозяина жизни, ходил из комнаты в комнату, цокая языком.
– Да, место козырное. Первый этаж. Окна на улицу. Ремонта, конечно, вагон. Но это все вложения. Андрей, ты был прав. Это джекпот.
– Я ж говорил! – Андрей сиял. Он уже видел себя успешным бизнесменом. – Марин, ключи у тебя? Надо обмеры сделать.
Марина стояла посреди большой комнаты, вдыхая знакомый с детства запах – чуть пыльный, с нотками маминых духов и отцовского табака. На широком подоконнике еще стояли горшки с засохшими фиалками. Она всегда мечтала о таких подоконниках, чтобы разводить цветы, сидеть с книгой…
– Мне бы хотелось… – начала она робко, – тут бывать иногда. Просто так.
– Чего? – Денис обернулся, его лицо выражало искреннее недоумение. – Зачем? Тут работать надо, а не сопли жевать. Слушай, идея! Мы тут не просто продадим. Мы тут бизнес откроем!
– Какой бизнес? – насторожился Андрей.
– Барбершоп! – глаза Дениса загорелись азартом. – Сейчас самая тема. Мужики за хорошую стрижку бороды готовы платить. Назовем как-нибудь модно… «The Ryazan Barber» или «Kremlin Cut». Наймем молодых пацанов, хипстеров. Интерьер в стиле лофт: кирпич, металл, лампы Эдисона. А?
Андрей смотрел на брата с восхищением.
– Гениально! Денис, ты голова! Марина-то у нас парикмахер, она может поначалу помочь, персонал подучить.
Марина смотрела на них, как на инопланетян. Барбершоп. Хипстеры. В квартире, где папа читал газеты, а мама пекла свои знаменитые пироги с капустой.
– Я… я женский мастер, – пролепетала она.
– Да какая разница! – отмахнулся Андрей. – Стричь умеешь, и ладно. На первых порах сгодишься. А потом наймем кого надо. Ты, главное, не мешай. И давай документы на квартиру, Денис займется переоформлением в нежилой фонд.
Она молчала. В груди ворочался тяжелый, холодный ком. Это был уже не туман. Это был лед.
***
Утро начиналось с бассейна. Это был ее ритуал, ее спасение. В шесть утра, пока город еще спал, окутанный весенней дымкой, она уже была на дорожке. Прохладная вода принимала ее, смывала усталость, чужие слова, липкий страх. Здесь не было ни Андрея, ни Дениса, ни их «барбершопа». Только размеренные гребки, ритмичное дыхание, синяя линия на дне бассейна – прямая и ясная, как единственно верный путь.
В воде она думала. Мысли становились четкими, неторопливыми. Она вспоминала слова нотариуса: «И только вам». Она видела перед собой лицо Андрея, когда он говорил: «На первых порах сгодишься». Сгодишься. Как старый фен, который пора выбросить, но пока работает.
После бассейна мир казался другим. Туман над Рязанью понемногу рассеивался, проглядывало бледное солнце, золотя купола Кремля вдали. Марина чувствовала себя обновленной, сильной. Этой силы хватало ровно до порога дома, где ее уже ждал Андрей с новой порцией планов.
– Денис нашел дизайнера. Завтра приедет. И еще, он говорит, надо брать кредит на ремонт. Под залог квартиры, естественно. От тебя потребуется нотариальное согласие.
Он говорил это между делом, намазывая масло на хлеб. Будто речь шла о покупке нового чайника.
– Согласие? – переспросила Марина.
– Ну да. Ты же собственник по бумагам. Формальность. Мы все посчитали, отобьем за год-полтора. Потом будешь на Канарах отдыхать, свои фиалки нюхать.
Он подмигнул ей, уверенный в ее покладистости. Двадцать лет она молчала, соглашалась, уступала. Почему сейчас должно быть иначе?
В тот день в «Шарм» пришла Наталья, молодая парикмахерша, которую Марина когда-то учила азам. Наталья теперь работала в модном салоне, следила за трендами, но всегда забегала к Марине Викторовне «за советом и на чай».
– Марина Викторовна, вы какая-то сама не своя, – заметила она, пока Марина механически подравнивала ей кончики. – Что-то случилось?
И Марина, сама от себя не ожидая, рассказала. Про наследство, про квартиру, про барбершоп, про кредит.
Наталья слушала, и ее ярко накрашенные глаза становились все круглее.
– Погодите, – сказала она, когда Марина закончила. – То есть, это ВАША квартира, наследство от ВАШИХ родителей. А они, даже не спросив вас, решили открыть там СВОЙ бизнес, на который вы еще и кредит должны взять?
– Ну… они говорят, это для нашего общего блага, – неуверенно произнесла Марина.
– Какого общего блага? – всплеснула руками Наталья. – Они вас вообще спросили, чего вы хотите? Марина Викторовна, вы же лучший колорист в городе! У вас руки золотые! Вы всю жизнь мечтали о своем маленьком, уютном салоне. Где будет светло, где будут ваши цветы. Где вы будете хозяйкой. Это же он, этот шанс! Ваша квартира, ваши правила! А вы? Вам что нужно? Или вы не в счет?
«Или вы не в счет?» Эта фраза, как удар гонга, прозвучала в тишине парикмахерской. Баба Валя под сушуаром даже перестала дремать. Марина смотрела на свое отражение в зеркале. На нее смотрела уставшая женщина с потухшими глазами. Женщина, которая «не в счет».
Вечером Андрей был в приподнятом настроении.
– Все, Марин, я договорился в банке. Завтра идем к нотариусу, подпишешь согласие на залог, и дело в шляпе! Денис уже поставщиков нашел для оборудования. Кресла – огонь! Настоящая кожа!
Он протянул ей какие-то бумаги. Бизнес-план. На первой странице красовался логотип: брутальный мужик с топором и надпись «Kremlin Cut».
Марина смотрела на этот логотип, и в ней что-то щелкнуло. Словно лопнула туго натянутая струна, державшая ее в состоянии покорности все эти годы. Она вспомнила свои утренние заплывы. Эту чистоту и силу воды. Эту ясную синюю линию на дне.
– Нет, Андрей.
Он не сразу понял.
– Что «нет»? Чай будешь? Я голодный как волк.
– Я сказала: нет, – повторила Марина, и голос ее прозвучал на удивление твердо. – Согласие я не дам.
Андрей замер с куском колбасы в руке. Он медленно повернулся к ней.
– Ты в своем уме ли, Людка… ой, Марина? Ты чего удумала?
– Я не буду давать согласие на залог квартиры моих родителей. И никакого барбершопа там не будет.
На лице Андрея отразилось сначала недоумение, потом злость.
– Ах ты… Ты что, решила все себе захапать? Двадцать лет я на тебя потратил! Думала, мы семья!
– Семья, Андрей, это когда спрашивают: «А чего хочешь ты?». А не когда говорят: «На первых порах сгодишься».
– Да что ты вообще можешь хотеть?! – он начал заводиться, его лицо побагровело. – Всю жизнь у кресла простояла с ножницами! Что ты понимаешь в бизнесе, в деньгах? Парикмахерша! Тебе выпал шанс из грязи в князи выбиться, а ты нос воротишь! Да без меня и Дениса ты эту квартиру так и превратишь в склад для своих дохлых фиалок!
Он кричал, размахивал руками, а Марина смотрела на него спокойно, почти с любопытством. Словно видела впервые. И не было ни страха, ни желания спорить. Была только холодная, кристальная ясность. Такая же, как в воде бассейна.
– Это квартира моих родителей, Андрей, – сказала она тихо, но так, что он замолчал. – И они оставили завещание. Только на мое имя. Тебя и твоих планов в этом завещании нет.
Он уставился на нее, открыв рот.
– Какое… какое еще завещание?
– Обычное, – пожала плечами Марина. – Составленное у нотариуса. Так что юридически ты к этой квартире не имеешь никакого отношения. И к деньгам на счетах тоже.
Несколько секунд в кухне стояла звенящая тишина. Было слышно, как капает вода из крана. Андрей медленно опустился на табуретку. Его лицо из гневного стало растерянным, потом жалким.
– И что… что теперь? – прошептал он.
– А теперь, Андрей, я хочу побыть одна, – сказала Марина. – В своей квартире.
***
На следующий день, пропустив утренний бассейн, она поехала на улицу Полонского. Весеннее солнце, уже набравшее силу, заливало комнаты светом. Пылинки танцевали в золотых лучах. Марина распахнула окна. В квартиру ворвался свежий воздух, шум города, запах распускающихся почек.
Она не стала ничего выбрасывать. Просто взяла тряпку и начала убирать. Стерла пыль с подоконника, где стояли фиалки. Помыла полы. Отчистила старую раковину на кухне. Это была не работа, это был ритуал возвращения дома себе. Каждое движение было осмысленным, спокойным.
К вечеру квартира сияла. Марина сидела на широком подоконнике, том самом, о котором мечтала, и смотрела на улицу. Мимо шли люди, ехали машины. Жизнь продолжалась. И ее жизнь тоже. Но теперь она пойдет по другому руслу.
Вернувшись в свою двушку на окраине, она увидела Андрея. Он сидел на диване, все в той же позе, что и всегда, и смотрел телевизор. Он сделал вид, что ничего не произошло.
– Ужин скоро? – бросил он через плечо.
Марина молча прошла в комнату и достала с антресолей два больших чемодана. Те самые, с которыми он когда-то пришел. Она открыла шкаф и начала методично складывать в них его вещи: рубашки, свитера, спортивные костюмы.
– Ты… ты что делаешь? – Андрей вскочил, не веря своим глазам.
– Собираю твои вещи.
– Куда?! Зачем?! Марина, прекрати истерику! Ну, погорячился я вчера, с кем не бывает! Давай поговорим!
– Мы уже поговорили, Андрей. Все эти двадцать лет говорили. Вернее, говорил ты. А я молчала. Хватит.
Она действовала без суеты, без злости. Просто выполняла необходимую работу. Словно делала сложную стрижку, где важен каждый срез. Вот его бритвенные принадлежности. Вот его любимая кружка. Вот пульт от телевизора, который он почти никогда не выпускал из рук.
Когда все было собрано, она выставила чемоданы в коридор.
– И куда я пойду? – в его голосе звучала уже не злость, а паника.
– К Денису. У него большая квартира. Или еще куда-нибудь. Ты же у нас человек деловой, предприимчивый. С этим ты сам как-нибудь разбирайся.
Она открыла входную дверь. Он смотрел на нее, на чемоданы, и в его глазах было что-то похожее на отчаяние. Но жалости Марина не чувствовала. Только облегчение. Легкость, как после долгого заплыва.
Он ушел, хлопнув дверью.
Марина закрыла за ним замок, прислонилась спиной к двери и глубоко вздохнула. Тишина. Благословенная, оглушительная тишина. Впервые за двадцать лет в ее квартире было по-настоящему тихо.
***
Прошло полгода. Рязань накрыла золотая осень. На улице Полонского, дом семь, теперь висела скромная, но стильная вывеска: «Студия красоты Марины Беловой». Внутри было светло и просторно. Белые стены, много света, живые цветы на широких подоконниках. В одном кресле работала сама Марина, в другом – смеющаяся Наталья, которую она переманила к себе.
Она не стала делать дорогой ремонт. Просто привела все в порядок, создала атмосферу уюта и спокойствия. Ее старые клиентки перешли к ней, привели подруг и дочерей. Оказалось, что людям нужен не брутальный лофт и хипстеры с топорами, а умелые руки, добрая улыбка и чашка хорошего чая, пока краска берется.
Андрей пытался судиться. Он требовал половину их общей двушки, в которой они прожили двадцать лет. Суд, учтя все обстоятельства, присудил ему четверть стоимости квартиры. Марина безропотно взяла кредит – уже для себя – и выплатила ему его долю. Она была готова заплатить эту цену. Цена свободы всегда высока, но она того стоила.
Иногда, ранним утром, по пути в бассейн, она видела Дениса. Он открыл-таки свой барбершоп, но в другом месте, в новостройке. Говорили, дела шли не очень. Он проходил мимо, делая вид, что не замечает ее. Марина и не смотрела в его сторону.
Сегодня утром, после своего обязательного километра в прохладной воде, она стояла у окна своей студии с чашкой кофе. Тумана не было. Город лежал перед ней, ясный, четкий, в лучах осеннего солнца. На подоконнике пышно цвели фиалки. Клиентка в кресле что-то весело рассказывала Наталье. В воздухе пахло кофе, хорошим лаком и счастьем. Спокойным, выстраданным, настоящим. Ее собственным счастьем. И Марина впервые за много лет улыбнулась своему отражению в чистом, сияющем стекле. Женщина, которая смотрела на нее, была ей незнакома. И она ей очень нравилась.